— А вон и твой Родя. Сохнешь по нему? Ну-ка, скажи ему, какой у тебя жуткий дядюшка… Эй, Родион! Мы тут с Марточкой хотели тебя кое о чем попросить!
Родион молча выслушал.
— Никаких проблем. Я уже обсудил это с мамой. Она не возражает, чтобы Марта провела у нас пару дней.
— А с остальными как?
— Ну, не знаю… Я говорил только о Марте. Это уж вы сами решайте. Извините — нас зовут.
Валентин так и остался у порога бани, как бомж с протянутой немытой лапой. Дернул дверь предбанника — заперто. Тупо заныло в паху, он скрипнул зубами.
Щенок, пуп земли, чванливый сучонок, такой же, как Савелий. И эта втрескавшаяся в него по уши дурочка… Ненавижу! За что мне эта мука? Они как сговорились — считают, что я не умею пить, не умею жить, даже смеют — я же вижу! — жалеть меня!.. Где тут этот чертов нужник?..
Он суетливо поднялся по ступеням, вбежал в пустой холл, натолкнувшись взглядом на черную оскаленную пасть холодного камина. Слегка мутило, внизу живота по-прежнему пульсировала боль, но послабее, чем утром. Сплошные нервы, надо просто снять напряжение, любым способом. Свернул налево, миновал какую-то запертую дверь и с облегчением ворвался в сверкающее хромом и небесно-голубой плиткой помещение…
Федоров поджидал шурина за столом. Жена сидела рядом, по правую руку, шуршала платьем, устраиваясь поудобнее; слева от него, со стороны входа в беседку, пустовало место, оставленное для Валентина. Юбиляр расположился во главе и уже нетерпеливо постукивал ножом по тарелке, гости переговаривались. Наконец и младшие устроились на дальнем конце.
— Инна тревожится, — вполголоса прокомментировала Александра заминку. — Отправила эту свою девушку взглянуть на кошку. Ну что за глупости!.. И Савелий вот-вот закипит… Где же Валик? — добавила она озабоченно.
— Да вон он идет! — кивнул Федоров в сторону лужайки и спросил: — Устала?
— Нет. Это ты разрешил Марте остаться? И даже не посоветовался? Все эти поездки по озеру…
— Ну почему бы и нет? — Федоров примирительно тронул жену за локоть. — У девочки каникулы. Посмотри, какая она оживленная.
— А мы, стало быть, потащимся втроем домой?
— Тебе же на работу с утра.
— Я могла бы взять день. В счет отгулов… Ладно, будет видно. Хотя Валентин уж точно не останется. Что тебе положить из закусок? Я велела Родиону, чтобы поели как следует, не срывались из-за стола.
— Молодые, — усмехнулся Федоров. — Да они, я вижу, не особо и торопятся…
Валентин уселся рядом как раз в тот момент, когда за столом воцарилась относительная тишина. Отведенные им места находились достаточно далеко от юбиляра, однако не настолько, чтобы не видеть его внушительную фигуру.
— Наливай, — с ходу брякнул шурин. — Что-то у моего братца физиономия не того… не юбилейная… Да не этого сиропа, Серега, водки давай… Кто это там с тостом? Красиво излагает, на слезу бьет.
— Особняк за забором видел? Тот самый сосед. Помогал Савелию Максимовичу строиться. — Федоров старался казаться спокойным, хотя давно стало ясно — не зря полковник просил попридержать Валентина.
— Справный мужик, — шурин опрокинул рюмку, метнул в рот оливку. — А чем по жизни занимается?
— Откуда мне знать. — Сергей неторопливо, мелкими глотками тянул вино. Отличное — в меру терпкое, не слишком сухое, с тонким фруктовым ароматом. — И закусывай, ради бога, с голой водкой, сам знаешь, шутки плохи.
— Ты за мной не ухаживай, я не дама. Тут и знать нечего, — Валентин никак не желал угомониться, будто в него вселился бес. — Я тебе про этого соседа сейчас все выложу. Такое, чего и сам про себя не знает. Минута — и портрет готов.
Федоров наполнил его тарелку и с усилием произнес:
— Чего тебе не сидится? Ты в гостях у старшего брата. Хочешь скандала? Что-то это на тебя не похоже.
— Какой еще скандал! Интересно же, елки зеленые…
— Ладно, давай свой портрет. — Сергей допил вино и взялся за нож и вилку.
Настроение стремительно падало — пропал вкус еды, та легкость, с которой можно трепаться ни о чем в застолье, любопытство к новым людям. Слушая следующий тост, он встретился глазами с Савелием. Тот кивнул и приподнял рюмку — мол, не забывай уговор. Выпить предлагалось за близких — за жену и сына юбиляра.
— Ну, выкладывай. — Федоров достал сигарету и тут же сунул обратно в пачку. Нельзя было оставлять Валентина ни на минуту. Александра отвлеклась — с кем-то оживленно беседовала.
— Ты же не хотел…
— Захотел, — обреченно сказал Федоров. Одновременно он следил краем глаза, как Инна спешит к дому, как медленно, в три приема, поднимается из-за стола Александра, как полковник энергично общается с мужчиной, до жути похожим на навозного жука. Тот почему-то, несмотря на жару, был запакован в шоколадного цвета кожаный жилет; антрацитовые, навыкате, глазки мужчины шустро вращались, вразнобой шевелились усики над ярким, подобранным в куриную гузку ртом, играли густые брови.
Сергей мельком подумал, что это, наверное, и есть тот самый подрядчик, с которым сражался Криницкий, и сказал:
— Ну?
— Ложки гну. Мужчину, как и любой товар, всегда можно оценить по лейблу. Им в нашем случае является супруга, так сказать, лучшая половина. — Валентин слегка понизил голос. — Вот возьми Савелия. Он себе выбрал полную противоположность. Бывает редко, но одобряется природой: потомство получается высококачественное. Инна в первой молодости была тоненькая, хрупкая, из интеллигентной семьи. Загадочная и романтическая. Я сам мечтал о такой жене и малость завидовал брату. Генерал, ее отец, которого я хорошо помню, дал ей приличное образование, а заодно и содержание, что еще важнее. А какими пирожками с голубикой кормила меня ее матушка! Да… давно дело было… Как правило, все выходит наоборот. Каждый рубит дерево по себе… Чего смотришь? Вы с моей сестрицей — вообще нетипичная пара… Наливай; и себе тоже. Поехали дальше…
— Ешь ты, ради бога, — уже совсем вяло встрял Федоров.
— Спасибо, сыт… Быстренько подняли за Савелия Максимовича Смагина, многая ему лета!.. Итак, берем жену соседа, имени которого я не знаю, как и ее, впрочем.
— Иван Алексеевич, кажется.
— Хорошо, Иван Алексеевич. Ваня, значит. Жену, стало быть, звать Тамара… или Лидия. Она — брюнетка, причем натуральная, однако упорно держится допотопной моды — делает перманент… Учти, я на нее даже не смотрю. Лет за пятьдесят, муж старше на пару годков. У нее крепкие короткие пальцы, без маникюра, значит, постоянно возится в саду или на огороде. А теперь проверим…
Они оба, Сергей и Валентин, одновременно подались вперед и исподтишка взглянули на полноватую женщину в ярком платье, открывавшем верх груди и загорелые руки. Она сидела справа, ближе к юбиляру, лица не было видно — женщина как раз отвернулась, чтобы принять у Инны накрытое колпаком овальное блюдо, только прыгали мелкие темные кудряшки.
— Видал? — торжествующе воскликнул Валентин. — Кто прав? Хозяйственная. Он у нее тоже крепкий хозяин. Дом — полная чаша. Кубышка с зелеными в тайнике, два столовых сервиза плюс третий, не распакованный, подаренный детьми на очередную, леший ее знает какую годовщину свадьбы, серебряные ложки-плошки-поварешки, ковры и фарфоровые статуэтки пастушек, к которым наш Иван Алексеевич питает слабость. Полный холодильник. Нет — два. Кабанчика не завели, хотя могли бы, если б не в Шаурах; тут надо марку держать. Она вообще животных не любит. Думаю, и собаки у них нет…
— А кто ж такой домище охраняет? — слегка обалдев, поинтересовался Федоров.
— Отстал ты от жизни, Серега. Охранная система. Сын поставил. Однако хозяин ей не доверяет. У него в спальне — дробовик с картечью. Не перебивай… Вся жизнь держится на знакомствах и куче связей. С ментами, с директором школы, где училась старшая дочь, с главврачом больницы, где оперировали жену по поводу желчного пузыря, а здесь у доктора дача. Ты мне отдельную палату, я тебе — машину кирпича. Наш Иван по строительной части, может и не такое. Вот и Савелий ему тоже зачем-то понадобился. А чего: дела идут в гору, в корешах с областным прокурором, опять же…
