Александра закрыла глаза и положила руку на живот. Все скоро завершится. Гийом увезет ее домой, в замок, стоящий посреди фьефа, и там она сможет запереться и побыть одна, чтобы потом, когда ребенок родится, вновь быть вместе с Гийомом. Она так жаждала и страшилась этой встречи. Так страшилась…

Все-таки Александра уснула, а проснулась оттого, что повозка, дернувшись как-то особенно подло, остановилась. Моргая спросонья, Александра приподнялась на локте, пытаясь понять, что произошло. Даниэль все так же сидел впереди, глядя куда-то вдаль.

– У повозки сломалось колесо? – высказала Александра первое пришедшее в голову предположение.

– С колесами все в порядке, – негромко откликнулся Даниэль. – Я вижу всадников.

– Господь Всемогущий, – пробормотала Александра и попыталась встать. Даниэль бросил на нее быстрый взгляд.

– Лежите. И ни слова не говорите. Я сам с ними объяснюсь.

– Они едут к нам?

– Да.

Александра легла, но тревога не покидала ее. Теснота повозки показалась угрожающей. Долгое время ничего не происходило, но затем Александра различила стук копыт, стремительно приближавшийся. Она усилием воли заставила себя оставаться на месте: кем бы ни был этот Даниэль, она должна безоговорочно ему доверять. Он свой в этой пустыне, и он знает, что делать.

Топот приблизился, охватил со всех сторон. Гортанные крики зазвучали совсем рядом, всадники осадили коней, и пыльное облако заструилось в солнечных лучах. Даниэль сказал:

– Салям алейкум!

– Алейкум ассалям! – ответил мужской голос, густой и вместе с тем звонкий, и потекла арабская речь. Даниэль бросал какие-то фразы, смысл которых был неведом Александре, собеседники живо ему отвечали. Несколько раз повторились слова «хисан»[8], «имра»[9], а потом Даниэль четко произнес «тайр», и всадники умолкли. Затем тот, кто говорил с Даниэлем, расхохотался в полный голос и сказал что-то веселое, и остальные тоже засмеялись.

«Сколько же их? – с тоскою думала Александра. – И что они сделают с нами?»

Слово «тайр» прозвучало еще несколько раз, потом она услышала имя Салах ад-Дина. Наконец густо-звонкий голос сказал:

– Рихлят саида! – и взвилось гиканье, свист, и лошадиный топот стал удаляться.

Даниэль причмокнул и дернул поводья, повозка, качнувшись, снялась с места. Только тогда Александра осмелилась сесть.

– Что он сказал? Кто это?

– Нам пожелали счастливого пути, – безмятежно ответил Даниэль, которого встреча со всадниками, кажется, ничуть не взволновала.

– Ты знаешь этих людей?

– Нет, мы не встречались прежде. Это бедуины, воины пустыни. Они служат Салах ад-Дину, здесь его земля. Они не тронут нас, потому что мирные договоренности действуют здесь.

– Что ты сказал им?

– Правду.

– Правду? – ужаснулась Александра.

Даниэль, не оборачиваясь, пожал плечами.

– Я везу спасенную женщину к ее мужу. Эти люди знают крепость Ахмар, знают Джабира и не любят его. Мало кому он нравится здесь. Их предводитель спросил, почему у меня такие грязные лошади, и я объяснил ему. Он смеялся и посоветовал поцарапать им шкуры, чтобы обмануть хотя бы детей. Он сказал еще, путь впереди свободен, сейчас в этой части пустыни, у гор, почти никого нет.

– А что значит «тайр»? Когда ты сказал это, они стали… дружелюбнее. Мне показалось так.

– «Тайр» – это «птица». Так меня называют в Святой Земле те, кто знает. Я летаю повсюду, быстро и бесшумно.

– Даниэль по прозвищу Птица, – она невольно улыбнулась. – Тебе идет. Так эти люди знают тебя?

– Они слышали обо мне.

Александра покачала головой.

Эта земля как была непонятной, так и осталась. Александра выросла в другой земле. Там властвовали туманы, суровый прибой облизывал соленой пеной прибрежные скалы, крики чаек звучали жалобно, как плач вдов, и под ветром с моря сгибались старые деревья. Там стояли окруженные рвами замки, и в лесах водились хищные звери, и небеса хмурились, и было вдоволь ручьев.

Здесь же реки почти все пересыхают с началом лета, только Иордан катит свои мутные воды; в Англии люди основательны и замкнуты, а тут – легки, как самум, и неуловимы. Для северян с далекого острова поединок – дело всей жизни, для мусульман – столкновение соколов в полете. Их ярость пламеннее и выше, но и крылья их легче.

Даниэль по прозвищу Птица был странным именно потому, что, будучи франком, приехавшим в Святую Землю, он словно слился с нею.

О чем он говорил с этими воинами пустыни, чьи голоса Александра слышала недавно? Ни разу она не видела бедуинов так близко, чтобы посмотреть в их темные глаза, оценить их стремительность и опасность. В замке мужа Александра жила словно бы в башне из слоновой кости, а когда выезжала, ее сопровождали вышколенные слуги. Кто знал, что однажды их сил окажется недостаточно, чтобы защитить госпожу? Кто знал, что вылетят из-за скал громко вопящие воины на легких конях и окажутся они вовсе не теми, которые чтят законы мира и войны и не нападают на женщин неприятеля…

Нет, Александра не хотела сейчас об этом думать. Ничего не было. Не с ней.

Лучше она будет думать о Даниэле по прозвищу Птица.

Он насвистывал какую-то песенку, которой Александра не знала, и иногда говорил со своим конем – упрашивал не обижаться и дотащить повозку до Рабиуна. А там, обещал вполголоса Даниэль, можно будет и отдохнуть немного, напиться свежей воды у источника под двумя старыми дубами, поесть овса и потом уж мчаться в Аджлун, как ветер.

Сейчас он говорил с конем, а раньше – с людьми, случайно встретившимися ему на пути, и эти люди его знали и, смеясь, называли Птицей. Наверное, он хороший вор, если слава о нем разнеслась даже по этим безлюдным землям. Александра хотела спросить Даниэля, что же он крадет, кроме захваченных сельджуками женщин, и не спросила, уснула.

Она спала, и сны реяли над нею невесомой облачной стаей.

Рабиун лежал на пологом склоне холма, похожий на крохотный муравейник; Даниэль потянул поводья, направляя Джанана стороной. Место встречи находилось не в самой деревне, а на некотором расстоянии от нее, во впадине между холмами-близнецами. Там неподалеку раньше ломали камень, и туда вела старая разбитая дорога. Камня почти не осталось, потому все было заброшено, в том числе и старый крестьянский дом, куда Даниэль и направлялся.

Вихляя на изгибах тропы, повозка дотащилась до нужного места. Дом стоял, перекосившись, на склоне, и оттуда открывался вид на лежавшую внизу долину, а вот снизу строение разглядеть трудновато. Даниэль остановил коня и заглянул в повозку – леди Александра спала глубоким сном. Таким засыпают воины после боя – Даниэль видел и сам знал, что это такое. Теперь она будет так спать несколько дней, и это пойдет ей только на пользу. Она как воин. Она сражалась и победила.

Почти.

Не решаясь потревожить ее, Даниэль выпряг Джанана и сводил его к источнику, бившему из-под корней двух дубов в ста шагах от старого дома. Здесь брал начало ручей, вившийся по склону и впадавший в мутную речушку, из которой черпали воду жители Рабиуна. Редко кто появлялся здесь, и потому Даниэль спокойно напоил коня, вымыл его шкуру, снова ставшую черной и блестящей, как перезрелый виноград. Затем, возвратившись обратно, отвязал кобылку и проделал с нею то же самое – напоил и вымыл. Айша была недовольна, бежать за повозкой ей не понравилось, но трава во дворике у дома немного примирила ее с действительностью. Стараясь не разбудить леди Александру, Даниэль пошарил в повозке, достал мешки с овсом и надел на лошадей – так, чтобы лошадиная морда утопала в этом мешке. Овес в Палестине был недешевым, в основном зерно доставляли из Европы, так как на здешних землях невозможно вырастить хороший урожай. Поля простирались в долинах рек, вдоль Иордана, да еще в Самарии, где было больше плодородных почв. Привезенное из-за моря зерно стоило дорого, и все-таки Даниэль покупал его. Если лошадь не будет хорошо есть, она будет плохо бежать. К тому же эти деньги на овес дал граф де Ламонтань.