Ты всегда говорил, что плакать можно только тогда, когда от твоих слез не зависит ничто и никто, кроме тебя.

Плакать, говорил ты, можно солнечным утром дома – когда впереди у тебя бесконечный день, которые выдаются так редко, и не нужно никуда ехать, у тебя нет никаких дел и людей, кроме тебя самого. Вот тогда-то и можно дать волю слезам. Пореветь о своей неудавшейся или, наоборот, чересчур удавшейся жизни. Вспомнить мелочь – вроде бытового хамства, которое не должно оказывать воздействие на таких, как мы, но иногда бьет точно в цель, лучше любого снайпера. Короче, найти повод и выпустить давно скапливавшиеся слезы – и ощутить себя обновленным.

Плакать не стыдно. Просто плакать надо вовремя.

Когда же у тебя есть цель, есть дело, эмоциональная нестабильность – это непрофессионально. Мы живем по иным законам, говорил ты. Иногда мы живем вовсе без законов. Человеческая мораль – весьма пластичная штука, если ее прикладывать на нашу работу. И в первую очередь дело должно быть завершено, миссия исполнена, а чувства и эмоции – это иная реальность, которая до самого конца не имеет никакого отношения к тебе.

– Ты все это знал, Эррол, – прошептала Тэсс. Мелкий дождь падал на срезанные цветы, которые уже начали умирать, на звездно-полосатый флаг, который промок и был больше похож на грязную тряпку. – Смерть все расставляет по своим местам. Я не буду пока что по тебе плакать. У меня есть дело.

Она замолчала – а что еще говорить? Многословие не было свойственно ни ей, ни тому, на чьей могиле дождь прибивал к земле чайные розы. Много букетов, много венков – от друзей, от сослуживцев, от руководителей. Некоторое время назад здесь было черно от зонтов и траурных костюмов, и звучали негромкие речи, которые почему-то принято произносить на похоронах. Потом все разошлись. Тэсс осталась. Никто не сделал попытки увести ее с собой.

Все понимали: так надо.

Сгущались сумерки – декабрьские, ранние, скучные. Глобальное потепление привело к тому, что снег так пока и не выпал, зато дождь шел вот уже третий день, и хотя синоптики обещали похолодание, никто им особо не верил. На кладбище никого не было, торчали одинаковые белые могильные камни, перемежающиеся тут и там редкими крестами, в смерти уравнивая всех. Качались голые ветви деревьев – и казалось, что это они царапают небо и рвут низкие, быстро бегущие облака.

С полей шляпы капало, одна капля повисла на носу, но Тэсс не пошевелилась. Сейчас – как и многие разы до этого – она должна попрощаться с Эрролом, только на сей раз – навсегда. Тэсс не верила в мистику и не верила в бога, для нее религии были лишь приложением знаний и умением воздействовать на людей, и она знала, что Эррола тут нет. Где он теперь – неизвестно. Молиться за него бесполезно, да она и не умела. Желать счастливого пути в небытие – тоже как-то глупо. Эррол не любил, когда она совершала глупости, за них ей всегда доставалось безжалостно. Стоять у его могилы, глотать слезы и верить в жизнь вечную – это глупость несусветная.

Слез не было. Прощание тоже получалось спокойным и сухим, в отличие от окружающей природы. Небо плакало, деревья скрипели, тьма подкрадывалась все ближе и ближе. Тэсс закрыла глаза и в темноте под веками увидела, как яркий факел, горящую цель. Эта цель была так осязаема, что рука сама потянулась – схватить, сжать пальцы и раздавить. Но не достала. Еще не время. Шаг за шагом, и она дойдет. Главное – видеть цель.

Человек, наблюдавший за Тэсс, опустил электронный бинокль и задумчиво потер переносицу. Черная фигура у свежей могилы не двигалась; женщина не раскрывала зонт, несмотря на все усиливавшийся дождь. Человек посмотрел еще пару минут – так, без бинокля, потом сунул прибор в карман, развернулся и зашагал к машине.

– И что вы мне предлагаете? Работать с непрофессионалом, что ли?

– Тэсс, ты дала согласие работать на моих условиях – или не работать вовсе. Потрудись выслушать подробности.

– Можно я закурю?

– Кури.

Безликий кабинет Джобса, заместителя начальника Контртеррористического отдела ЦРУ, всегда казался Тэсс чем-то вроде уютного убежища, хотя, по идее, должен был вгонять в тоску. Но только не ее. Здесь она чувствовала себя хорошо – как дома. Впрочем, учитывая ее биографию, штаб-квартира в городке МакЛин в Северной Вирджинии и была домом для Тэсс Марлоу – все остальные места лишь условно и временно могли так называться. Даже квартира, где она жила вместе с Эрролом, не была так дорога Тэсс, как стены комплекса зданий, принадлежавшего ЦРУ. И сейчас, устроившись в неудобном, вытертом местами почти налысо, кресле, предназначенном для не особо важных посетителей, Тэсс чувствовала себя вполне комфортно. Если бы душевный комфорт был так же легко достижим, как физический!

– Вот. – Джобс кинул на стол папку средней толщины, и сам потянулся за сигаретами. – Его досье – то, что тебе необходимо знать. Впрочем, кратко я тебе сам изложу, а это изучишь по дороге. Человек, с которым тебе предстоит работать, – миллионер, гражданское лицо, иногда оказывающий нам услуги.

– Согласно вашей формулировке, могу ли я определить этого человека, как «сочувствующего»?

– Нет.

Тэсс хмыкнула. «Сочувствующими» называли агентов, не работавших в ЦРУ на постоянной основе, привлекавшихся исключительно для выполнения конкретных заданий. Тем не менее, агенты эти обладали соответствующей подготовкой, и на них можно было положиться и не думать, что в определенный момент такой человек поведет себя… неадекватно.

– Но мы же не можем работать с гражданскими на задании подобной сложности.

– Можете и будете. Дай мне договорить. – За тридцать с лишним лет работы в ЦРУ Джобс приобрел совершенно восхитительную непробиваемость. Его «говорящая» фамилия (Прим. автора – Фамилия Джобс (Jobs) образована от английского существительного «job» – «работа») прекрасно описывала начальника – на службе он дневал и ночевал. Тэсс даже не знала его имени. Никто, кажется, не знал. – Доминик Теобальд Ригдейл, сорок три года. Да-да, Тэсс, незачем сардонически улыбаться, – Теобальд. Его предки приплыли сюда на «Мэйфлауэре», так что не вздумай отпускать шуточки на его счет. Все эти потомки первых американцев трепетно относятся к своей выдающейся биографии. Итак, мистер Ригдейл владеет алмазными приисками в Намибии, создал весьма успешную компанию «Паладин», занимающуюся высококлассными охранными системами, и основал банк «Созвездие», но сам от руководства отошел. Все делают талантливые управляющие, а Ригдейл, говоря откровенно, мается от безделья. Ему неинтересно зарабатывать дополнительные миллиарды в копилку к уже имеющимся и участвовать в финансовых соревнованиях за право попасть в топ-100 «Форбс», поэтому иногда – очень редко, в исключительных случаях, – он работает на правительственные организации. В данном случае – на нас.

– А что это ему дает? – поинтересовалась Тэсс, рассматривая фотографию миллионера. Впечатляюще, ничего не скажешь. С отличного фотопортрета смотрел мужчина средних лет, не слишком красивый, с жесткими чертами лица, крупным носом и темно-карими глазами. Его волосы расцветки «соль с перцем» – то ли седые, то ли умело мелированные, кто этих денежных мешков разберет, – были тщательно уложены. Брови, однако, оставались черными, что придавало миллионеру эксцентричный и немного хулиганский вид.