Что пережило 1945 год, так это следствия, которые, кажется, частично подтверждают представления Гитлера. Так, его тезис о политике как чистом стремлении к власти остается, как и прежде, в силе. И неизменно действенной остается функция войны как существеннейшего средства проведения политики силы. Представление Гитлера о морали и отводимой ей роли в международной политике тоже не смягчилось. И после Нюрнбергского процесса везде, где права народов могут быть проигнорированы или нарушены, это происходит. Уже поэтому некоторые из политических представлений Гитлера кажутся не такими уж необычными, как их продолжают представлять историки. Так, один важный аспект политической целеустремленности Гитлера — завоевание рейхом мирового господства — базируется на немецкой традиции, возникшей не из таинственных источников, а взятой у многих великих людей германской истории. В почти 80-летнем существовании прусско-германской державы, основанной Бисмарком в 1866–1871 годах и разрушенной внешней силой в 1945 году, можно проследить последовательные тенденции и существенные родственные черты, связывающие вместе эпоху Бисмарка, эру Вильгельма, Веймарскую республику и Третий рейх. После 1945 года это не слишком охотно признавалось, особенно представителями старшего поколения историков, или считалось интересным лишь для историков, но это привело не только к грубейшим просчетам в германской истории, поскольку связано с именем Гитлера. Тот факт, что мировоззрение Гитлера после 1939 года готовило, несло и во всех фазах оправдывало практику национал-социалистического господства и политику уничтожения в Европе и определяло внешнюю политику Гитлера, только подтверждает это⁴¹. Точка зрения, что до 1933 года — национал-социалистическая идея, до 1939 года — тактика, и до 1943 года — целевая установка внешней политики Германии являются «логическими следствиями» национал-социалистического мировоззрения в такой степени, что внешняя политика Германии после 1933 года может считаться разумной «как национал-социалистическая» внешняя политика, состоятельна лишь частично, хотя полное духовное совращение народа, систематическое уничтожение противников и врагов и стремление к установлению радикального «нового порядка» в Европе в соответствии с расово-идеологическими принципами стали присущими только Гитлеру аспектами одной фазы практической политики Германии⁴².

То, что Германский рейх с кайзеровских времен назывался великой державой не только в немецких школьных учебниках и в программах общегерманских союзов — как исконное желание всех немцев, Гитлер узнал еще школьником. Целевую установку, которую яростно защищал особо почитаемый как «создатель германского флота», неотесанный и грубый великодержавный политик гроссадмирал Альфред Тирпиц, бывший с 1897 года статс-секретарем по Имперскому военно-морскому управлению, а в 1916 году вышедший в отставку⁴³ из-за того, что кайзер Вильгельм II отклонил его требование — позволить германским подводным лодкам атаковать без предупреждения даже нейтральные суда, Гитлер непрерывно обсуждал еще до Первой мировой войны⁴⁴. Концепция Тирпица, вошедшая в историю как «рискованный образ мыслей», во внешней политике нацеленная на вытеснение Британии с роли «владычицы морей», а во внутренней политике направленная на предотвращение коренных социальных реформ, считавшихся им предвестниками социальной революции⁴⁵, базировалась на широко распространившемся вульгарном дарвинизме, из которого также тянутся важные аспекты представлений Гитлера о политике. Тирпиц не только хотел привести рейх к статусу великой европейской державы, но и сделать его мировой державой, по рангу не уступающей Британской империи; эту идею он продолжал отстаивать даже в 1924 году⁴⁶, когда Гитлер находился в тюрьме и работал над своей книгой «Майн Кампф».

Мы хотим «полного мирового авторитета, соответствующего величине нашей культурной, экономической и военной мощи», писали 20 июня 1915 года, за примерно девять месяцев до отставки Тирпица, 1347 видных представителей германского общества в «совершенно секретной памятной записке⁴⁷» на имя рейхсканцлера Бетман-Гольвега, и уточняли: «Невозможно при большом перевесе у наших врагов одним ударом достичь всех целей национальной безопасности. Но военные успехи, достигнутые с такими большими жертвами, должны быть использованы вплоть до самой крайней границы возможного. Мы хотим раз и навсегда покончить с французской опасностью после столетий французской угрозы и после криков о реванше, раздававшихся с 1815 до 1870 и с 1871 до 1915 года. И не путем неуместных попыток примирения, против которых Франция всегда выступает с крайним фанатизмом. В этом пункте мы хотим как можно скорее предостеречь от германского самообольщения. Мы решительно должны политически и экономически ослабить эту страну, ради нашего собственного существования». И дальше там говорится, что для «поддержания» «развития германского народа» Россия располагает на восточной границе рейха «землей для сельскохозяйственного освоения и заселения», захват которой гарантировал бы Германии «здоровое крестьянство» как «источник молодости для всех народных и государственных сил».

Если бы подобный совет был сформулирован десятью годами позже, можно было бы сказать, что он взят из книги «Майн Кампф». Гитлер, который, по его свидетельству в «Майн Кампф», был знаком с Бетман-Гольвегом, последовал «совету» внешнеполитического «коллективного советника» рейхсканцлера с 1907 по 1917 год, правда, для Англии он предложил другие отношения, чем непрошеные внешнеполитические эксперты 1915 года, аргументируя их так:

«Если мы сможем заставить Англию, которая всегда старается избегать собственных кровавых жертв, выплатить репарации, никакая денежная сумма не будет достаточно высокой. Главным образом, своими деньгами Англия натравила на нас весь мир. Денежный мешок — наиболее болезненная часть этой нации лавочников и когда у нас будет достаточно силы, мы можем смело потрясти его»⁴⁸. Представления о возможности создания на континенте великой державы из Германии и Австро-Венгрии, не только постоянно дискутируемые рейхсканцлером, министерством иностранных дел и генеральным штабом кайзеровского времени, но и являвшиеся руководством к действию, в своей основе, лишь слегка отличались от планов Тирпица. Если рейхсканцлер Бетман-Гольвег ориентировался на традиционное представление о надежности германо-австро-венгерской великодержавной позиции в традиционном духе полной свободы внешнеполитических действий и сохранении некоторого военного превосходства в рамках европейской системы государств, то представители третьего по счету состава Верховного командования сухопутных сил, во главе с генералом Людендорфом⁴⁹, стремились к максимально возможному прямому господству на замкнутой территории континентального объединения стран.

С помощью мировой войны должен был возникнуть Великогерманский рейх, который — с присоединением важнейших в хозяйственном отношении территорий России — стал бы экономически максимально независимым от зарубежных стран, защищенным от блокады и в военном отношении способным на свою оборону как против Англии, так и, в случае необходимости, — одновременно против двух англо-саксонских морских держав, то есть — надежной основой для ожидаемого противоборства с другими мировыми державами. В какой степени «большое пространство» или план «мировой державы» Гитлера родились под влиянием представлений «третьего» Верховного командования сухопутных сил и концепции «двух фаз» Людендорфа⁵⁰, не представляется нам особо важным, поскольку Гитлер, как и Людендорф, выступал за то, чтобы сначала создать Великую Германию в Европе, а затем напасть на Америку.

Во времена Веймарской республики мысль о великой германской державе продолжала жить в устремлениях ведущих политиков, точно так же, как и у Гитлера, который не позднее чем со времени Первой мировой войны был убежден, что переживет великий поворот истории. Уже в Ландсберге он не сомневался, что время существования маленьких приморских государств, с их морскими базами и позициями, их военными флотами и богатствами, полученными в колониях, скоро закончится. Это убеждение, наконец, побудило его, в «Майн Кампф», отклонить требование «восстановления в границах 1914 года»⁵¹ как абсолютно недостаточное и анахроничное, назвав его политической глупостью. Широко распространившееся в Германии требование «границ 1914 года и возврата германских колоний», за что — согласно документам британского кабинета — целиком и принципиально был готов высказаться британский премьер-министр Невил Чемберлен⁵² спустя всего десять дней после вступления немецких войск в Австрию в марте 1938 года, Гитлер посчитал подачкой, которую Германия ни при каких обстоятельствах не примет в качестве конечной цели своей внешней политики. Ему грезилась цель — как некоторым военным еще в начале двадцатых годов — будущая мировая держава нового образца, как он его понимал, господствующая на большой замкнутой территории. Насколько он был убежден в этом, говорит, в частности, тот факт, что во время написания книги «Майн Кампф» он предсказывал, что Германия или Россия, то есть государство из числа проигравших мировую войну и «сбитых с ног», станет новой мировой державой. Германия, обязанная, по его представлениям, завоевать положение мировой державы, не могла, однако, стать таковой на базе Веймарской республики, или быть подготовленной на этом базисе с помощью марксизма. И даже возможное возрождение монархии он не считал пригодным для этой цели. Монархию он рассматривал лишь как учреждение и правительственный институт, в лучшем случае пригодный для поддержания уже сложившейся мировой державы, но никак не для расширения ее. Для достижения такой цели он признавал только революцию всемирно-исторического значения, проведенную на основе нового мировоззрения.