Просто я спросила один раз, он и не придал значения. А надо было спросить раза три. У них в Италии все надо спрашивать по три раза. Юля тоже это отметила. Один раз не считается, и Марко пропустил мои слова мимо ушей. Задавая вопрос, мне надо было дважды повторить его, подтвердить и зафиксировать. А ответ вообще письменно записать и заставить расписаться.
Размышляю: почему мы говорим меньше и конкретнее? Может холода не дают лишний раз открывать рот? «Да» значит – да, «нет» значит – нет. К чему переливать из пустого в порожнее, если все ясно?
Одно «нет» у них не считается тоже. Например, вот только что: Марко спрашивает, кипятить ли мне воду для чая. Отвечаю сердито: «Нет». Он переспрашивает – кипятить ли, ожидая повторения. А я неожиданно: «Хорошо, кипяти». И тут он быстренько: «Ок, нет».
Впервые с такими повторами столкнулась в начале знакомства в ресторане города Аркуа Петрарка, помните? Тогда вообще не понимала ни слова. С трудом сделала выбор в меню. А он переспрашивает. Думаю, если переспрашивает, значит я что-то не то заказала. Может дорогое или явно невкусное? Давай заново выбирать.
Ох, сложно все это. Смогу ли привыкнуть?
А может я разнылась, потому что подъезжаем к границе: насыщенный событиями и впечатлениями отпуск подходит к концу. Почти месяц мы были только вдвоем.
25 августа
Въехали в Италию. Марко торопится домой, соскучился. Вижу по лицу, беспокоится, как там, все ли в порядке. А меня мучает нежелание возвращаться в квартиру и снова жить вчетвером. Для взрослой женщины это психологически тяжело. Марко говорит, иначе нельзя. Он отвечает за девочек. Получил дочерей по суду после развода. Большая редкость для Италии, что детей оставили отцу. Хотя, какие они дети? Ровесницы моих, замужних.
Отличия в этапах взросления населения этой страны и нашей очевидны. Выросшие дети не торопятся покидать родителей. И в брак не торопятся. И в институтах могут учиться по 10 лет, иная система обучения это позволяет. Можно учиться хоть всю жизнь, откладывая сдачу экзаменов.
В брак вступают не раньше 30—35. Мужчины, часто после 40. Бывает идет седоватый синьор и катит коляску с детьми. Думаю, какой дедушка молодец, и тут слышу: «Papà, papà!126»
Возрастные стадии сдвинулись из-за долгожительства нации. Здешние 18-20-летние, как наши подростки. А «парни» лет 60-ти, это как у нас 48—50, из тех, что непьющие. И в 70 итальянцы вполне бодры и веселы. Часто остаются такими и в 80. Однажды на выставке камперов я общалась с увлеченным камперистом – вдохновенно колесит с женой по Европе много лет. Ему 91, жене 89.
Паркуемся у дома, мы приехали. Не успели выйти из машины, к нам бежит Камила с радостью на лице. Обнимает и целует папу, затем меня. Щебечет восторженно и быстро. Ничего не понимаю, ясно одно: в доме все в порядке.
Марко доволен. Глаза сияют у обоих. Видно, соскучились. Завидую, у моих нет такого отца. Тоже скучаю по дочерям. Ничего, пробегут оставшиеся дни, прилечу домой, увижу родных, окунусь в работу и привычную вереницу дней. Буду вспоминать этот французский отпуск, перебирая фотографии. Карты флешек памяти набиты битком.
Через пару дней, памятуя о приглашении, отправляемся в международный музей стекла, где директор наш друг Джанкарло. Огромная вилла с залами и переходами, полна цветных стеклянных сокровищ. Брожу по залам как зачарованная, впитываю льющийся поток творческой энергии от настоящих мастеров из Венеции, Мурано, соседних областей Италии и из других стран.
Становится ясно, что привезу сюда на биеннале – настенные тарелки, сделанные в печи моей мастерской. Для выпекания каждой, на круглое поле прозрачного стекла были наложены стеклышки цветные. Под огромной температурой все расплавилось как мед, соединилось и остыло единым целым. В сюжетах отражено таежное лето с травами, бабочками, стрекозами и июльским зноем, сладкие воспоминания моего детства. Полная впечатлений, ночью во сне вижу, как девчонкой бегаю по лесным полянам.
На следующий день меня ждет горьковатый сюрприз.
Рано утром отправляемся в Комаккьо, рыбацкий городок, маленький братец Венеции, с мостами и каналами, и непременным угрем в меню ресторанов. Местные повара готовят его по-особенному. Даже устраивают фестивали. Но сегодня обычный будний день, мы просто гуляем.
Плывем по каналу в длинной лодке со стариком на корме. Он стоя рулит чем-то похожим на шест, втыкая его в мелкое дно. Синьор воображает себя и гидом, и гондольером. Говорит беспрерывно как радио. Не понимаю ни слова, даже болит голова. Наконец, замолкает. Становится тихо, расслабляюсь, наблюдая, как мимо проплывают каменные дома. Пожилые синьоры пьют кофе на террасах и ведут неспешные беседы.
Выйдя из лодки, бродим по улочкам, чувствуя себя будто в прошлом веке. Даже не верится, что через несколько дней сяду в стремительный самолет.
Обедаем на террасе остерии «Al Cantinon» у канала. Под досками пола плещется вода. Зная мою любовь к чаю в любое время суток, Марко первым делом заказывает его. Смотрим меню, конечно выбираем угря. К нему белое Pignoletto frizzante Tizzano из винограда с холмов под Болоньей. «Веселое и легкое вино, достойное сопровождать любую трапезу» – написано на этикетке. У Марко довольный вид. Синьор любит хорошо покушать в красивом месте и приятной компании. Пробуем вино. Марко долго смотрит на меня:
– Ti è piaciuta la nostra vacanza?
– Sì, certo, la Francia è molto bella, è indimenticabile!
– Verrai ancora da me per la vacanza?127
Молчу. Растерянно пытаюсь разобраться в мыслях, налетевших толпой и спутавших сознание: «Как в отпуск? Только в отпуск? Разве не ясно, что мы созданы друг для друга? Что он такое говорит? Значит я просто подружка для отпуска?!
О, Боже, нет, только не это! Я хочу домой!.. Спокойно-спокойно, меня ожидают авиабилеты, скоро улечу в родные края и там все обдумаю». Так и отвечаю:
– Ci penserò…128
Теперь растерянное лицо у него, но это не моя вина.
Снова прохаживаемся возле каналов. Дело к вечеру, посвежело. Надела легкий жакет, засунула руки в карманы, подняла воротник.
Рассматриваем в водной ряби отражения домов. Поднимаемся по ступеням на комплекс мостов, где встречаются сразу пять каналов. Сворачиваем чуть в сторону и попадаем на узкую улицу, завешенную поверху мокрым чистым бельем. Она заканчивается небольшой набережной. На противоположном берегу качается зеленая лодка с веслами, за ней камыши и поля.
По зеленой ряби тени лодки плывет утка с утятами. Четыре утенка друг за другом, как по ниточке, следуют за мамой по легким волнам. За ней карабкаются на берег. Смотрю задумавшись: как там мои дети, мои взрослые замужние девочки? Скоро вернусь домой и увижу их.
Накануне отъезда Марко предлагает пообедать в семейном кругу. Старшая Кристина выбрала японский ресторан, она увлекается восточными языками. Камила ее поддержала. Значит, если обедаем с его матерью, то отношение ко мне все-таки серьезное. Иначе, зачем привлекать маму в нашу историю?
Сидим за круглым столом, покрытым свежей скатертью и тканевыми салфетками. К обычным приборам добавлены палочки. На столе кетчуп и соевый соус. Большой зал лаконично украшен элементами, намекающими на японский стиль. Но видно, персонал явно из Китая. Неважно, главное, нам здесь нравится. В меню доминирует рыба и морепродукты, как я люблю. Делаем заказ.
Худенькая и нарядная мама Стефания – в бежевой кофточке с коротким рукавом, в черной прямой юбке с цветами и, как всегда, с укладкой седых, слегка подкрашенных волос. На шее две солидные золотые цепочки, в ушах и на руках тоже золото. Несмотря на недавно исполнившиеся восемьдесят лет, она стройна, миниатюрна, животик подтянут. Лоб ясный, только вертикальная складка меж бровей. От углов рта вниз протянулись две бороздки. Лишь небольшая дряблость рук и старческие пятна на коже указывают на почтенный возраст.
