62
Совершенно седой старик, высокий и подтянутый, – таким я запомнил навсегда
Ивана Федоровича, – в тщательно отутюженном черном костюме, светлой сорочке и
строгом галстуке, был умным, добрым и внимательным человеком. С ним мог любой
заговорить во время перерыва, благо, перекурить он выходил во двор вместе со всеми.
Хорошо помню, как он решился на старости поступать в партию, а другой преподаватель, тоже кандидат наук, единственным достоинством которого, кажется, было лишь
многолетнее беспорочное пребывание в ее рядах, пытался достать его каверзным
вопросом: почему это соискант до сих пор без партийности как-то обходился, а теперь
вот, на седьмом десятке, вдруг – надумал?
В тот день я, студент-четверокурсник, вел собрание и, сочувствуя бедному старику, снял вопрос, лишив слова докучливого педагога. Хотя всем присутствовавшим на
собрании истинная причина поступления в партию их немолодого коллеги была хорошо
известна: по новому положению активные в общественной жизни преподаватели
получали возможность приобретения профессорского звания без докторской степени.
Человек хотел, пусть напоследок, стать профессором. Всю жизнь занимал профессорскую
должность, а теперь возмечтал им стать! Что в этом плохого?
Интересно другое. Иногда жизнь преподносит такие коллизии, придумать которые
просто невозможно. Думал ли он, подающий надежды блестящий столичный ученый, снизошедший с научного Олимпа до уровня безвестной скромной студенточки, что
пройдут годы – и они сравняются? Более того, она, его молчаливая пассия, не только
защитит диссертацию и возглавит параллельную кафедру, но и к тому времени, когда ему
понадобится стать коммунистом, будет не один год возглавлять факультетскую
партийную организацию?
…Теперь об этом уже можно говорить – Мария Максимовна когда-то мне
нравилась. Очень. И как женщина, тоже…
Вообще, я давно заметил на собственном опыте, что дамы, живущие с мужьями, намного старше их возрастом, вызывают у представителей противоположного пола
тщательно скрываемый интерес. Добровольные хранительницы некой тайны, они
невольно влекут к себе особой, только им присущей загадочностью, допускающей
фантастические предположения и даже самые смелые надежды у тех, кого тянет по жизни
в тень, к неведомому, а главное – ко всему порочно-доступному. Разумеется, подобное
обобщение никоим образом не должно относиться, а тем более, умалять явные
достоинства Марии Максимовны, славного, скромного и весьма располагающего к себе
человека.
Она неплохо для своего возраста выглядела. Дорогая, со вкусом подобранная
одежда тонко подчеркивала ее зрелые прелести. Высокий рост, короткая, несколько
старомодная прическа, открытое, с высоким чистым лбом миловидное лицо, прямой
взгляд ясных, живущих в полной гармонии с собою и со всем миром глаз.
Ее движения были неторопливы, речь спокойна и выдержанна, отношения со
студентами и коллегами – безупречны. Только одно было нам непонятно: зачем ей – на
самом пике ее женской судьбы, когда только жить и жить – этот с шаркающей ломкой
походкой седовласый старик?
За ними было интересно наблюдать, когда они возвращались после работы домой.
Обычно их сопровождали молодые преподаватели кафедры украинской литературы.
Супружеская чета, в модных тогда габардиновых плащах, шла чуть впереди.
Мария Максимовна, статная, с породистым чутким лицом, на котором выделялись
слегка подкрашенные темной помадой, по-девичьи пухлые, выразительного рисунка губы, всегда держала своего супруга под руку, привычно прижимаясь к нему и легко
подстраиваясь под его неторопливо-размеренный шаг. Их спутники о чем-то весело
болтали, Иван Федорович шагал, безучастно глядя перед собой, а его жена охотно
поддерживала разговор. Интересно, замечал ли он, как на его Машеньку глядят молодые
веселые сослуживцы?
63
Материально они жили прекрасно. Во времена моей учебы в пединституте их
единственный сын заканчивал в Киеве аспирантуру. Он тоже пошел в науку, но не по
стопам родителей: ему прочили большое будущее в области экспериментальной физики.
Хорошо помню, как кто-то из студентов моей группы, от нечего делать, стал
подсчитывать, сколько зарабатывают в месяц супруги Задирко – оба кандидаты наук, заведующие кафедрами. Честно говоря, сумма эта нас весьма впечатлила!
Не хочу, чтобы у читателя сложилось впечатление, будто автор этих строк
проявляет повышенный интерес к содержимому чужих карманов. О материальном
положении моих героев я рассказал лишь с одной целью: чтобы подчеркнуть, каким
незыблемым, прочным и стабильным было существование этой семьи, а значит, и сколь
предсказуемым и безоблачным – их предполагаемое будущее.
Если бы так! Несмотря на большую разницу в возрасте, на пенсию они вышли
одновременно и тут же исчезли из Херсона. Обменяли свою квартиру на киевскую.
Хотели быть поближе к внукам.
К этому времени их мальчик в научном плане перерос родителей: успешно
защитил и кандидатскую, и докторскую, занимался серьезной экспериментальной
работой, возглавлял лабораторию в засекреченном научно-исследовательском институте.
Супруги Задирко, уважаемые пенсионеры, вели тихий размеренный образ жизни.
Он еще продолжал по инерции изредка публиковаться в филологических журналах, Мария Максимовна большую часть времени уделяла подрастающим внукам и ведению
домашнего хозяйства. Спокойная заслуженная осень. Небольшой круг знакомых, вялая
переписка с бывшими коллегами по Херсонскому пединституту, безмятежное
миросозерцание.
Мудрые люди считают, что в жизни человека всегда есть место для перемен, ибо
существование живого предполагает явную или завуалированную динамику изменений, превращений, метаморфоз. Другими словами, что-то всегда с нами происходит, а если нет, это означает только одно – действие разворачивается на кладбище.
Перемены неотвратимы. И если сегодня вам плохо, а день вчерашний – тоже не
радовал, то с высокой степенью вероятности можно утверждать, что завтра, наконец-то, небо над головой обязательно прояснится! Чем хуже нам сейчас, тем больше шансов на
то, что вскоре наступит улучшение. Должно же, черт побери, что-то на этом свете
меняться! Верь мне – и пусть тебя согревают эти слова, мой добрый читатель!
Другое дело, когда у тебя все хорошо. Позавчера, вчера и сегодня. Человек легко
привыкает к приятностям баловня судьбы. Ему кажется, что удача и он – будут всегда
неразлучны, что ветер и впредь будет так же наполнять его паруса, что яростные ливни
судьбы – исключительно для других. Он забывает вещую надпись «все проходит» на
внутренней стороне знаменитого кольца царя Соломона, ему кажется, что, по отношению
к нему, закон перемен бессилен. И потому он к мрачному будущему, как правило, не
готов. Не забывай об этом, мой вдумчивый читатель!
А теперь штрих пунктиром. Все благополучие пенсионеров Задирко закончилось в
тот момент, когда их сын, преуспевающий физик-экспериментатор, вместе с двумя
коллегами подвергся внезапному облучению. Его вестибулярный аппарат был поврежден, сделав из цветущего, физически развитого мужчины, жалкого калеку, передвигающегося
из-за полной потери чувства равновесия или лежа, ползком, или сидя в инвалидной
коляске.
Еще через полгода от бедняги отказалась жена, заявив, что должна работать, а не
терять время у постели больного, и если его не заберут родители-пенсионеры, она отдаст
мужа в интернат для инвалидов.