Глава 1

Память у восемнадцатилетней Вероники Мейер довольно своеобразная. Она часто вспоминает то, чего не было или было, но с кем-то другим, а о своем собственном, настоящем прошлом помнит очень мало. Одно из самых ранних ее воспоминаний связано с матерью. Более того, это единственное воспоминание о ней. Мать Вероники была больна, кажется, психически. Впрочем, кто знал ее лично, категорически это отрицал. Но что, как не психическая болезнь, могло заставить женщину считать мужа дьяволом, а свою очаровательную четырехлетнюю дочку – порождением ада? Сегодня Веронике почему-то вспомнился в деталях один день из прошлого: мать лежала на кровати, а она стояла рядом с куклой в руках. Испуганный взгляд матери застыл на крохе. Ее страх странно действовал на девочку: она чувствовала невероятный прилив сил и радости. Вероника перехватила куклу и, резко повернув, оторвала ей голову. Женщина в кровати истерично закричала, а девочка залилась смехом. Тут же прибежала няня, подхватила малютку и передала ее отцу, который тоже пришел на крик. Он отнес девочку в гостиную и, погладив ее волосы, сказал:

– Вера, мы с тобой станем лучшими друзьями.

Друзьями они так и не стали. Сейчас Вероника уже не в состоянии вспомнить первопричину их вечных разногласий и ссор, тем более, ее возвращает к реальности звук телефонного звонка. В настоящее время она сидит полуобнаженной перед мольбертом. Отложив кусок художественного угля, молодой художник снимает трубку и тут же кладет обратно. Он устало потирает глаза и говорит:

– Освещение уже не то. На сегодня хватит. Ты куришь?

– Да, – отвечает девушка, соврав, ведь она никогда даже не пробовала курить.

Парень достает из пачки две сигареты, передает одну Веронике, и подносит ей горящую зажигалку. Она неуверенно затягивается и кашляет, подавившись едким дымом. Тихонько посмеявшись, молодой человек тянется к фотоаппарату и, пользуясь тем, что Веронике сейчас не до него, фотографирует ее.

– Зигфрид! – Возмущенно вскрикивает она.

– Вера Мейер одетая только в мою простыню, еще и с сигаретой. Это фото станет сенсацией! – смеется он.

– Только попробуй!!!

– Пока я не соберусь сделать фотовыставку, тебе не о чем беспокоиться. А тогда я всем буду говорить, что это постановочный снимок. А ты не умеешь курить.

– У тебя сигареты очень крепкие.

– Это да. До конкурса осталось четыре дня. Надеюсь, ты принесешь мне победу. Иначе, в следующий раз придется выставлять на суд жюри фото.

– Не смей!

– Если не планируешь одеваться, то я могу проводить тебя до кровати.

– Какой ты отвратительный пошляк! – Вероника, передав сигарету художнику, отправляется за ширму. Она в первый раз позирует по-настоящему. Раньше ее только фотографировали, а иногда с фотографий перерисовывали на рекламные плакаты и вывески. А началось все года два назад, когда ее заметил художник из редакции еженедельной газеты, неплохой друг ее отца. С тех пор, Вероника Мейер стала частым гостем в студиях художников рекламы в Берлине.

Подающий большие надежды портретист Зигфрид Дох еле уговорил ее позировать для художественного конкурса. Сам он всего на два года ее старше, чем отчасти и объясняется его фамильярное отношение к девушке, кроме того, эти двое нашли нечто общее, объединяющее их стихийные натуры, что позволяет им общаться как старым добрым друзьям.

– Расслабься, ты не в моем вкусе, – равнодушно бросает парень.

– Я тебе не нравлюсь? – Вероника удивленно выглядывает из-за ширмы. Вместо ответа Зигфрид с безразличием вертит ладонью, давая ей понять, что она может быть и симпатичная, но далеко не предел мечтаний. – Да ладно! – продолжает девушка. – Я еще не встречала никого, кому бы я не нравилась!

– Значит я первый. Приятно быть для тебя хоть в чем-то первым.

– Это ты на что сейчас намекаешь?! Думаешь, я сплю с кем попало?!

– Откуда мне знать? Главное, не спишь со мной, что радует.

Внезапно девушкой овладевает какое-то странное наваждение: в ушах слышится навязчивый звон, голова наливается тяжестью, а тело обдает холодом. Полностью утратив волю, в нижнем белье Вероника выходит к нему. Парень с прежним показным равнодушием рассматривает ее точеную фигуру.

– Ах, значит, я тебе не нравлюсь? Даже так? – Шепчет она и приспускает бретельку, как вдруг замирает. – Стоп! Что я делаю?! – Опомнившись, возмущается она.

Зигфрид заливается смехом, а девушка спешно возвращается за ширму.

– Так ты это все специально!..

– Стал бы я писать твой портрет, если бы ты мне совсем не нравилась?! Я почувствовал твое слабое место – страх не понравиться. Я просто пошутил, не переживай. Но, вообще, не стоит слишком доверять мужчинам, Вера.

– Я учту.

Одевшись, она выходит. Со второй попытки ей удается докурить сигарету. Зигфрид предлагает кофе, но Вероника, взглянув на часы, которые показывают уже восьмой час, отказывается и, наскоро попрощавшись, выбегает на вечерню улицу.

Она должна была появиться дома еще два часа назад. Поймав такси, девушка довольно быстро добирается до пригорода – прямо к калитке уютного двухэтажного особняка. Переступив порог дома, Вероника радостно улыбается, заметив, что отец еще не появлялся, а значит, никаких скандалов связанных с ее поздним приходом не ожидается. Александр Мейер обычно потакает любым капризам дочери, но взамен требует от нее полного подчинения. Ее, разумеется, такие условия не устраивают. Их отношения сложно назвать родственными, больше похоже, что чужих людей без актерского таланта некто заставил играть роли отца и дочери в любительском театре.

Прислушавшись, Вероника различает звук радио из комнаты горничной. Все-таки она везучий человек: горничная не видела, как она пришла, следовательно, не сможет с полной уверенностью утверждать, что она задержалась. Девушка осторожно поднимается в свою комнату, переодевается в скромное платьице и, расслабившись на софе, погружается в чтение. Интуиция подсказывает, что ее покой будет нарушен очень скоро. И, действительно, вскоре раздается стук в дверь.

Вероника поднимается и, немного растрепав волосы, открывает. На пороге стоит ее отец, на удивление, в хорошем расположении духа.

– Птичка моя, чем ты занимаешься? – обняв ее в знак приветствия, интересуется он.

– Читаю.

– Приведи себя в порядок, и я жду тебя внизу! И оденься посимпатичней.

– Зачем? Ты собираешься меня продать?

– Что за глупая мысль?! У нас гости, дорогая. Мой хороший друг желает с тобой познакомиться.

Вздохнув, Вероника выполняет просьбу отца. Их гостем оказывается ухоженный мужчина лет тридцати. Он много и громко говорит о себе, о том что скоро уедет во Францию, зачем-то вернется через неделю, много разглагольствует о политике, об обстановке в мире и о прочей чепухе. Не выдержав, девушка поднимается, чтобы уйти.

– Вера?! – одергивает ее Александр.

– Вероника, я чем-то вас обидел? – удивляется гость.

– Нет, господин Шнайдер, ничем, кроме того, что вы сейчас бесцеремонно украли мое время.

– Она иногда неудачно шутит, – поясняет Мейер.

– Неужели вам неинтересно, что я рассказываю?

– Если я захочу послушать нашу интерпретацию мировых событий, я включу радио.

– Надеюсь, наша следующая встреча пройдет в более приятной атмосфере, – расстроено выдыхает гость.

– Я не собираюсь во Францию в ближайшие пятьдесят лет.

– Вера, в следующий понедельник я уеду на две недели в командировку, а во вторник господин Шнайдер приедет, и вы вместе отправитесь в Париж. Когда я закончу дела, мы встретимся там, – объясняет ей отец.

Такой план приводит Веронику в ярость. Она убегает в свою комнату, запирает дверь и, упав на кровать, утыкается лицом в подушку. Слезы душат ее, от злости и обиды, девушка, что есть силы, зажимает зубами край одеяла. Этот аморальный тип, которого судьба назначила ее отцом, желает подарить ее во временное пользование другому еще более аморальному типу! Как тут не реветь?