Но в глубине души я понимала, что это не Элспет.

Я медленно потянулась к доске, чтобы перевернуть ее, разорвать эту связь, не дать ему больше ничего сказать.

Но пока мои руки приближались, планшетка не двигалась с места.

Неужели он исчез?

Я очень мееееедленно потянулась пальцами к планшетке.

Но за мгновение до того, как я дотронулась до нее, она покрылась черной, пузырящейся жижей.

Я попыталась убрать руку, но было слишком поздно.

За долю секунды жижа взорвалась и превратилась в паутину черноты, которая окутала все мое тело, словно кокон. Я открыла рот, чтобы закричать, и она полилась между моими губами, заставив меня замолчать. Она была липкой и непроницаемой. Я упала на колени и попыталась забить по полу кулаками, но с каждым новым движением она сжималась и стягивала меня все сильнее. Когда жижа полилась мне в глаза и уши, я потеряла равновесие и упала на ковер.

За минуту моим миром стала черная утроба скукоживающейся темноты. Я могла дышать, но не слышала собственного дыхания. Я ничего не видела и не могла двигаться.

Я не знаю, сколько времени я пролежала там. Меня трясло от страха, но мое тело оставалось неподвижным, как будто на меня надели смирительную рубашку. Я знала, что плачу, и чувствовала, как в горле вибрирует стон, но все звуки заглушала непроницаемая паутина.

Время, свет, движения — все это перестало существовать.

Осталась только темнота, бесконечная, словно смерть.

А потом мой мозг сжалился надо мной, и я потеряла сознание.

Придя в себя — сколько минут спустя? — я поняла, что все еще лежу на полу. Потом на меня нахлынули воспоминания, и все мое тело затрясло. Неужели мне это приснилось? Спиритическая доска лежала у окна. На ладонях виднелись красные следы-полумесяцы от моих же ногтей. Они обжигали и болели.

И я очень хотела пить. Боже мой, за всю свою жизнь я никогда так сильно не хотела пить!

На ночном столике стояла чашка воды. Я выпила ее одним глотком. Горло продолжало саднеть, поэтому я пошла на кухню и там наполнила чашку еще раз и еще раз.

Я нетвердо стояла на ногах, как будто переборщила с противопростудным лекарством. Мне пришлось опереться на столик, чтобы не упасть.

Потом я пошла в ванную и вымыла руки. Заметив, какие у меня грязные ногти, я нащупала под раковиной щетку и стала скрести ею по кончикам пальцев, чуть ли не стирая кожу до мяса, пока они не стали розовыми. Сначала с них текла темно-красная жидкость — кровь из порезов на ладонях, — но потом вода стала чище. Остались только темные полумесяцы грязи под ногтями. Их вычистить не получалось.

Я включила свет и посмотрела на себя. Если не считать ладоней и ногтей, никаких следов нападения видно не было.

Я наклонилась к зеркалу и открыла рот.

То, что я там увидела, заставило меня, пошатываясь, отпрянуть к дальней стене.

Весь мой рот был угольно-черным изнутри. Таким же черным, как темнота внутри кокона. Зубы, язык, десны, та часть горла, которую я могла рассмотреть, — все было покрыто чернотой.

Взяв себя в руки, я наклонилась поближе к зеркалу и увидела, что белки и радужка моих глаз покрыты серой пленкой, тонкой, как черный капрон. Я несколько раз моргнула. К счастью, никаких неприятных ощущений не было.

На самом деле, если учесть, что я только что пережила, я чувствовала себя неплохо.

Я выключила свет в ванной и двинулась на кухню, чтобы налить себе еще одну чашку воды. Я оставила ее на столике, чтобы потом вернуться и выпить ее. Казалось, что энергия стремительно вытекает из меня. При мысли о том, что можно будет залезть в кровать, меня охватило такое счастливое предвкушение, что едва не закружилась голова.

Как же мне хотелось потянуться, руками ощутить мягкость простыней, лицом почувствовать прохладу наволочки и провалиться в сладкий, великолепный сон…

Но время для этого еще не пришло. Все это потом.

Сначала мне нужно было убить своих спящих родителей и сестру.

29

Я ДОСТАЛА из ящичка разделочный нож, а с ручки холодильника сняла полотенце. С сожалением подумала, что от пятен крови белое полотенчико будет не отмыть.

«Ничего, новое куплю, — подумала я. — На свои собственные деньги».

Одобрение Аральта волной пронеслось сквозь меня, словно прохладный ветерок.

Сначала родители. Я шла по коридору и чувствовала, что голова кружится все сильнее. Я ударилась о стену, а потом не рассчитала движение и врезалась во вторую.

Но я все-таки дошла. Сжав пальцами ручку родительской двери, я повернула ее очень медленно, очень тихо.

Точно так же Кейси пыталась убить маму в прошлом году, но дальше коридора ей забраться не удалось.

Дилетантка.

Мои родители лежали посередине кровати, прижавшись друг к другу. Из окна на них падал треугольник голубоватого света. Они казались такими умиротворенными, такими счастливыми. Здорово, что у них получилось стать командой, когда наша семья больше всего в этом нуждалась. В такой ситуации некоторые пары распались бы, но мама с папой стали только сильнее. Это очень помогло нам с Кейси.

Папа спал ближе к двери. Лучше начать с него. Тогда мама окажется в ловушке.

Кейси я собиралась оставить на потом, потому что — если честно — я не сомневалась, что с ней проблем не будет.

Пока я разглядывала папино горло и выбирала, под каким углом мне вонзить нож, чтобы удар получился быстрым и смертельным, мне в голову пришла мысль: «Надеюсь, Кейси ценит все, что они для нас сделали».

Я подняла нож и застыла.

Куда делось полотенце? Наверное, выронила его в коридоре.

Чем мне тогда протирать нож от крови, когда я со всем закончу? Придется идти с ним в комнату Кейси, а потом аж до самой кухни. Так я заляпаю кровью ковер в спальне и еще, чего доброго, швы между плитками в коридоре.

Я нашла полотенце на полу ровно под нашей семейной фотографией.

Я наклонилась за ним и уже начала разгибать спину, когда почувствовала, что к моей спине что-то слегка прижалось.

— Не шевелись, — прошептала Кейси.

Я замерла.

— Брось нож, — приказала Кейси.

— Еще чего! Он мне нужен, — фыркнула я.

Она тяжело сглотнула.

— Зачем?

— Чтобы убить маму и папу. А потом тебя. Кейси сильнее надавила чем-то в мою спину.

— Брось сейчас же, Алексис.

Бросить сейчас же? Она говорила со мной, как с непослушной собакой, которая носилась по комнате с носком во рту.

— И долго мы будем так стоять? — спросила я и положила нож на пол. — Я вообще-то занята.

— Иди в ванную.

Я решила, что чем быстрее я буду делать все, о чем она просит, тем быстрее мы с этим покончим. Поэтому я направилась в ванную. Она последовала за мной, пнув ногой по ножу так, что он отлетел в другой конец коридора. Потом включила свет.

— Чего ты хочешь, Кейси? — спросила я, поворачиваясь к ней. Увидев мое лицо, она охнула и кончик кочерги, которую она держала в руках, закачался туда-сюда. Тут я осознала, что упустила шанс выхватить кочергу из рук сестры и пробить ей висок.

— Что с тобой происходит? — прошептала она.

Я взглянула в зеркало. Темная жижа начала вытекать у меня из глаз и рта. Она оставляла на коже чернильные лужицы, из которых змеились тонкие черные побеги, украшая мое лицо сложными узорами-перышками.

О чем она говорит? Что со мной не так?

— Так значит, ты вооружилась остренькой палочкой? — проговорила я. — Тоже мне. Прочь с дороги.

Она покачала головой.

Самый кончик кочерги был заострен. Еще от дальнего края отходил металлический крючок, который тоже выглядел острым.

— Ну и что ты сделаешь? — усмехнулась я. Когда я начала говорить, то ощутила во рту кисловатый привкус черной жижи. — Ткнешь ею в меня?

— Я ударю тебя, Лекси. — В ее глазах не было ни капли жалости. — Ударю так сильно, как будет нужно.