Дэн пришел в себя в каком-то сарае. Кроме него здесь было еще с десяток человек, в основном прусские пехотинцы и уланы. В самом углу, на соломе, стенал какой-то молодой человек с окровавленной головою, перемотанной каким-то тряпьем. Кусая от боли губы, Давыдов прислушался к собственным ощущениям. Вроде бы руки-ноги-голова были целыми, лишь сильно саднило в груди. Гусар быстро ощупал ребра. Слава богу, переломов, похоже, не имелось, так, небольшой ушиб. Парень в углу снова застонал.

– Что с ним? – Дэн кивнул на раненого. – Сильно болит?

Один из уланов что-то сказал по-немецки, показывая на парня и на небо. Ясно было, что рана серьезная, и если не перевязывать, не лечить, то бедолагу, скорее всего, не ожидало ничего хорошего.

– Сейчас…

Подойдя к щелястой двери, Денис пнул ее ногой и громко закричал по-французски:

– Эй, кто тут есть? Караульный! Караульный, черт бы тебя побрал.

Дверь отворили как-то лениво и чисто из любопытства – посмотреть, кто там так хорошо говорит на языке Вольтера и Дидро. Может, своего по ошибке забрали?

– Эй, парень, ты откуда так хорошо знаешь французский? – заглянув, поинтересовался дюжий фузилер с угрюмой физиономией висельника. – Ты точно пруссак? Или, скорее, эльзасец, предатель? Там у вас, в Эльзасе, все предатели. Так что пора тебе на виселицу, парень, ага!

– Я – русский дворянин! – оскорбленно взвился гусар. – И клянусь честью, если ты…

– А, русский… – Фузилер смачно зевнул, показав крепкие желтые зубы. – Тогда тем более тебя надо вздернуть! За одних ваших партизан, за Березину!

– Один из наших раненых нуждается в помощи врача, – твердо заявил Давыдов. – И чем скорее, тем лучше.

– Скорей бы уж он подох! – Хмыкнув, здоровяк издевательски захохотал и обернулся к маячившим у него за спиной фигурам. – Верно, ребята? Вот уж точно, чем скорее – тем лучше.

Стоявшие позади фузилера «ребята» – французская солдатня – гнусно заржали и, выставив вперед ружья, предложили повнимательней осмотреть «этих прусских гадов».

– У того вон хорошие сапоги. Наверное, они подошли бы и мне. – Один из солдат протолкнулся вперед и без всякого пиетета схватил Давыдова за плечо. – А ну-ка снимай!

Пришлось снять, деваться некуда. Также почти всей обуви лишились и остальные пленники, а тот раненный в голову парень к обеду умер, и пришлось долго упрашивать вольтижеров забрать труп. Сами же пленные его и закопали – дюжий унтер выбрал троих.

– Плохо дело, – вернувшись, со вздохом промолвил невысокий улан, из тех, кто закапывал. – Здесь кругом французы… Рядом, за лесом – какая-то деревня. Нет, не Линьи и не Сент-Аман… Как же ее… А! Ватерлоо! Так ее называли… Ох, видно, несчастливое это названье для нас.

– Это Ватерлоо-то несчастливое? – кое-как поняв последнюю фразу, не удержался Дэн. – Вот уж для французов – точно.

Все замолкли, прикидывая, что делать дальше, как выживать. Кормить пленников никто, похоже, не собирался, и, наверное, нужно было б поскорее отсюда бежать… Что и предложил Давыдов. Естественно – по-французски.

– Бежать? – Какой-то уланский ротмистр развел руками и скептически хмыкнул. – Но это же невозможно! Мы безоружны, среди нас многие ранены и едва смогут идти. А французы здесь – кругом. Да еще из сарая надобно как-то выбраться. Доски здесь хорошие, крепкие. Зубами не перегрызешь.

Дениса поддержал лишь один худощавый сублейтенант из пехоты. Молодой, смуглый, черноглазый, он чем-то походил на француза или, скорей, на цыгана.

– Меня зовут Мориц. Мориц Краузе. Я из Ганновера.

– Ганновер – хорошо, – улыбнулся новому знакомцу Дэн. – Бежать надо!

– Надо! – сублейтенант уверенно закивал.

По-французски он говорил плоховато, но все же понять можно было. С ним-то Давыдов и прошептался до самого вечера, обсуждали побег, предлагая различные версии: сделать подкоп, разобрать крышу или просто позвать да оглушить конвоира. На последнем и порешили – все остальное требовало слишком долгого времени.

Кстати говоря, «на двор» пленников не выпускали, все дела справляли тут же, в углу. Правда, ближе к ночи принесли попить – и на том спасибо.

– Как придет за ведром, бьем его в глаз и бежим, – тихо промолвил Мориц. – Доберемся до леса, а там видно будет. Ночью они точно нас не отыщут. Тс-с! Вон, кажется, идет…

– Я ударю… И – бежим!

Снаружи послышались шаги, и Денис, проворно подобравшись к двери, приготовился отправить конвоира в глубокий нокаут. Уже и пальцы сжал в кулак, как вдруг…

– Денис Васильевич, ты случайно не здесь? – тихо спросили по-русски.

– З-здесь… – моргнув, отозвался Давыдов.

– Тогда выходи, не отсиживайся. И все выходите… Но только тихо… тс-с!

Дверь отворилась, глянула в глаза вышедшая из-за тучи луна.

– Ураковский! – узнав, ахнув Денис. – Стас! Ты как здесь?

– Тебя искал… Как тащили – увидел. – Станислав Петрович радостно обнял друга. – Нас тут целый отряд! К своим пробираемся. Вот только не знаем, где свои… Эй, давайте, все выходите! Тихо только, ага.

Один за другим пленники выбрались из сарая. Рядом, в кустах, валялись два трупа в синих мундирах. Часовые, догадался Денис.

– Ножом?

– Нет. Вот этим. – Ураковский снял с плеча некую штуковину, которую, впотьмах еще толком не разглядев, Денис Васильевич принял за кавалерийский карабин или штуцер. Полированный приклад, резное ложе, тускло блеснувшая стальная дуга. Лук!

– Охотничий арбалет! – похвалился Станислав Петрович. – Трофей! Забрал у одного драгунского майора. У меня в деревне когда-то такой был.

– Арбалет… – шепотом повторил Давыдов. – Удобная вещица… Для всяких дел удобная, да.

– Так идем… Тут, за лесом, деревушка одна, Бель-Альянс…Там наши.

Идти по ночному лесу оказалось не очень-то легко. Дэн в школе еще как-то бежал ночное ориентирование, так чуть было в болоте не утоп! И это – с налобным фонариком, с картой, практически по знакомой местности. Здесь же…

С Ураковским еще было с полдюжины человек, солдаты и офицеры, и местность они, похоже, знали, так, что до леса шагали вполне уверенно. В лесу же…

– Вот здесь… Здесь поворот – тропа.

– Да нет же! Наша тропа дальше. Там еще дуб такой раскидистый! А где здесь дуб? Нету.

– Да. Дуба нету.

Пошли дальше, искали этот чертов дуб, а он все никак не хотел находиться, будто бы нарочно средь других деревьев прятался, только что не кричал: ку-ку! Наконец, сублейтенант Мориц Краузе увидал что-то похожее…

– Вот! Не это ищем?

– Это не дуб, Мориц! Это граб.

– Граб? А на дуб похоже.

– Сюда, сюда, братцы! Вот дуб-то, вот!

И впрямь на развилке лесных тропинок рос довольно раскидистый дуб, и к его толстому стволу был совершенно варварски прибит указатель – деревянная табличка с французской надписью «Дорога на Шарлеруа».

– А нам туда не надо, – тихо промолвил кто-то из солдат.

– Верно! – Ураковский бодренько подкинул в руке арбалет. – Нам не туда. Нам – в Бель-Альянс. Туда. Идемте!

Пока путники шатались по лесу, уже начало светать. Восточная сторона неба посветлела и запылала оранжево-алым пожаром, а первые лучики солнца позолотили верхушки высоких тополей и лип. Вот тут-то на тропе попался мальчишка, видимо – подпасок. Тощенький, рваненький, грязный, с большим хлыстом в руке.

– Коров пасешь? – строго спросил его Ураковский.

– Да, да, месье. Пасу. – Пастушонок закивал, испуганно сверкая глазенками.

Станислав Петрович хмыкнул и опустил арбалет:

– Это ведь на Бель-Альянс тропинка?

– На Бель-Альянс – туда, месье, – парнишка показал рукой. – Три лье!

– А здесь тогда что? – округлил глаза Ураковский.

– А здесь – Шапель-Сен-Ламбер. Часовня в лесу… и селение.

– И кто в том селении? Чьи войска? Французы?

– А нет никого, господа. Ни французов, ни англичан, ни немцев. Одни мы, местные.

Шапель-Сен-Ламбер – часовня Святого Ламберта – напомнила Денису еще одну часовню, в Нижней Нормандии, на плато де Грас возле старинного городка Онфлера, будущей Мекки импрессионистов. Там, в Онфлере, они когда-то с Сонечкой и… Господи! Всего-то чуть больше года прошло. А кажется, будто лет десять! Сонечка, Софья уже и замуж вышла… как и хотела… Замела следы.