изображен раскрытый томик маршала Жукова со старческими очками с оправой из

облупившегося от времени белого металла. Какое-то время он возглавлял херсонское

отделение Союза художников, принимал участие в оформлении зала «Юбилейный».

Думается, после такого унизительного столичного фиаско в их небольшом домике и

появилась Большая Советская Энциклопедия. Чтобы его дети не оказались когда-нибудь в

положении своего родителя.

***

В семье Петра Ивановича воспитывалось трое мальчиков. Старший, Василий, я с ним не

был знаком, Сергей и младший – Борис. Сегодня никого из них нет в живых. С этой

семьей, на мой взгляд, вообще связана какая-то роковая мистика. Обычно поколения

уходят одно за другим. Так устроен наш мир. С семейством Пасечных система дала сбой: все ушли, практически, одновременно, в течение нескольких лет. Первым трагически

погиб младший, о котором все отзывались, чуть ли не как о гении. Школу окончил он в 15

или 16 лет, затем – Киевский госуниверситет. Опять-таки, энциклопедическая

образованность. В университете этот несмышленыш вел кружок истории русского

оружия, на котором нередкими гостями была университетская профессура. Дружил с

Юрием Шаповалом, который сегодня заслуженный академик-историк. Такая же судьба, если не еще ярче, ожидала Бориса, если б не подружился он вдруг с московской элитой, приехал в гости к внуку Кропоткина, да-да, того самого, и угодил под колеса электрички.

Его привезли в гробу в Голую Пристань аккурат на день рождения Сережи, 31 марта. Те

похороны, говорят, до сих пор помнят старожилы райцентра. Из Киева приехал весь курс

погибшего, руководство университета. Набирающая в те годы всесоюзную известность

элитарная писательница Алла Боссарт отозвалась на смерть «юного гения» большой

статьей в модном журнале «Даугава». Где называла Бориса «потомственным

интеллигентом с холодным пристальным взглядом врожденного мыслителя». Я знавал

Борю, помню, как восхищался им Сережа, но ничего особенного в юноше не видел.

Честно говоря, статья Боссарт меня тогда серьезно впечатлила.

***

72

По поводу матери Сергея, учительницы украинского языка Натальи Федоровны, то

помнится мне, она была не простого происхождения, а в отдаленном родстве с

адмиралами: то ли Макаровым, то ли Сенявиным. Понимаю, сколь приблизительным

выглядит такое утверждение, но это я лично слышал той незабываемой ночью, которую

провел у них дома. Жаль только, не запомнил фамилию ее предка.

Как она попала в Голую Пристань, тоже не ясно. Подозреваю, что эта женщина прошла

хрестоматийный путь отпрысков российской аристократии, разлетевшихся после

революции, спасаясь от классовых преследований, по всем периферийным уделам

великой империи. Дети в школе ее уважали и любили, считали умной и справедливой. В

какой-то мере такое отношение к ней помогало ее сыновьям: им удавалось оставаться в

стороне от местных хулиганских разборок. Все трое получили высшее образование. На

голопристанском кладбище только Боря лежит рядом с могилой матери. Она умерла через

несколько лет после него, и было кому подселить ее к сыну. Все остальные – так уж

сложилось – лежат в разных местах: отец, Сергей и Василий.

***

Я где-то выше обмолвился о мистике, сопровождавшей трагический род Пасечных.

Некоторые находят ее причины в том, что в их доме хранились сокровища, привезенные

старшим Пасечным с войны. Расскажу лишь про то, что видел собственными глазами.

Незадолго до окончания института мне довелось побывать у них в гостях, там я провел

одну из интереснейших ночей в своей жизни.

Теперь я понимаю, что Сережа, не один месяц приглашавший меня к себе в гости, делал

это, чтобы показать родителям, что он не вовсе уж законченный шалопай, вот какие у него

есть взрослые серьезные друзья: комсорг факультета, член партии, что там еще… Не

знаю, достиг ли он своей цели, но его отец, встретивший меня поначалу суховато, спустя

некоторое время увлекся беседой и даже стал угощать меня домашней наливкой, а после

того, как мы плавно вошли в русло темы условности ценообразования художественных

произведений, стал почему-то демонстрировать семейные раритеты. Для начала он

поинтересовался, что мне известно о живописце Ива́нове. После моего затянувшегося

молчания Петр Иванович показал небольшую, сантиметров 40 на 40, картину, пояснив, что это фрагмент головы Иоанна Крестителя, Предтечи, из известной картины этого

художника. Удивляясь моему вежливому равнодушию, он сообщил, что одна лишь

экспертиза подлинности этой картины, произведенная в специальной лаборатории в

Ленинграде, обошлась ему в три тысячи рублей.

– Сколько же тогда стоит сама картина? – не сдержался я, и старший Пасечный, довольный, что, наконец, пробудил интерес к своему шедевру, многозначительно покачал

головой. Отец и сын переглянулись. Мне стало обидно, что голопристанские

интеллектуалы, переведя разговор на доступную для гостя тему денег, тонко подчеркнули

мой жалкий уровень восприятия прекрасного. Вот с этого момента и пошел у нас

разговор, затянувшийся почти до утра.

Конечно, в плане образованности мне до этой парочки было далеко. Но находить слабые

звенья в свободной полемике я умел тоже. Поэтому небрежно поинтересовался: почему

стоимость подлинника в изобразительном искусстве в сотни раз превышает цену

подделки? Странно как-то: эксперты с помощью спектрального анализа и других научных

изысканий с огромным трудом (и не всегда верно!) определяют подлинность

произведения. По сути, подлинник и подделка – абсолютно одинаковые картины, но тогда

почему одна стоит целое состояние, о чем даже не мечтал художник при жизни, а другая –

пшик, дешевая поделка?! Честно признаем, что мастерство художников, как в первом, так

и во втором случае, абсолютно одинаково. Труда для изготовления картины у

фальсификатора тоже пошло не меньше, даже, скорее, больше, так как он был наверняка

скован заданными настоящим творцом параметрами, да еще и требовалось решить

проблему древности холста, на чем чаще всего спотыкаются имитаторы. Значит, все эти

навороты – тра-ля-ля… Так себе, красивые слова. За которыми ровным счетом ничего не

73

стоит. Просто люди сговорились считать кого-то классиком, его творчество – бесценным, и пошло – поехало. Концов уже не найти. А если хотите, можно объяснить по-другому.

Разница между двумя работами, настоящей и поддельной, заключается в том, что в

первом случае – картина выполнена согласно творческому замыслу маэстро, во втором –

всего лишь копия. Пусть и совершенная. И вывод: разница в стоимости – это плата за

идею! Другими словами, цена произведения искусства – это условность, условность и еще

раз условность. Вот почему мне неинтересны эти игры, пусть простят хозяева мою

бестолковость. Эта голова мне говорит лишь о том, что на деньги, вырученные от ее

продажи, можно прожить несколько лет. Простите…

Боже мой, что тут началось! Сережин отец пришел в необычайное волнение. Он, аки лев, защищал высокое искусство, но я стоял на своем. Тогда он принес еще пару работ. Как

сейчас помню: маленькая картинка, чуть больше ладони, на ней зеленый лужок, на

котором пасутся небольшие коровки, да на заднем плане крестьянское строение, мыза, что

ли. Голландская живопись, 16 век, стиль точечного рисунка маслом. Назвал и художника, но имя опять мне ничего не сказало. А еще через час в ход пошла тяжелая артиллерия: отец велел Сереже принести какие-то «инкабулы».

Таких книг, которые принес мой товарищ, я никогда не видел. Две или три из них были в

старинных кожаных переплетах, громоздкие тяжелые фолианты. Он открыл застежку, и я