Катя, как, наверно, и всякая другая женщина, прежде чем продолжать затянувшийся обед (собственно, ужин), начала рассматривать посуду. Вынутые из корзины свёртки она переложила на стулья, убрала со стола газету, а вместо неё постелила новую клеёнку, которая была светло-зелёного цвета с узором из коричневых квадратиков и нравилась обоим.

Поставив на стол самый тяжёлый свёрток, в котором, как догадалась Катя, находилась посуда, и сняв упаковку, она обнаружила эмалированный чайник, маленький фаянсовый чайничек с розовыми цветочками и четыре чашки с блюдцами того же узора, шесть глубоких и столько же мелких тарелок с голубыми полосками по краям, а также ножи и вилки с деревянными ручками, три большие и три маленькие алюминиевые ложки, хороший кухонный нож. Рассматривая всю эту посуду, молодая хозяйка удовлетворённо кивала головой. Борис тем временем уселся на кровати, с удовольствием закурил папиросу из пачки, принесённой китайчонком, и наблюдал за хозяйничаньем своей жены.

Разобрав посуду, Катя вопросительно взглянула на мужа:

– Борис, всё это надо вымыть, а как, я не знаю. Где здесь берут воду? И потом мне… – она запнулась, слегка покраснев.

Борис понял, что речь идёт об «удобствах», которые теперь являются непременной частью каждой квартиры, а тогда находились далеко не в каждом доме. Он смутился: договариваясь с хозяйкой о комнате, он, конечно, ни о каких «удобствах» и не думал.

– Катя, ты уж поговори об этом с пани Ядвигой сама…

Как ни велико было смущение Кати, она поняла, что с женщиной, очевидно, вести переговоры об этом придётся ей. Махнув укоризненно на мужа рукой, она вышла на кухню. Через несколько минут вернулась:

– Знаешь, Борис, а в этом доме есть водопровод, и кран от него находится в кухне, почти рядом с нашей дверью, а мы и не заметили! Там можно брать воду, мыть посуду, там же будем и умываться.

Она снова слегка покраснела и продолжила:

– А всё остальное тоже недалеко. Вон, посмотри в окно, прямо напротив, рядом со свиным хлевом, – после этих слов она не выдержала и засмеялась.

Через полчаса, когда Катя перемыла свою собственную посуду, вскипятила на постоянно топившейся в кухне плите свой собственный чайник, а Борис тем временем развернул и разложил на тарелки принесённые мальчишкой продукты, они продолжили свой прерванный обед.

В числе продуктов оказалось два сорта колбасы, сыр, сливочное масло, очень свежий чёрный и белый хлеб, сахар, какие-то конфеты и даже два пирожных. Когда Катя взглянула на всё это изобилие продуктов и вспомнила о том количестве посуды, которую она только что перемыла, у неё невольно мелькнула мысль, а сколько же это всё стоит. Она не замедлила спросить об этом Бориса, а тот даже и не подумал о стоимости. Он теперь считал себя таким богачом, получая 82 рубля в месяц, что был, кажется, готов закупить чуть не полмагазина Ли Фун Чана. Но он всё-таки взял положенный на окошко счёт и увидел, что покупки обошлись ему всего в 6 рублей с копейками.

Надо сразу сказать, что посуда и продукты стоили дороже, чем в других магазинах или у «Кунста и Альберса», но наценка была так невелика, а удобство от обслуживания так очевидно, что молодожёны были согласны жертвовать 25–30 копейками, которые им приходилось переплачивать, и всё время, пока они здесь жили, пользовались услугами этого лавочника. Тем более что продукты, доставляемые им, всегда были отличного качества, да и расчёты производились очень легко: он предоставлял неограниченный кредит.

Но мы немного забежали вперёд. В этот же день, с которого началось описание самостоятельной жизни наших героев, произошло ещё одно непредвиденное событие.

Обед затянулся до вечера. Они решили никуда не ходить и пораньше лечь спать. Катя заставила Бориса отвернуться, разделась и забралась в постель. Погасив свет, разделся и Борис. Ещё при укладывании Кати старенькая кровать угрожающе заскрипела, а когда в неё влез весивший 70 килограмм Борис, она с лёгким треском развалилась: ножки этой железной кроватки, рассчитанной, вероятно, на подростка и пережившей уже не одно поколение, не выдержали и разъехались в разные стороны. Естественно, что всё находившееся на ней – доски, железные перекладины, перина, подушки, простынь, одеяло и, наконец, наши незадачливые супруги – с довольно сильным шумом повалилось на пол.

Кроме треска ломающейся кровати, стука от упавших на пол досок, происшествие вызвало гомерический хохот пострадавших. Этот шум взбудоражил весь дом. Через несколько минут в дверь комнаты застучала хозяйка, встревоженно спросившая, что случилось.

Полуодетый Борис открыл дверь и сквозь смех рассказал, что её кровать не выдержала испытания. Катя – красная, как пион, закутавшись в одеяло, сидя на развалившейся кровати, продолжая смеяться, дополнила его рассказ. Невольно рассмеялась и Ядвига. Она сказала, что таким двум здоровякам придётся дать солдатскую кровать, та-то, уж наверно, не развалится.

Условились, что новую кровать Борис установит на следующий день, когда вернётся с работы, а эту ночь они будут спать на полу.

Назавтра, получив в своё распоряжение подержанную, но очень крепкую солдатскую кровать, Борис укрепил на ней свой деревянный щит, а после того, как на нём разложили перину, получилась великолепная двуспальная кровать.

Прошла неделя, за это время молодожёны обзаводились хозяйством, приобретали кое-что из одежды и белья. Скрыть от внимательной хозяйки своей пока ещё полной неприспособленности к семейной жизни, им, конечно, не удалось, и она прозвала их невинентками, что в переводе означало «невинные младенцы».

Надо прямо сказать, что и Катя, и Борис очень скоро выдали себя и в том, что они оба русские. Хозяйка, однако, примирилась с этим обманом и чуть ли не с первых дней стала относиться к ним как к близким людям.

Между прочим, большая часть приобретений Алёшкиных делалась в магазине «Кунста и Альберса». Вероятно, современный читатель удивится, почему они делали покупки не в обыкновенном хозяйственном магазине, а у какого-то «Кунста и Альберса». Дело в том, что в то время на Дальнем Востоке вся розничная торговля находилась в руках частных торговцев (впрочем, это положение было и в других городах Советского Союза). Во Владивостоке её держали разнообразные китайские фирмы и отдельные мелкие торговцы вроде Ли Фун Чана. В руках китайских предпринимателей находились почти все портняжные и сапожные мастерские, они же содержали большинство бань и прачечных (только почему-то парикмахерскими владели японцы). Кроме китайцев, на Дальнем Востоке были широко известны две торговые фирмы. Одна из них, немецкая, своими магазинами охватила многие города Китая, Монголии и почти весь русский Дальний Восток. Особенного расцвета она достигла в период интервенции; благодаря отсутствию должной охраны границ фирма имела возможность пользоваться беспошлинным ввозом товаров и в Китай, и в Дальневосточную Республику. К описываемому нами времени обороты этой фирмы немного уменьшились, она сократила часть своих магазинов в более мелких населённых пунктах, однако во Владивостоке, Хабаровске и некоторых других крупных городах Приморья её магазины занимали лучшие помещения в городе, считались, да и были действительно, самыми солидными. Товары поступали из-за границы, от их продажи прибыль была значительной. Фирма называлась «Кунст и Альберс». Во Владивостоке её магазин находился в собственном, большом и самом красивом четырёхэтажном здании на главной улице города – Светланке (Ленинской). В магазине имелись всевозможные отделы, где можно было купить абсолютно всё: от самых лучших сортов колбасы или вина до масляной краски или гвоздя. Кое-что из хозяйственных вещей (кастрюли, сковородку) Катя и Борис купили именно там.

Во Владивостоке, кроме «Кунста», была ещё и другая большая торговая фирма, русская – «Чурин и компания», она конкурировала с первой, но подобного ей авторитета всё же не имела.

Обзаведясь некоторым хозяйством, молодым пришлось подумать и об одежде. За время жизни в Новонежине и Шкотове Борис порядочно обносился. Если в сёлах, где он до этого работал, никто не обращал внимания во что ты одет, то здесь, в городе, прийти в трест в полушубке (спецодежде) было неловко. Почти все старые специалисты, служившие там, носили не только пальто, шляпы и хорошие костюмы, но даже и галстуки. Борис до этого, конечно, не дошёл (галстук – мещанство, буржуазная привычка), но костюм шевиотовый и новые рубашки (целых три!) с отложным воротником он себе купил. Приобрёл также и кепку.