Главное, что дедушки были недовольны всем и вся. Своими – за то, что постоянно снижают паёк и не следят за повышением цен, неправильно проводят денежную реформу; англичанами – за то, что те не хотят идти на большевиков, предпочитая сидеть в Архангельске, мало дают фунтов для банка и не желают открыть свои склады для всех желающих; большевиками – за то, что не желают сгинуть сами по себе.

Боже ты мой, как это мне напоминало кухонные разговоры, когда собравшиеся в количестве двух и более человек за «рюмкой» чая были готовы решить все текущие мировые проблемы, а уж разобраться во внутренней политике хоть СССР, хоть России – одной левой! Похоже, в России ничего не меняется. Интересно, если бы меня закинуло куда-нибудь во времена Ивана Грозного, было бы то же самое? Так себе и представил, как группка нетрезвых мужиков, почесывая не раз поротую задницу, гутарят о том, что не следовало Казанского хана бить, а лучше бы государь с Европами подружился, сосисок привез.

Второй день привожу в порядок иллюстрированную «Жизнь животных» Брэма в десяти томах. Его наша библиотека заполучила из мужской гимназии, потому что та обзавелась более свежим изданием, кинутым с барского плеча местным меценатом. Вот отчего господин Сорокин не подарил своего Брэма библиотеке, чтобы мне было поменьше работы?

Чувствовалось, что гимназисты увлекались естествознанием – переплеты порваны, страницы рассыпаются, отсутствует половина иллюстраций. Некоторые вырваны, а кое-какие аккуратно отрезаны бритвой. Они что, вставляли зайчиков-белочек в рамочки и дарили своим девушкам? Лучший подарок – это тот, что сделан своими руками.

Еще характерная деталь. Цветные иллюстрации должны быть переложены папиросной бумагой, но оная тоже отсутствовала. Видимо, гимназисты пустили её на цигарки.

В данный момент я занимался корешком третьего тома, пытаясь решить нелегкую задачу – хватит ли мне вон того кусочка кожи или не жмотничать, а отрезать от большого куска? Решив, что экономить не стоит, иначе корешок «поведет», взял в руки нож, который я специально сконструировал для разрезания кожи: косое лезвие, очень остро заточенное. Отчего-то у моего предшественника не оказалось в инструментах ни одного ножа!

– Аксенов? – услышал я незнакомый голос.

В дверном проеме моего закутка стоял незнакомый парень лет двадцати двух – двадцати пяти, в изрядно перепачканном полушубке, пропахшем вонючим дымом, с небритой физиономией, покрасневшей от ветра и костра. Две недели назад я выглядел нисколько не лучше.

– Слышал, тебе вопрос задали?

Ничего себе! Это кто у нас такой борзый?

– А ты сам-то, кто будешь, мил-человек? – поинтересовался я, расстилая на верстаке кусок кожи.

Незнакомец, нервно оглянулся – в читальном зале, конечно же, сидели люди, снизил голос до шепота.

– Я от Александрова! Ты поступаешь в моё полное распоряжение! – в приказном тоне сказал парень.

– А кто такой Александров? – поинтересовался я. – И что ты за хрен такой, чтобы я к тебе в услужение пошел?

– Ты что, дурак или прикидываешься? – начал закипать незнакомец. – Тебе четко сказано – от Александрова. И не в услужение, а в распоряжение!

Я промолчал, а потом резанул по куску кожи. Ишь, какой молодец! Сумел отрезать на глаз, без линейки, ровнехонько!

– Слышь, мил-человек, иди-ка ты отсюдова и не мешай людям работать, – посоветовал я. – Ходят тут всякие, а потом книги пропадают.

Парень начал свирепеть, но сдержал себя. Посмотрев в зал – народу ещё прибавилось, Архангельск город читающий, пробормотал с угрозой в голосе:

– Ладно, пожалеешь!

После этого незнакомец исчез.

Манеры, как у чекиста из заштатного города, привыкшего, что при имени его начальника на людей нападает оторопь. Вологда – не заштатный город, а Александров, начальник Вологодского губчека – не самая маленькая фигура даже в масштабах Всероссийской чрезвычайно комиссии, но посылать ко мне своего человека он не имеет права, равно как и вообще не должен знать о моем существовании.

Обо мне знают четыре человека в Москве и двое в Особом отделе Шестой армии. Но Особый отдел не подчиняется губчека, да и ребята не знали моего имени. Для них я просто один из тех, кого переправляли на «ту» сторону.

То, что в Северном крае не я один занимаюсь разведкой, это понятно. Архангельское подполье, подчинявшееся напрямую Москве, по мере сил добывает свою информацию. А есть ещё и Шестая армия, её Особый отдел, в задачи которого входит разведка и контрразведка. Насколько я знаю, основная деятельность моих коллег протекает в прифронтовой полосе, среди перебежчиков из белой армии и жителей деревень, вынужденных уходить от преследований со стороны односельчан, заподозривших их в симпатиях к красным. Взамен убежища они делают карты местности, рассказывают о последних событиях. Другое дело, что эти события отстают по времени, да и происходят на незначительных участках.

А ещё есть командарм Шестой армии, товарищ Самойло Александр Александрович, бывший генерал-майор Генерального штаба, после Октября перешедший на нашу сторону и возглавлявший военную комиссию делегации в Брест-Литовске, начальник штаба товарища Кедрова, когда тот возглавлял Северо-Восточный участок отрядов завесы, а ныне ставший командующим Шестой армии. Я бы не удивился, если бы Александр Александрович, не довольствуясь донесениями Особого отдела, направил в Архангельск ещё и свою личную разведку. Чем больше источников информации – тем лучше.

Хотя нет. Личная разведка отпадает. Самойло хотя и на хорошем счету у Советской власти, но это не отменяет его генеральского прошлого, и у него есть товарищ Кузьмин, член РВС, которому надлежит присматривать за своим командующим. А коли генерал начнет осуществлять какие-то самостоятельные шаги к засылке своих людей в тыл белых, его могут не так понять или вообще не понять.

Самойло Александр Александрович (1869–1963)

Свою разведку может осуществлять и Вологодская губчека. Мало ли, какие у них интересы? Возможно, им интересно узнавать о контрреволюционных выступлениях в губернии «из первых рук», а не пользоваться данными «особистов».

В принципе, во всем этом нет ничего страшного. Может быть некоторая неразбериха, межведомственные склоки и даже стычки, но в целом, как уже говорилось выше – чем больше источников, тем объективнее информация.

Другое дело, что приказывать мне сейчас может только один человек – Михаил Сергеевич Кедров. Переподчинить может, да, но для этого требуется сообщить мне специальное кодовое слово. Одно только слово и я целиком, с потрохами в распоряжении посланника. Покамест, даже если явится курьер и сообщит, что его прислал товарищ Дзержинский или даже сам Троцкий, я волен посылать оного курьера куда подальше.

Допускаю, что парень явился из Вологды, от Александрова. Не исключено, что меня где-то видел, запомнил фамилию. Вологда и Череповец рядом, и мы там бывали, и коллеги наведывались. Его рожа мне тоже кого-то напоминает. Тогда вопрос – он дурак или провокатор? Наверное, есть и третий вариант, а может, и четвертый, но самое лучшее, что я могу сейчас сделать – это ликвидировать незнакомца, а труп потихонечку притопить в какой-нибудь полынье. Слава богу, Северная Двина река большая, а женщины до сих пор предпочитают полоскать белье в реке. Беда лишь в том, что в читальном зале слишком много народа. Значит, подождем дальнейшего развития событий.

Эх, и чего я с утра решил, что жизнь налаживается? Плохо, что браунинг по-прежнему спрятан в сарае, но что-нибудь придумаем.

Библиотека заканчивает работу в восемь часов вечера, а я как представитель рабочего класса закончил свою работу ровно в шесть, то есть в восемнадцать часов.

Идти до съемной квартиры недалеко, минут десять, но я решил сегодня погулять по вечернему Архангельску, полюбоваться его каменными особняками, старинными добротными домами, помнившими, возможно, ещё Петра Великого. Может, на Соломбалу махнуть, туда даже трамвай ходит? Правда, на днях забастовали вагоновожатые, и трамваи водят американские солдаты. Нет, на Соломбале я ориентируюсь плоховато, не пойду.