На девушке были льняные классические брюки фисташкового цвета и блузка в тон без рукавов, верхние две пуговицы не застёгнуты, что позволяло нырнуть взглядом в пышные формы. Длинные каштановые волосы, завитые вертикальной химией, Ира сейчас небрежно перебросила через плечо, что выглядело очень сексуально.

Она сидела рядом с кроватью Чёрного на стуле, и, положив ногу на ногу, выразительно покачивала ею, задевая покрывало острым носком туфельки на высоком каблуке. Никакие бахилы тут, конечно, она не надела, они были ужасно уродские.

Мужчина чуть улыбался, но его глаза девушке всё равно казались холоднее февральского льда. Было ощущение, что он знает заранее всё, что она приготовилась сказать, и от этого Ире сделалось немного не по себе. Но совcем чуть-чуть.

— Ты говорила, что этим летом видела Политрука, расскажешь? — спросил он, повыше сев на постели, подложив подушку. Повязка на его голове поднимала со лба чёрные волосы, из-за чего Ире он казался раненым на войне солдатом с горящими чёрными глазами, в которых она была не прочь утонуть.

— Да, это твой друг?

— Он не вступил в наш мотоклуб, уехав за границу, в США, хотя по духу был всегда с нами. Там, за бугром, у байкеров совсем другие понятия, он их не принял. Я его не видел лет семь. Здесь у него родители живут, в эти места изредка приезжает, наверное, — рассказал Чёрный.

— Этот Политрук был около недели у нас. Отжигал по полной. Водка, девочки, но шума не устраивал, просто веселился. Я с ним как-то разговаривала, — она опустила голову и чуть улыбнулась, вспомнив, что и она однажды побывала в постели этого байкера, — он признался, что скучает по Родине, и у нас тут всё намного лучше, а там — тоска. Скучает по ребятам из «ЖВ», спрашивал, знаю ли я тебя, Грека, какого-то Фому…

— Фома погиб через год после того, как Политрук уехал. Мы ему не сообщали, тот был его лучшим другом. Потом Политрук переехал куда-то, телефоны поменялись, знаешь, как это бывает…

Ира грустно покачала головой, изо всех сил соответствуя проникновенности разговора.

— Рассказывал, что у него жена американка — толстая инфантильная свинья, детей нет, и уже наверное, не будет, но куча денег, дом, свой бизнес, — Ира глубоко вздохнула, — и сюда он приехал в первый раз к родителям, душу отвести, хотел связаться с вами. Но на шоу ваше он опоздал.

— Странно, может, Грек что-нибудь знает и видел его.

Девушка пожала плечами:

— Грек за две недели, что был у нас, шороху навёл, — улыбнулась она.

Чёрный, глядя куда-то в угол палаты, словно не услышав её реплику, спросил:

— А никаких координат он не оставлял?

— Политрук? Нет, взял телефон Грека. Неделю жил в номерах, потом уехал. У него, кстати, такой крутой мотоцикл — кастом[57] американский. А этот твой друг — Мистик, он не знал Политрука?

Взгляд Чёрного блеснул каким-то странным выражением, но тут же погас, пряча это чувство внутри.

— Нет, а что?

— Он у нас сейчас живёт, приехал с девушкой, которая с тобой была. Я подумала, может, и ему передать, что Политрук с вами хотел увидеться…

Слова Иры произвели страшный эффект. Смуглое лицо Чёрного посерело, губы сжались, как от физической боли, а глаза превратились в чёрные дыры без единого огонька света в них. Девушка же продолжала, радуясь за себя.

— Старые добрые друзья — это всегда хорошие воспоминания, — задумчиво говорила она, — иногда в жизни так мало настоящих друзей…

— А он…, - не выдержал Чёрный, — давно приехал?

— Кто? — невинно распахнула фиалковые глаза девушка.

— Мистик, — словно бросив в воду камень, произнёс имя друга Чёрный.

— Вместе с Греком. Потом привёз э-э-э твою знакомую. Её выписали, кажется, вчера, да?

Чёрный молчал.

— Наверное, они тебя условились ждать, а потом вместе махнёте домой.

Чёрный продолжал молчать, а Ира беспокойно заёрзала на стуле. Ей бы не хотелось, чтобы мужчина напрочь забыл бы о ней, переживая обиду на свою пассию.

— Если хочешь, я могу у ребят поспрашивать насчёт Политрука, — грустно произнесла она.

Словно очнувшись, Чёрный улыбнулся ей:

— Спасибо тебе, Ира, спроси.

Он мучительно хотел добавить что-то ещё, как ей показалось, но сдержал себя.

— Поправляйся, а я в следующий раз привезу твои любимые сигареты в подарок, — обаятельно произнесла она с придыханием. — Я знаю, какие ты куришь.

— Да? Очень хорошо, потому что здесь с куревом туго.

После этой встречи девушка поняла — семена сомнений посеяны, осталось только прорасти, и та белобрысая Зоечка отпадёт, как лишний элемент. Такой мужчина, как Чёрный, никогда не поймёт и не простит никакой ошибки, а пусть попробует доказать теперь, что Мистик — просто друг!

Через несколько дней на «Байк-посту» состоялся Фаер-Фест, на котором было много гостей. Байкеры и фаерщики, да и просто туристы с удовольствием приехали за зрелищем. Зоя весь день старалась не выходить из комнаты. Миша хотел её вытащить, но она отказывалась, ссылаясь на головную боль. Незаметно наступил октябрь, они скоро должны были вернуться домой, но молодая женщина не чувствовала ни секунды с любимым той близости, которая у них возникла было накануне аварии. Зоя каждый день приезжала, а её просто-напросто выпроваживали за дверь. Мобильный телефон ему запретили использовать врачи.

Она возвращалась на «пост», горько сжав губы. Всё рушилось, и ничего нельзя было склеить.

— Пойдём ужинать, заодно и посмотришь выступление, — настаивал Мистик, тянув её за руку.

Зоя едва успела убрать с плеча за спину рассыпавшиеся волосы, как очутилась на наружной лестнице. Ночь опустилась уже мягким синим бархатом, и только на западе дотлевала полоска заката. Зоя с тоской подумала о том, что такими ночами они со Славой обычно катались на мотоцикле, заезжали куда-нибудь в глушь и оставались там почти до утра. И то, что было между ними, ассоциировалось с подобными вечерами.

Слабо улыбнувшись совсем другому мужчине, Зоя стала спускаться по лестнице вниз, в море людей, приехавших на «пост» повеселиться. Сцена на площадке под открытым небом была окружена девушками в открытых костюмах, в руках они держали своеобразные широкие веера, на концах которых пылали огоньки. Под музыку танцовщицы плавно двигались, искусно управляясь с огненными веерами, и зрители в такт хлопали им.

Пройдя сквозь стоящую толпу, они остановились в лучшем месте для обозрения.

— Смотри, после девушек парни будут крутить пои и стаффы, — комментировал Миша, наклоняясь к самому её уху, перекрикивая громкую музыку. — Пои — это две короткие цепи с фитилями на концах, а стафф — длинная палка тоже с фитилями на концах.

Зое было и страшно, и интересно наблюдать за виртуозными, резкими и гармоничными движениями мужчин и женщин. Крутили пои и стаффы не только мужчины, попадались и красивые девушки, которые не хуже могли похвастаться мастерством. Многие завораживали толпу так, что она замирала, и только хлопала под ритм песни, как один организм.

Но Зоя, стоя рядом с Мишей, которому явно нравилось то, за чем они наблюдали, тосковала. Она очень хотела бы, чтобы здесь был Слава, услышать его голос вот так, рядом, почувствовать его запах, взять его ладонь и погладить, дотрагиваясь до края татуировки на запястье.

Она знала наверняка, что ему бы тоже пришлось по вкусу это выступление. Но его не было рядом, а Зоя чувствовала угрызения совести из-за того, что она здесь стоит среди веселящихся людей и радуется жизни в то время, как он там один, в больнице мучается от чудовищной боли в голове.

И ещё было жаль Мишу. Он хотел хоть как-то её растормошить, но она попросту портила ему вечер, не в силах и улыбнуться лишний раз. Они ужинали, сидя за столиком, за которым расположились ростовские «Железные волки». Компания подобралась весёлая, многие рассказывали невероятные истории из серии «байки о байках», но Зоя их даже не воспринимала. Она ждала, пока принесут ей чая, и после можно будет вернуться в номер.