– Кто красил ноябрь?! – возмущается она, столкнувшись с девушкой в романтичном свободном пальто и берете. – Она бледная! Перекрасьте! Мне нужен цвет! Цвет! Понимаете?! – Амалия уже говорит, обращаясь сразу ко всем: – Мы не экономим на качестве, не производим дешевые вещи! Этот календарь – собрание двенадцати жемчужин коллекции следующего года. И эти жемчужины должны блистать! Я требую от всех максимальной отдачи, и если вы на нее не способны – ищите другую работу!

Веронику ее строгость даже пугает. Следом за Амалией она заходит в костюмерную. Дабы избежать лишней суматохи, всем девушкам было назначено свое время съемок, чтобы пока одну одевают и гримируют, другую уже снимали. Мейер назначено последней.

– Вероника, ты будешь сниматься в купальнике, он уже на вешалке за ширмой. Вот, – говорит Амалия, протягивая ей маленький флакон, – натри ноги и руки маслом. Переодевайся!

Девушка исполняет ее просьбу, и вскоре выходит из-за ширмы одетая в черный сплошной купальник. Она тщетно пытается одернуть его, чтобы он прикрывал еще хотя бы на сантиметр больше ее тела.

– Не тяни его!

– Но он такой открытый, я не выгляжу в нем вульгарно?

– В следующем году такие будут носить все! Между прочим, – с хитрым прищуром произносит Амалия, – снять тебя именно в купальнике была не моя идея.

– Ну, я не знаю, – расстроено вздыхает Вероника, – у меня и без того талии нет, грудь низкая, а купальник это еще больше подчеркивает.

– Нет талии? Ох, сколько подобных жалоб я выслушиваю в период съемок! Посмотри на этот манекен, – говорит она, подойдя к обшитому бархатом женскому силуэту. – Тебе нравится такая фигура?

– Такая-то, конечно, нравится! Хотела бы я посмотреть на девушку с такой фигурой.

Амалия сдержано смеется и, покачав головой, закуривает.

– Ты, милая, наверное, удивишься, – говорит она, – но этот манекен сделан по твоим меркам. Это твоя фигура! И, неужели, ты думаешь, что я бы позволила снимать в купальнике модель с недостаточно хорошим корпусом?

– Простите.

– Ничего, я привыкла.

В костюмерную входит девушка в клетчатой рубашке и брюках.

– Ноябрь готова! – объявляет она.

– Уже иду! – говорит Амалия. – Рита, приступай к августу!

Фон Хоберг уходит, а девушка по имени Рита приступает к прическе и макияжу Вероники.

Ее съемка проходит очень напряженно. Амалии все время что-то не нравится, она постоянно ругается со своими помощниками. В конце концов, поняв, что купальник сшит из недостаточно тяжелого и эластичного материала, она приказывает облить девушку водой. После этого, фотограф делает еще несколько снимков, и только тогда фон Хоберг объявляет об окончании съемок.

Вероника переодевается, а выйдя из-за ширмы, снова встречает Амалию.

– Сейчас мы заберем еще два платья для тебя, а потом, если хочешь, выпьем чаю.

Уже упакованные платья ждут их в кабинете Амалии. Забрав их, они располагаются за столиком в буфете. Перед каждой теперь стоит чашка чая и тарелка с пирожным. Время клонится к семи и за окном уже вовсю властвует вечер.

– Ты очень хорошая, и мне жаль тебя, – не отрывая взгляда от окна, вдруг говорит Амалия. – Нехорошо все это… рабство.

– Все скоро закончится, я ему уже надоела, – догадавшись, о чем она, произносит Вероника.

– За свою непростительно долгую жизнь я неплохо изучила мужскую психологию, – вздыхает ее собеседница, переведя взгляд на нее. – Во-первых, мужчины, тем более обремененные большими обязанностями, как и все люди, могут уставать. И если ты создаешь ему дополнительные трудности, он может сорваться, проявить слабость, нервно истощиться, потому что мужчины все-таки ранимые существа, хоть и стараются это скрывать. Во-вторых, все мужчины собственники. Да, ты никогда не станешь для него значить больше, чем семья или работа, но ты уже его собственность, нравится тебе это или нет.

– Да вам ведь лет тридцать!

– Тридцать три. Но не потому я так говорю, что считаю этот возраст катастрофическим, а потому что событий в моей жизни было столько, что я невольно стала ощущать себя старухой. При мне пали две империи, а я выстояла. Я родилась в стране, которой больше не существует, и меня бы не стало, если бы я не сохранила свой характер, если бы научилась подчиняться и подстраиваться под слабых и безвольных. Можно прожить сто лет, но не увидеть и половины того, что видела я.

– А еще вы разбираетесь в мужчинах, – задумчиво произносит Вероника. – А давно вы с ним знакомы?

– Я стараюсь разбираться в людях. А знакомы мы давно, но лично я знаю его не очень хорошо. Если судить по тому, как его характеризуют другие, то от тебя он вряд ли когда-нибудь отстанет. Извини за прямоту. У моего бывшего мужа хорошие связи, поэтому я знаю многих.

– Не могу понять, успокоили вы меня или озадачили.

– Об этом только тебе судить. Я не должна читать тебе мораль, если твоя судьба складывается именно так – значит, в этом есть интерес какого-то Высшего Разума. В любом случае, это твоя жизнь.

– Может быть, – приглушив голос, говорит Вероника, – я тоже видела многое, но только в прошлых жизнях.

– Глупости! Жизнь одна.

– А я знаю человека, который может угадывать прошлые воплощения других людей, а еще знаю, что некоторые помнят свои прошлые жизни.

– Господи, Вера, я знаю людей, которые каждый вечер разговаривают с царем Николаем! Все это глупости! Если человек не доволен окружающей его реальностью, его разум ищет спасения в фантазиях. Религия, спиритизм, магия, реинкарнация – все это фантазии.

Веронику не удивляет ответ Амалии, она уже слышала такую версию не раз. Что ж, эта версия логична и имеет право на существование, а вот она чуть не проболталась о сути секретных исследований. К девушке приходит понимание того, что графиня фон Хоберг не представляет своего мира без твердой и прочной основы, на которой строится весь ее авторитет. Однако если внести в этот базис нечто, что она объяснить не может, ее устои пошатнутся, и она потеряет свой образ сильной и властной женщины, за которым, наверняка, скрывается одиночество, отчаяние и страх снова все потерять, как некогда родину. Поэтому она не вступает в споры, а только ограничивается общей фразой:

– Это просто красивая теория. Вы из России?

– Я родилась в Литве, в немецко-польской семье, ну а Литва на тот момент являлась частью Российской Империи.

– Должно быть, это грустно – потерять родину.

– Кто занят делом, тому некогда грустить. А работы у меня хоть отбавляй!

После чаепития Амалия подвозит ее до дома. Словно спохватившись, она интересуется, получила ли Вероника книгу, которую та ей отправляла.

– Наука о жестах? Получила в четверг, но еще не читала, – отвечает девушка, захлопывая дверцу автомобиля. Они прощаются в густых сумерках перед домом Мейер.

Перед сном девушка долго сидит в домашней библиотеке. Она хотела только полистать учебник перед завтрашним семинаром, но тревожные мысли не дают ей сосредоточиться даже на этом. Что происходит с ее жизнью, кто она теперь? В конце концов, она отбрасывает от себя книгу, и уходит в свою комнату.

На завтра никаких проблем из-за плохой подготовки у нее не возникает. Университет для Вероники уже превратился в неприятную обязанность. Студенческая жизнь не кажется ей привлекательной и такой романтичной, как о ней принято говорить. Не удивительно, что с такой позицией она не смогла завести себе друзей. Деятельность в организации «Кану», целью которой было научить Веронику руководить людьми, тоже не сблизила ее ни с кем, поскольку между ней и участниками всегда сохранялась непреодолимая дистанция. Именно поэтому с занятий девушка возвращается всегда одна.

Однако сегодня Веронике выпадает случай пожалеть о том, что никто ее не сопровождает, поскольку она уже во второй раз замечает черный автомобиль, который сначала стоял у университета, а теперь оказался припаркованным у дороги за ее спиной. Она, стараясь не раздувать из мухи слона, переходит на другую улицу. Прохожих на ней немного, но зато теперь справа от нее есть Тиргартен, куда автомобиль не заедет, а значит, там она сможет укрыться в случае опасности. Да, прохожих мало, но зато больше машин. Ей и в голову не приходит, что на этой улице, она не услышит звука мотора, если преследователи захотят приблизиться.