«Вот шлюха, ― с яростью подумал он. ― Все девки одинаковые, даже дохлые! Развратные сучки. Ненавижу!»

Ефим вцепился пальцами в стылые бёдра и резким движением вошёл в безжизненную плоть. Он успел подумать, что будет сложно, если тело уже закоченело. Как ни странно, кроме ощущений неживого и холодного никакого дискомфорта не почувствовал. Опустив взгляд, заметил, что на месте половых губ зияет рваная дыра: как будто кто-то неаккуратно вырезал целый кусок плоти. На секунду ощутил укол ужаса от зрелища и собственных действий, но остановиться уже не смог.

Изо всех сил он налёг на тело, задыхаясь от захватившего желания ― постыдного, мерзкого, но неистребимого. Сколько у него уже не было девушки, десять лет, пятнадцать?

– Ты что творишь, свинья вонючая?! ― взвизгнула Котлета. ― А ну слезь!

Снова захлестнуло ощущение чего-то знакомого, на этот раз практически поглотив целиком. Руки непроизвольно скользнули к груди, поднялись выше, сомкнулись на тощей шее. Эта родинка в форме крохотного сердечка, что темнела на белой коже ― он уже видел её.

«Сучка из шестьсот шестьдесят шестой, ― вспомнил Ефим. ― Валька. Так вот куда ты исчезла…»

Живая она бы ему точно не дала. Он смотрел как заворожённый на эту родинку, всё сильнее толкая безногий торс, вслушиваясь в голос, визгливо осыпавший его ругательствами. До тех пор, пока не содрогнулся от мощной разрядки. Задыхаясь, Ефим сполз на пол и не заметил, как отключился.

Проснувшись от тревожных звуков ― не то приснившихся, не то реальных ― он пошарил вокруг. Нащупал телефон, проверил время: судя по всему, он проспал всю ночь, снаружи сейчас уже светлеет. Только в подсобке по-прежнему было темно.

– Что, выдрыхся, придурок? ― съязвила Котлета. ― Ну ты и урод, конечно.

– Да пошла ты, ― огрызнулся он в ответ.

Всё тело неимоверно ломило, но больше всего болела голова. Словно он выпал из недельного запоя. Проклятая Котлета, если бы не она, Ефим бы спокойно спал в своей кровати. Утром поехал бы на работу, где перекусил чем-нибудь из автомата на первом этаже и наконец выпил эту чёртову таблетку, как положено ― после еды! Теперь же… Батарея в телефоне почти разрядилась, к тому же неимоверно усилилось чувство голода, появилась жажда. Умереть без пищи и воды взаперти или быть убитым зловещим владельцем нелегальной котлетной фабрики, когда он вернётся сюда ночью ― Ефим не мог решить, что из этого хуже.

Хотя почему без пищи, спохватился он, и испугался собственных мыслей. Протестующе замотал головой: вот это уже слишком.

Время в плену тянулось чудовищно медленно. Ефим успел измерить коморку шагами вдоль и поперек, обшарить стеллажи ― ничего полезного. Повернулся к ящику и осторожно заглянул внутрь. Девушка больше не шевелилась, не пыталась заговорить, выражение её лица не менялось. В общем, как и положено, когда ты мертва.

Ефим взвыл, нарезал ещё круг по помещению. Вернулся. От волнения уже трясло, но он больше не мог терпеть голод. Наклонился, вдыхая тошнотворные миазмы разложения, и вонзил зубы в её плоть ― жёсткую, будто из плотной резины. Озверело вгрызся и терзал кожу, пока не смог отделить небольшой кусочек. Не жуя, проглотил его. Дрожащими руками выхватил из кармана баночку, отправил следом таблетку, но тут не сдержался и выблевал всё назад.

Немного желчи и слюны, перемешанные с крошечным белым комочком, плюхнулось на пол. Эта болезненная конвульсия отобрала последние силы. Отерев губы рукавом, Ефим упал на колени, чувствуя, что сейчас разрыдается как дитя.

– Какой же ты жалкий лошара, ― презрительно хмыкнула Котлета.

– Заткнись, ― прорычал он. ― Это всё из-за тебя! Из-за тебя я здесь!

– Хрен там! ― парировала Котлета. ― Мы здесь, потому что ты тупой урод!

– Ах, ты… Мразь!

Ефим вскочил и резко подался на голос, сомкнул пальцы на жирной рыхлой массе. Игнорируя поток брани, он сунул Котлету в рот.

– Свинья, ах, ты грязная!.. ― успела взвизгнуть она, но Ефим пальцами затолкал её поглубже, и, плотно накрыв рот ладонью, принялся жевать.

Он давился, боролся с накатывающей тошнотой и сопротивлением ожившего фарша, но не остановился, пока перемолотое мясо не заскользило по пищеводу. Ещё долгое время он глубоко дышал, подавляя глоточные спазмы. Только когда Котлета улеглась в желудке, он ощутил чувство глубоко удовлетворения. Ефим выпрямился в полный рост перед дверью и та, точно по волшебству, отворилась.

«Забавно, ― хмыкнул он. ― Прямо как в “Алисе в стране чудес”: съел, что нужно и прошёл дальше».

Не мешкая больше, Ефим покинул тесную пропахшую тухляком подсобку, но едва шагнув наружу, чуть не кинулся обратно ― в дальнем углу снова мелькнула зловещая тень. В памяти вспыли рассказы Котлеты. Вдруг это призрак, или даже вооружённый бандит?

– Эй! ― окликнула его тень. ― Подойди, не боись.

Ефим вздрогнул, напрягся, как натянутая струна. Понимал, что бежать нет смысла, он ведь даже не помнит, в какой стороне выход. Поэтому собрался с духом и на нетвёрдых ногах поплёлся навстречу незнакомцу. В нескольких шагах от проёма вспомнил про телефон, резко вскинул руку и влупил фонарём. Да так и замер, потрясённый.

В прямоугольнике, который он издали принял за низкий и узкий проход, стоял он сам. Зеркало, осенило Ефима. Так значит, прошлой ночью он испугался собственного отражения… Тогда кто же запер, а затем выпустил его из комнаты?

– Глянь, ― кивнул зеркальный двойник, вскинув руку.

Ефим перевёл взгляд на собственную левую кисть ― в пальцах он сжимал ключ. Никакого волшебства, он же и открыл ту дверь.

Необычайное спокойствие вдруг разлилось в душе. Он выдохнул с облегчением и сунул ключ в карман. В тот же миг тело стало текучим, как жидкое стекло. С чувством эйфории он наблюдал, как перетекает в зеркало, а когда оглянулся, увидел себя со стороны, стоявшим посреди упаковочного цеха. Ефим оглядел собственную фигуру и улыбнулся. Призраки, призраки… Какая же чушь, кто вообще верит в этот бред про замученных рейдерами работяг? Живые ― вот что страшнее всего.

Тот он, что находился посреди залы, отыскал генератор. Запустил его, включив тусклое освещение и фасовочную ленту. Оборудование загудело, замигало индикаторами. Ефим вернулся в коморку, выволок ящик и сгрузил неподвижное тело в куттер. Агрегат ещё не окончил давиться слишком крупным куском, а на лопасти фаршмешалки уже потянулась нежная розовая масса.

Из Вальки вышла целая партия. Готовые упаковки котлет Ефим зашвырнул в коробку и оттащил к пункту выгрузки, откуда её заберут утром. Вырубив генератор, он отправился на работу.

Недосып дал о себе знать: весь день он клевал носом, теряя связь с реальностью. Домой едва доехал ― пару раз чуть не заснул прямо за рулём. Припарковав машину, вспомнил кое-что и зашёл в продуктовый у дома. Там он раскошелился на пачку котлет из чистой говядины ― в начале недели пришла зарплата, мог себе позволить.

Дома с вожделением сорвал с пачки этикетку, красочную, с жизнерадостной коровой. Поставил на плиту сковородку, предвкушая как вкусно и сытно поужинает, а потом выпьет таблетку ― строго по рекомендации Натана Игнатьевича.

Ефим плеснул масла на раскалённое дно, отвернулся в поисках кулинарной лопатки. За спиной громко зашуршала надорванная упаковка.

– Ну, привет, свинья вонючая. Скучал по мне?

― Что-что ты хочешь, чтобы я сделала?

За все те разы, что Лев совершал это, ему почти удалось побороть неловкость. В самый первый думал, что сгорит со стыда, если произнесёт такое вслух. Ему исполнилось восемнадцать, на проститутку он потратил деньги, подаренные матерью в честь совершеннолетия. Протягивал затёртые бумажки в потной трясущейся ладони, глотал застревающие в горле слова.

Сегодня был уже седьмой, он говорил прямо и отчётливо. Только тяжёлые вдохи выдавали нетерпение.