В ту же секунду курсанты бросились врассыпную. На сцене никого не осталось: только кошка продолжала спать в глубине сцены (вероятно, у нее была увольнительная). Несмотря на уморительность происходившего на сцене, в зале царила тишина.

— Опасность миновала, патруль вас не заметил, — продолжал говорить Ломсадзе в микрофон.

Убежавшие за кулисы курсанты стали возвращаться на сцену.

— Сядьте на свои места, — разрешил гипнотизер. — Внимание! Когда я сосчитаю до десяти, вы все проснетесь и будете чувствовать себя очень хорошо… Один… два… три… у вас открываются глаза… четыре… пять… вы чувствуете легкость в рука и ногах… шесть семь…

Когда Ломсадзе произнес «десять», сидящие на сцене проснулись, почему-то сразу почувствовалось оживление в зале. Автандил повернулся лицом к зрительному залу и посмотрел в сторону комиссии, ожидая их реакцию на увиденное. Но все члены жюри с недоумением смотрели на Ломсадзе.

— Когда же ты начнешь, Автандил? — спросил Кипиани.

— Разве вы… ничего не видели? Кипиани недоуменно пожал плечами.

— Вы что-нибудь видели? — спросил он у остальных членов жюри.

— Нет… — ответили все как один.

— А вы, ребята, что видели? — обратился он к рядом сидящим курсантам.

— А еще ничего не показывали! — удивившись вопросу, ответили молодые люди.

Автандил посмотрел на то место, где находилась кошка — ее уже не было — и все понял! Вот отчего в зале все время стояла абсолютная тишина! Он загипнотизировал и кошку на сцене, и курсантов в зале, и… комиссию во главе с Кипиани! Доказательством проведенных сеансов были лишь рассыпанные на сцене мелкие деньги, но ведь это такая мелочь… Такое мощное массовое воздействие даже для самого хорошего гипнотезера было бы невозможным.

— Я уже начинаю, — сказал обескураженный Ломсадзе, — но… лучше я проведу опыты по телепатии!

3

Представление началось снова. Ломсадзе спросил, есть ли желающие помочь ему. Молодые курсанты, как школьники, подняли руки.

— Пожалуйста, проходите, — пригласил Ломсадзе курсанта из дальних рядов.

— И Вы тоже, — сказал он безусому худенькому юноше в третьем ряду.

— Садитесь за стол, вы оба будете членами жюри.

Стол был расположен прямо у заднего занавеса сцены. Жюри сидело лицом к зрителям, и им была видна вся сцена со всеми кулисами.

— Вы будете следить за правильностью действий участников опыта, — продолжал Ломсадзе.

Вышла ассистентка, стройная девушка, она взяла в руки реквизит. Это был большой циферблат от часов с одной стрелкой. Показав его зрителям, поставила обратной стороной к залу. Жюри, сидящее в глубине сцены, видело циферблат, а зрители нет. Ломсадзе вызвал желающего принять участие в опыте. Курсанты наперебой довольно шумно тянули руки. Кому повезет? Так хочется попробовать!

Ломсадзе пригласил на сцену высокого юношу из середины зала.

— Как Вас зовут?

— Кирилл.

— Так вот, Кирилл, подойдите к часам и поставьте стрелку на любое время — какое хотите. Так как стрелка одна, ставить ее нужно точно. И возвращайтесь ко мне, — сказал Ломсадзе, стоя у края сцены лицом к зрителю.

Юноша быстрым шагом направился к циферблату, стоящему в глубине сцены. Поставив стрелку на определенную цифру, подошел к Автандилу Ломсадзе. Тот взял его за руку. Закрыв на мгновение глаза, сказал:

— Четыре. Правильно? Курсант захлопал глазами:

— Да… — растерянно ответил он.

Ассистентка повернула циферблат к зрителям.

— Четыре… — выдохнул зал. Все зааплодировали.

— Следующий желающий…

— Можно я?! — воскликнул курсант, сидящий у прохода.

— Прошу.

Со свойственной молодости поспешностью юноша выскочил из своего ряда на сцену и, загадочно улыбаясь, поставил стрелку часов. Подойдя к Ломсадзе, протянул руку. Прошло мгновение.

— Ты поставил стрелку на одиннадцать.

Ассистентка снова показала залу циферблат. В зале одобрительно и радостно зашумели. На лице курсанта отразилось полное недоумение. Он чистосердечно признался:

— Я поставил стрелку на одиннадцать, а думал и повторял про себя число пять…

Ломсадзе улыбнулся:

— Меня невозможно обмануть!

В зале снова раздались аплодисменты. Желающие рвались на сцену. Еще один курсант «смудрил»: поставил стрелку на полседьмого. Жюри его не поправило. А Ломсадзе снова безошибочно угадал.

— Напишите год, месяц и число своего рождения, — попросил он следующего вышедшего на сцену. — Месяц можешь написать буквами.

Ассистентка поставила черную доску и мел, отвернув ее от зрителей и от Ломсадзе. Юноша написал. Ломсадзе, взяв его за руку, попросил:

— Думайте о том, что написали… Через шесть-семь секунд он произнес.

— Вы родились в 1954 году 4 марта. Правильно?

— Да!

Залу показали доску, на которой мелом была написана названная дата.

Автандил усложнил опыт. В следующий раз он вызвал сразу трех человек. Курсанты бежали наперегонки.

— Не все, не все сразу, только трое! — пытался остановить он поток желающих.

Прибежало все равно больше, чем нужно. А со сцены уходить так не хотелось!

— Двое подойдите ко мне, остальные постойте в сторонке. В следующий раз вас возьму в помощники, раз вы очень хотите. Может быть, из художественного совета кто-нибудь хочет выйти на сцену третьим? — обратился он к принимающим его программу.

Взрослые люди не заставили себя долго ждать, один из членов комиссии подошел к Автандилу. Ломсадзе попросил одного курсанта написать год своего рождения, второго — месяц своего рождения, а товарища из комиссии — день своего рождения. Поставив их рядом друг с другом, предложил взяться за руки. Потом сам взял за руку первого курсанта и повел всех троих по сцене «паровозиком». Сначала отгадал год рождения первого курсанта, идущего за ним, потом месяц рождения второго курсанта, хотя они местами не менялись, затем — число рождения идущего последним пожилого мужчины. Удивлению зрителей не было границ, впрочем, удивлялись не только курсанты, но и члены художественной комиссии. Ломсадзе не ошибся ни разу! Если бы они знали, что Автандил брал за руки зрителей только для того, чтобы представление было зрелищным. Чтобы угадать их мысли, ему не нужен был контакт, он мог бы это сделать на любом расстоянии. Следующие опыты доказывали это.

Вызвавшийся доброволец из зала крупно написал на доске многозначное число. Автандил стоит в это время в зале, разговаривает с публикой. Он представления не имеет, какое число написано на доске. Он поднимается на сцену и уходит в самый дальний угол. Доска открывается зрительному залу. Ломсадзе спрашивает курсантов на галерке:

— У кого хорошее зрение? Кто видит число, записанное на доске?

Зрение, оказывается, у всех отличное, и каждый хочет принять участие в опыте. Выбрав одного, Ломсадзе просит его думать об этом числе, чтобы он мог отгадать его. Он почти не видит «думающего»: свет софитов бьет ему прямо в лицо, но это ему и неважно.

— Четыреста пятьдесят шесть.

Зал радостно аплодирует — цифру на доске видят все зрители.

— Вы не устали? — спрашивает Автандил у курсантов.

— Нет! — дружно кричат они. Они готовы смотреть выступление до самой ночи.

— Тогда продолжим, — предлагает Ломсадзе. Он вызывает из зала очередного желающего.

— Напишите любое предложение на доске и на листе бумаги.

Худенький курсант небольшого роста старательно пишет, в это время Ломсадзе разговаривает с ребятами из первого ряда. Курсанты напоминают Ломсадзе, что записка написана.

— Очень хорошо, — говорит он. — Теперь тщательно сложите листок и передайте кому-нибудь из зала, только не из своего ряда, а то могут не поверить, ведь рядом с Вами, вероятно, сидят ваши друзья, а вдруг Вы им скажите, что написали.

Глядя на небольшую, стройную фигуру юноши, Ломсадзе добавляет.

— Выберите, пожалуйста, большого, крупного человека.

— В зале смеются.

Напрасно смеетесь, нужен человек с громким голосом, — поясняет он залу.

Записка передана высокому широкоплечему курсанту.