Если пропаганда должна быть действенна и полезна для движения, она должна обращаться только к однородной аудитории, так как в противном случае, при различном духовном уровне оба лагеря в аудитории, либо один из них, отклонят ее как очевидную и потому неинтересную. Даже способ выражения и тон в каждой аудитории не будет одинаково действенным для двух так резко отличающихся составов аудитории. Если пропаганда откажется от самобытности способа выражения, она не найдет пути к восприятию широкой массой. Если же она, с другой стороны, применяет слова и жесты, соответствующие грубости чувств массы и ее выражений, то так называемая интеллигенция отклонит ее как грубую и вульгарную. Из ста так называемых ораторов, едва ли наберется с десяток таких, которые сегодня в состоянии говорить перед публикой, состоящей из подметальщиков улиц, слесарей, трубочистов и т. д., а завтра сделать доклад того же самого идейного содержания, но уже перед аудиторией, состоящей из профессоров высшей школы и студентов. Но из тысячи ораторов, возможно, найдется лишь один, который справится со слесарями и профессорами высшей школы одновременно, выступая в форме, не только соответствующей особенностям восприятия обоих частей аудитории, но и одинаково действенной для них, или даже вызывая бурю аплодисментов. Но нужно всегда помнить, что даже самая прекрасная мысль самой великой теории, в большинстве случаев, должна распространяться с помощью маленьких и мельчайших умов. Речь идет не о том, что задумал гениальный творец, а о том, в какой форме и с каким успехом глашатай этой идеи сообщает о ней широкой массе…

Пропаганда — это содержание и форма идеи, дошедшие до широкой массы, а ее правильность измеряется исключительно по ее реальному успеху…

В общем, для юного движения определяющими должны стать те рассуждения, которые я, говоря о военной пропаганде, уже кратко сформулировал, они определяют, в значительной степени, способ и проведение его собственной разъяснительной работы»³².

«Барабанщику», которым Гитлер с самого начала (1919 год) хотел только стать, в этой сфере не нужно было опасаться конкуренции. Здесь он был более успешен, чем все остальные. В этом он был мастером. Какие бы действия ни совершались «именем Гитлера», будь это расстрел Эрнста Рёма и многих противников 30 июня 1934 года, объединение постов рейхспрезидента и рейхсканцлера 2 августа 1934 года или мероприятия против евреев и казни мужчин и женщин, участвовавших в сопротивлении, всегда национал-социалистическая пропаганда представляла их как положительные и великие исторические свершения, чтобы сделать невозможной открытую критику и изображение событий в ином свете. НСДАП, уже в свои первые часы нашедшая в лице Гитлера агитатора и пропагандиста беспримерного формата, и в 1921 году со своими организациями ставшая не только его инструментом и бандой, но и беспрекословно выполнявшая его побуждения и указания, внесла свою долю в то, что в национал-социалистической Германии пропагандистские фразы превращались в неопровержимые «факты», а государственные институты, организации и власти — в послушные органы исполнения и в подручных убийц и обманщиков народа.

Никогда в Германии не было крупного политика и государственного мужа, деятельность которого так сильно нуждалась бы в пропаганде как средстве поддержки, как это происходило при Гитлере в 1933–1945 годах. Впрочем, здесь никогда не видели также политика, поставленного в ситуацию, когда он из агитатора, беспрепятственно подстрекающего годами, неистового пропагандиста и партийного вождя, яростно отрицающего все в государстве и борющегося с ним, в одночасье превратился бы в государственного мужа с диктаторскими полномочиями, начавшего непосредственно выполнять то, что он до этого формулировал в своих обещаниях. Чтобы избежать ненужного ему уличения во лжи, Гитлер, боясь определений и решений, тесно соединил свою политику с пропагандой такого рода, что она с самого начала обрекала на провал крупные внешнеполитические и стратегические мероприятия, например, во время Второй мировой войны.

Но тем не менее он мастерски сумел не только завоевать большую часть германского народа, но и, кроме того, полностью совратить его — в такой степени, что в истории не найти подобного примера. Почти всегда его признание: «не из скромности я тогда хотел стать “барабанщиком”, это самое высшее, все остальное — мелочь»”, понимают неверно, хотя к нему с самого начала его политической карьеры прислушивалась не только масса. «Верно то… что образованные часто помогают не от всей души, даже с внутренним неприятием… Тем не менее… остается фактом: Духовный слой сотрудничает… Идеология национал-социализма — это не только оглушительный рев пивных подвалов и массовых арен, она также охватила студенческие аудитории. Вызывает опасение только сомнительный энтузиазм, с которым они вступают в новую эру. Недвусмысленно здесь проявляется ослепление гитлеровской идеологией»³⁴. Гитлер знал «свой» народ и «массу», которую он ненавидел. Более того: он презирал ее, он часто и без опасения говорил это — и еще при этом получал ее аплодисменты.

То, что он никогда не удовлетворялся только аплодисментами, очевидно; потому что с самого начала он многословно хотел осуществить тотальную духовную переделку народа и его «сотворение вновь» по расово-идеологическим принципам. Геринг и Фрик, Борман и Гиммлер, Геббельс и Розенберг, Штрейхер и Кох, Франк и Заукель³⁵, если здесь называть только некоторых, словом и делом, его именем и с его одобрения старались осуществить не только это, но и, по возможности, максимум из того, что помимо этого было предначертано в «Майн Кампф».

«Высоту культуры» и стандарта жизни «определяет высший носитель культуры», записал Гитлер в 1930 году¹. О ком и о чем он тогда думал, теперь установить невозможно. В «Майн Кампф» он писал, что ариец является носителем культуры², а государство — оболочкой, поддерживающей и защищающей культуру в арийском культурном пространстве. «Пожалуй», государство является «предпосылкой», однако «не причиной создания высокой… культуры», говорится там. «Мы должны строжайше различать государство как сосуд, а расу — как его содержимое. Этот сосуд имеет смысл лишь тогда, когда он может удерживать и защищать содержимое; в противном случае он бесполезен»³.

Государство, о котором Гитлер хотя и много говорит⁴, но не рассматривает вопрос о необходимой государственной форме и о конституции государства⁵ глубже, чем намеком⁶, должно быть, исходя из «практической целесообразности»⁷, упорядоченным «германо-национал-социалистическим» расовым государством, задачу которого Гитлер, ещё до написания своей книги, достаточно точно сформулировал. Ему необходимо — параллельно с мировоззренческим воспитанием германского народа, предусмотренным в «Майн Кампф», — выполнить задачи — воспрепятствовать «стремлению евреев к мировому господству» и созданию запланированного ими для этой цели «мирового государства», покончить с «осквернением расы», позаботиться о народной культуре⁸, «уничтожить еврейский капитал и его носителя — большевизм»⁹, евреев «вообще удалить» и создать новое пространство для германского народа — и не только для нынешнего поколения.

Для Гитлера, который, опираясь на формулу Дарвина о «всеобщей борьбе за существование», понимал историю в первую очередь как борьбу этнически-биологических групп и, удивительным образом, едва ли различал понятия народ и раса, вид и тип нации¹⁰, активно пользовался терминами «война», «борьба», «безжалостность», «жестокая твердость», «безусловная воля к выживанию и победе» и «отказ от гуманности» как основным содержанием мира, в который поселены люди и звери — в равных взаимоотношениях — с одинаковым инстинктом к самосохранению¹¹. Народы и расы, которые он (как и все «живые существа на этой земле», вследствие своего псевдодарвинистского образа мышления) рассматривал как замкнутые по своей природе виды, обреченные на исчезновение, если они перемешаются между собой или прекратят естественную борьбу за существование, сохраняющую вид и чистоту своей крови, следуют, по его представлениям, только универсально действующему в природе «инстинкту» к «чистоте расы» и борются «между собой, в меньшей степени, вследствие своей внутренней антипатии… а в большей степени — из-за голода и любви»¹². «Если бы дело обстояло иначе, то развитие бы прекратилось и давно утвердилось бы противоположное»¹³. «Уже поверхностное рассмотрение, — поучает он в “Майн Кампф”, — по-называет, что почти вечный основополагающий закон управляет всеми бесчисленными формами живых существ в природе, в ограниченных условиях размножения и распространения. Каждый зверь соединяется в пару со своим спутником того же вида. Синица идет к синице, зяблик — к зяблику, аист — к аистихе, мышь-полевка — к мыши-полевке, мышь домовая — к мыши домовой, волк — к волчице и т. д… Каждое скрещивание двух существ, стоящих на разном уровне, порождает нечто среднее между уровнями обоих родителей. Это означает также, что новое юное существо хотя и, возможно, поднимется выше стоящей в расовом отношении более низко половины родительской пары, но только не так высоко, как стоящая выше половина. И, следовательно, позднее потерпит поражение в борьбе против этой более высокой… Следствием этой универсально признаваемой природой расовой чистоты является не только резкое разграничение отдельных рас между собой, но также и их соразмерная собственная сущность. Лиса — всегда лиса, гусь — всегда гусь, тигр — всегда тигр и т. д.¹⁴… Исторический опыт дает на этот счет бесчисленные примеры. С ужасающей отчетливостью он показывает, что при каждом кровосмешении арийцев с низшими народами результатом становился конец носителя культуры»¹⁵.