Большевики не только разнуздывали стихию, но и направляли ее в определенное русло своей систематической демагогией. Мартовские события 1918 г. на Кубани происходят под флагом резолюции коммунистической партии в Пятигорске: «Да здравствует красный террор!» Поистине эпическую сцену рисует нам один из участников гражданской войны на юге со стороны большевиков: в одном месте казаки под стогом сена расстреливают пойманных офицеров. «Это меня обрадовало, значит не игра впустую, а война гражданская. Я подъехал к ним и поздоровался. Казаки узнали меня и прокричали „ура“. Один из станичников сказал: „Когда у нас есть красные офицеры, нам не нужны белые и вот мы, товарищ, здесь их добиваем“. — „Ладно, ребята, делайте; помните, товарищи, что, только когда их не станет, у нас будет действительная свобода“…»[194]

Цитированные нами материалы из «Белой Книги» рассказывали уже факты, относящиеся к подавлению крестьянских восстаний, которые вспыхивали на территории, куда приходила большевистская власть. Эти материалы говорят нам о таких же усмирениях рабочих волнений.

«С рабочими оказывавшими большевикам сопротивление, обходились так же, как с крестьянами» доносит Элиот Керзону 5-го марта 1919 г.[195] «Сто рабочих было расстреляно в Мотовиловке близ Перми в декабре 1918 г. за протест против поведения большевиков».

Но не только в английских донесениях мы найдем бесконечное количество аналогичных фактов. Этих сообщений бездна и в русской печати, да и в официальных органах советской власти. И внутри самой советской России можно зарегистрировать длинный список крестьянских восстаний на почве протеста против деспотического режима большевиков, против отобрания хлеба в связи с налогом и т. д. Все они кровавым путем подавлялись.

История России, в которой крестьянские волнения занимали всегда не последнее место, никогда не видала таких усмирений, которые практиковала советская власть. Ничего подобного не было даже при крепостном праве, ибо при усовершенствованной технике против восставших пускаются в ход броневики, пулеметы и удушливые газы.

У меня лично был собран огромный материал в этой области за 1918–1919 гг., но, к сожалению, он пропал в Москве во время одного из многочисленных обысков.

Вот один красочный документ, подводящий как бы итоги того, что делалось в Тамбовской губернии. Это было до так называемого антоновского восстания, охватившего огромный район и явившегося скорее ответом на то, что делали большевики во имя «классового террора» с деревней. Документ относится к концу 1919 года. Это — записка, поданная в Совет Народных Комиссаров группой социалистов-революционеров. Дело идет о подавлении «беспорядков» в ноябре 1919 г. Поводы для восстания были разные; мобилизация, реквизиция скота, учет церковного имущества и т. д. Вспыхнув в одной, они быстро, как зараза, распространились по другим волостям и, наконец, охватили целые уезды. «Советская власть двинула на места десятки карательных отрядов, и вот весьма краткий перечень фактов из их кровавой деятельности, перед которыми бледнеют ужасы, творимые когда-то в тех же местах царским опричником Луженовским: В Спасском уезде, во всех волостях, где только появлялись карательные отряды, шла самая безобразная, безразборная порка крестьян. По селам много расстрелянных. На площади города Спасска публично, при обязательном присутствии граждан-односельчан, было расстреляно десять крестьян вместе со священником, причем телеги для уборки трупов должны были предоставить граждане-односельчане. Расстрелянных за Спасской тюрьмой 30 человек заставили перед смертью вырыть себе одну общую могилу. В Кирсановском уезде усмирители в своей безумной жестокости дошли до того, что запирали на несколько дней арестованных в один хлев с голодным экономическим хряком; подвергшиеся таким пыткам сходили с ума. Председатель Нащекинского Комитета Бедноты продолжал расстреливать самолично уже после отъезда карательного отряда. В Моршанском уезде сотни расстрелянных и тысячи пострадавших. Некоторые села, как, например, Ракша, почти уничтожены орудийными снарядами. Имущество крестьян не только разграблялось „коммунистами“ и армейцами, но и сжигалось вместе с запасами семян и хлеба. Особенно пострадал Пичаевский район, где сжигали десятый двор, причем женщины и дети выгонялись в лес. Село Перкино участия в восстании не принимало, однако там в это же время переизбрали совет. Отряд из Тамбова весь новый состав совета расстрелял. Из Островской волости в Моршанскую тюрьму доставлено 15 крестьян совершенно изувеченных усмирителями. В этой же тюрьме содержится женщина, у которой выдраны волосы на голове. Случаи насилия над женщинами надо считать десятками. На кладбище Моршанска израненые армейцами 8 крестьян (Марков, Сучков, Костяев, Кузьмин и др.) были полуживыми зарыты в могилу. Особенно отличились по Моршанскому уезду следующие усмирители: начальник отряда — Чуфирин — „коммунист“, Чумикин (бывш. уголовный), Парфенов (освобожденный из ссылки по ходатайству на Выс. имя), Соколов, бывший фельдфебель и ряд других. В Тамбовском уезде многие села почти уничтожены пожаром и орудийными снарядами. Масса расстрелянных. Особенно пострадали села: Пахотный Угол, Знаменка, Кариан, Бондари, Лаврово, Покровское-Марфино и др. В Бондарях расстрелян весь причт за то, что по требованию крестьян отслужил молебен после свержения местного совета.[196] В Кариане вместе с другими арестованными по делу восстания был расстрелян член 1-ой Государственной Думы С. К. Бочаров. С какой вдумчивостью и серьезностью отнеслась губернская власть к усмирению, можно видеть из того, что во главе одного отряда стоял 16-летний мальчишка Лебский, а Председателем Районной Чрезвычайной Комиссии Тамбовского уезда состоял и до сих пор состоит А. С. Клинков, бывший крупный купец с. Токаревки, злостный банкрот, до октябрьской революции занимавшийся спекуляцией, круглый невежда, взяточник и пьяница. В его руках находились жизни арестованных и он расстреливал направо и налево. Кроме „специальных“ карательных отрядов практиковалась также посылка на боевое крещение коммунистических ячеек и эти хулиганские банды устраивали по селам настоящие оргии — пьянствовали, занимались грабежом и поджогами, претворяя таким образом великий принцип „Братства, Равенства и Свободы“ в ужас татарского нашествия. Необходимо также отметить кровавую работу латышских отрядов, оставивших после себя долгую кошмарную память. В настоящее время тюрьмы и подвалы чрезвычаек переполнены. Число арестованных по губернии нужно считать тысячами. Вследствие голода и холода среди них развиваются всякие болезни. Участь большей половины арестованных ясна — они будут расстреляны, если у власти останутся те же комиссары и чрезвычайные комиссии».

Восстания — свидетельствует записка — были также в Козловском, Усманском и Борисоглебском и остальных уездах Тамбовской губернии, причем относительно усмирения Шацкого уезда очевидцы говорят, что он буквально залит кровью.[197]

Крестьянские восстания в своем развитии легко переходили за пределы восстаний только деревенских и захватывали города. В берлинской газете «Руль» было помещено как-то чрезвычайно красочное описание одной очевидицы восстания крестьян в г. Петропавловске. Крестьяне именуются здесь «белыми», но это было подлинное народное движение. Заимствуем из него конец:

«Со вступлением „красных“ начался „красный террор“; начались массовые аресты и расстрелы без расследований; появились на столбах объявления, гласящие: „…в случае еще одного нашествия белых банд, город будет до основания разрушен „красной“ артиллерией“».