Сейчас дверь была наполовину распахнута, посередине залитого ярким светом небольшого пятачка раскачивался и мычал великан с длинными космами волос, он повторял одно и то же слово глухо, монотонно, будто робот:

– Беда, беда, беда.

На появление Гурова он никак не отреагировал, продолжил раскачиваться и размеренно стонать. Опер обошел великана по кругу: прилично одетый, хоть и в скромную одежду. Длинные, до плеч, волосы растрепаны, глаза застыли в одной точке, а лицо ничего не выражало. Казалось, что странный гость ничего и никого не видел вокруг, весь уйдя в какой-то внутренний мир.

– Мужчина, вы слышите меня? – Он аккуратно, одним пальцем, коснулся рукава куртки необычного посетителя и тут же сделал осторожный шаг назад.

Тот сжался вдруг еще сильнее, так что длинные волосы свесились на лицо, и забормотал новую фразу так же однообразно и уныло:

– Феде страшно, Феде страшно, Феде страшно.

– Черт, – не выдержал этого пугающего бесцветного причитания Гуров. – Что за сумасшедший день! – Он достал телефон из кармана и набрал знакомый номер. – Алло, «Скорая»? Это из Управления угрозыска, прислать можете бригаду психиатрическую на адрес? К нам психический забрел.

Через четверть часа прибыла бригада: «буханка» с парочкой крепких санитаров и с ними пожилой усач. Все это время великан продолжал повторять одну и ту же фразу, отчего даже затихли в клетке задержанные. Дежурный в ужасе отказывался выйти со своего рабочего места за стеклом, то и дело звонил телефон. С вызова вернулась оперативная бригада и топталась у входной двери, но никто не решался зайти внутрь при виде стонущего и качающегося в странном приступе гиганта. Никто, кроме Гурова, он уже несколько раз по кругу обошел мужчину, попытался с ним заговорить, но все оказалось безуспешным.

Врач прибывшей психиатрической бригады при виде страдающего великана хохотнул:

– Это наш пациент, с моего участка парнишка, с 18 лет на учете. Живет здесь, в трех кварталах. Как он из дома добрался до вас? И зачем? Может, мать водила мимо куда, вывеску запомнил, вот сюда и примчался. – Он весело выкрикнул застывшим у двери полицейским: – Да вы не бойтесь, он не опасный. Проходите, он сейчас так и будет как мебель тут торчать и не видит, считайте, никого.

– А что с ним? – поинтересовался Гуров.

– РАС, расстройство аутистического спектра, – пояснил врач и махнул своим ребятам – отбой. – Инвалид он с диагнозом по психиатрии, не реагирует почти на внешний мир. Речь скудная, социализация отсутствует.

– Он же вроде разговаривает… – удивился Лев.

– Сам с собой, может, и разговаривает, а с другими… Сейчас попробую, мать его на курсы все водила, там их приучают к системе знаков, чтобы хоть какой-то контакт устанавливать.

Врач осторожно обхватил ладонью сжатый кулак великана и ровным голосом произнес:

– Все хорошо, Федя, все хорошо. Я врач твой, помнишь? Врач, врач.

Огромный мужчина содрогнулся всем телом, стремительно шагнул и прижался к психиатру, будто испуганный ребенок. Тот похлопал парня по спине:

– Хорошо, хорошо, Федя. Домой сейчас поедешь, к маме. – И пояснил пораженному оперу: – Испуган очень, аж трясется. Вы не смотрите, что такой большой. Он, считай, как годовалый ребенок, отдельные слова понимает, да и те по-своему.

– Зачем он приходил тогда?

– Беда, беда, беда. Полиция, полиция, полиция, – парень зашелся в новом повторе.

Врач пожал плечами:

– Мать, может, научила, чтобы в полицию шел, если что-то случилось. Они запоминают хорошо, память феноменальная, но фрагментарная. Что-то произошло у него. Сейчас успокоится, может, расскажет. Он от света, от людей напуган. Шум, звуки, все непривычное – для него фактор сильного стресса.

– Понятно. – Гуров повернулся к толпе сотрудников: – Давайте по рабочим местам, пока время есть, готовьте протоколы, отчеты. Скоро смену передавать. Ребята, это не цирк, расходимся.

Ему было жалко шокированного гиганта, который оказался испуганным и беспомощным словно ребенок, а они не в силах ему помочь.

Пока сотрудники с опаской обходили странного мужчину, врач что-то тихо ему ворковал, массировал ладони и похлопывал по спине. Тот постепенно затих и теперь стоял молчаливой застывшей горой. Психиатр тихонько кивнул оперуполномоченному – подходи, а сам, не прекращая своих манипуляций, попросил:

– Федя, какая беда случилась? Расскажи мне, что произошло. – И слегка коснулся губ мужчины: – Говори.

Тот, не меняя позы, не отрывая скошенных глаз от одному ему видимой точки, глухо заговорил:

– Федя смотрит каждый день метро. Считает. Один, два, три. Люди идут, Федя считает.

– Он напротив метро живет, – пояснил врач. – Наверное, считает количество пассажиров. Они такое любят, считать, по порядку раскладывать.

– Один! Один заходит в метро в пять, один заходит в метро в пять, пятница, суббота, воскресенье. Заходит, выходит. Один заходит, выходит. Сегодня суббота, один заходит. Суббота, один не выходит. Нет один, нет один. Беда, беда, беда!

Огромными ладонями мужчина сжал руки врачу так, что у того побелела кожа. Психиатр снова принялся успокаивать парня:

– Хорошо, хорошо. Домой скоро Федя поедет.

– Что это значит? Какой-то человек всегда заходит в метро и выходит утром, а сегодня зашел, но не вышел? Это и есть его беда?

Врач со вздохом пожал плечами:

– Скорее всего, да. Любое новшество или изменение для них трагедия. Вот он и пошел в полицию, как мать научила.

Гуров в сердцах развернулся и вышел на крыльцо. Внутри все закипало от злости. Что за сумасшедший день? И совершенно безрезультатный. Неадекватные посетители оккупировали отдел, а он вместо реальных дел выслушивает бред то про логово проституток, то про мифические миллионы у наркомана, то про беду из-за того, что человек с утра уехал в метро по своим делам. Сзади раздался смешок – это врач вышел на крыльцо следом и затянулся сигаретой.

– Сейчас перекурю да домой его доставим. Мать, поди, с ног сбилась, ищет. – Заметив плохое настроение Гурова, он утешил: – Да не переживайте, товарищ полковник, ну бывает. Нам их мир неведом, что там в голове у парня происходит, неизвестно. А для аутиста даже новый цвет штанов – это беда. Хорошо, что к вам в отдел забрел, а не под машину залетел или на хулиганов нарвался. Считайте, что предотвратили будущее преступление, вам хлопот меньше. Так что перекусите, кофейку бахните, чтобы нервишки покрепче были, а то на вас лица нет.

– Да день сегодня сумасшедший и ночь вся такая же, – оперативник выдохнул с облегчением, прав врач, не стоит заводиться из-за несчастного аутиста, который их так всех напугал.

– Бывает, – хохотнул усач. – Уж нам знакомо, поверьте. Иной раз подумаешь, ну что за чертова работа, с дураками возиться. А в отпуске вот сердце за них болит, переживаю, как они там. Все ведь божьи твари, недаром их на Руси юродивыми называли и почитали как посланцев Бога. Иной раз в голове у них чище, чем у обычного человека.

После разговора с врачом Льву стало легче, ведь и правда хотел же отвлечься, умотаться так, чтобы прийти домой и упасть спать, не заходясь в тоске из-за холодной половины кровати, на которой всегда утром сопела уютно Мария. Вот и получай, вселенная устроила в управлении по уголовным делам сумасшедшие сутки, исполняя его желание. Такие, что домой Лев не помнил, как зашел. Прямо в одежде плюхнулся на диван, в последнюю секунду вздрогнул от мысли: «Плов так и остался на подоконнике! Надо будет, как проснусь, сгонять в отдел, а то устроит газовую камеру в кабинете к понедельнику».

Он просыпался еще раз с мучительным ощущением, что еще что-то странное произошло во время дежурства. Какая-то мелочь, которая ускользнула от него в суматохе. Добрел в полусне до кабинета, начеркал сам себе записку на странице раскрытого блокнота и снова уснул, теперь уже на кровати в спальне.

Ближе к полудню остатки сна разлетелись от звонка телефона, на экране высветилась надпись «Орлов».