Его остальные переломы долго срастались, и только в конце октября они вернулись в Москву. Слава замкнулся и почти ни с кем не общался. Её, Зою, зачастую игнорировал, молчал или односложно отвечал. В нём как будто что-то умерло на той залитой кровью трассе.
Узнав об аварии от Зои, в город приехали «волки» тем составом, которым уезжали на море. Хирург убедился, что врачи и так очень внимательны к другу, и остался ждать, пока его выпишут, но, прожив на «посту» три недели, уехал в белокаменную, «Байк-центр» без него не смог так долго.
На квартиру Хирург к ним приехал, когда Зою и Славу привёз один из членов мотоклуба на машине.
Все прекрасно знали — пока врачи не убедятся, что серьёзных последствий черепно-мозговой травмы нет, Чёрный не сядет на мотоцикл. Ему было показано больше отдыхать, не испытывать никаких эмоциональных нагрузок, и меньше думать о том, что с ним произошло.
Но всё это были только слова.
Слава был настолько плох, что долго пролежал в реанимации Медуниверситета, а потом медленно и мучительно выздоравливал.
Он не ждал Зою, когда она приходила в палату, всем своим видом показывая, что ни о ком даже не думает. Нога и рука были в гипсе, на голове повязка, прикрывающая квадрат вырезанной кости на затылке, фрагмент которой ему нейрохирурги временно зашили между мышцами бедра с тем, чтобы сохранить его и позже поставить обратно на место, когда спадёт отёк на мозге. Целыми днями он просто лежал, глядя безрадостно на окружающий мир, и почти не реагировал, когда кто-нибудь приходил его навещать.
Зою выписали после трёх недель наблюдений и обследований — чудо, но и с ней, и с ребёнком было всё в порядке, последствий авария не наложила никаких.
Выписываться из больницы ей было некуда, и Зое помог Мистик, который остался в Ростове ради неё и жил на «посту». Её устроил там же, в соседнем номере, за что она ему была благодарна, ведь в общину её, может, и приняли бы на время, но какими бы глазами смотрели — одна, не замужем, беременная… Животик было заметно, ведь Зоя была узкобёдрой и стройной — тесные джинсы пришлось оставить пока для будущего, они ей сильно давили.
Мистик старался не показываться на глаза Чёрному, и ни разу не приходил к нему, пока тот лежал в больнице. Он только привозил Зою, а после отвозил на «пост».
В первый раз после выписки Зоя с Мистиком приехала на следующий день.
Она призналась ему, что не сказала Славе о её проживании на «посту», потому что не знала, как он отреагирует. И теперь придётся сказать, ведь молчать бесконечно не станешь.
На мотоцикл Миши она села с трудом, переборов себя, но вскоре все страхи вылетели из головы. Мужчина был очень осторожен, и ехали они сорок-пятьдесят километров в час.
— Ты ему скажешь о том, что я тебе помог снять комнату? — осторожно спросил Мистик, наблюдая, как Зоя немного неуклюже слазит с мотоцикла. Её беременность была хорошо видна, доктора говорили, уже 11–12 недель.
— Да, я мечтаю вас помирить.
— Это было бы возможно, если бы ты не знала причины нашей ссоры. Как он отреагирует теперь, — Миша поёжился, — один Бог знает.
— Не думай об этом, я постараюсь, — заверила его она и по-доброму улыбнулась.
Сердце Мистика ёкнуло, он ничего не мог с собой поделать, ведь против воли влюбился в подругу лучшего друга, которая ещё была и беременна. Но это не могло замкнуть душу.
В час, когда он узнал об аварии, Мистика накрыла паника, он не мог ни о чём думать, узнал от неё, что Чёрному сильно досталось, а с ней и ребёнком всё в порядке. Его захлестнули двоякие чувства, Мише пришлось жестоко давить в себе надежду, которая казалась кошмарной — смерть лучшего друга. Но тогда, возможно, Зоя была бы его. Он душил в себе эту змею, эту мысль, и пообещал, что будет молиться о выздоровлении Чёрного, только чтобы Зоя была счастлива.
Эта двоякая ситуация не нравилась ему и заставляла чувствовать самого себя отвратно — предателем, низким существом, способным желать смерти другу, чтобы заполучить его женщину. Бороться с этим было сложно, ведь Зоя оказалась совсем рядом.
Они проводили очень много времени вместе, а она оставалась верна своему чувству к Чёрному, которое после аварии приняло форму особой, жертвенной, жалостливой любви, которая страдает, и готова на всё ради любимого. Терпеть его даже самые низкие выходки. Горе, как известно, сближает и укрепляет только сильные сердца.
Молодая женщина пересекла стоянку, успокоив Мишу, и направилась к травматологическому корпусу, где лежал Слава. Но в приёмном покое ей сказали, что к Вячеславу Чернову её не пустят по его личной просьбе.
Когда она приблизилась, Мистик заметил, что Зоя печальна. От её светлого настроения ничего не осталось, плечи ссутулились, будто на них положили тонну, и ей не под силу было её унести. Слишком быстро Зоя вернулась.
Чётко вырезанные губы мужчины сжались, он прекрасно знал, какой фортель мог выкинуть Чёрный.
— Меня не пустили, — наконец сказала она, — по просьбе Славы.
Она постаралась быстро надеть шлем и сесть сзади, пряча расстроенное лицо.
Мистик какое-то время сидел молча, потом завёл двигатель, надвинул на лицо бандану, как это он обычно делал, и поехал вдоль ряда машин, никак не прокомментировав новость.
Дорога до «поста» заняла около часа с небольшим. Приехав, Зоя сослалась на усталость и сразу поднялась к себе в комнату.
Миша поставил мотоцикл в гараже, но уходить оттуда не собирался, хотелось пообщаться с ребятами механиками. Они любили поговорить, особенно с теми, которые останавливались здесь проездом.
— Как там Чёрный? — спросил невысокий молодой парень из «волков» по имени Лис. Его глаза и правда были похожи на лисьи — светло-зелёные, с характерным разрезом, казалось, что они всегда весёлые или хитрые.
Мистик внимательно разглядывал двигатель «Хонды 1800 Fury», который перебирали местные умельцы.
— Чёрному настолько плохо, насколько это может быть, — задумчиво заметил он.
— Жалко девчонку, она так переживает, — искренне произнёс Лис. — Слушай, а она того… беременная, или мне кажется? Всё как на неё ни посмотрю, у неё живот торчит.
Мистик быстро посмотрел на молодого парня и, улыбаясь, кивнул.
— Да, она ждёт ребёнка.
Глаза Лиса полезли на лоб, второй механик поднял голову от цилиндров, которые промывал в бензине, и вставил свои пять копеек:
— А Чёрный-то хоть знает? Вот обрадуется, мать его ити… Нет, ну, бабы, к ним и подойти нельзя — сразу залетают.
Мужчина сокрушённо покачал головой, как будто расстроившись. Он был уже ближе к пятидесяти, с густой светлой бородой и длинными курчавыми волосами. Майка без рукавов на круглом пивном животе была вся измазана мазутом.
— А чего не обрадуется, он мне сам говорил, что она его женщина. Как раз перед тем, как попасть в аварию, мы с ним разговаривали. Они и вели себя, как семейная парочка — шутили, смеялись, ездили кататься, он даже кота взял…
— Кота? — спросил удивлённый Мистик у Лиса. — Какого кота?
— Да вон того, который под ящиком сидит — посмотри, — указал парень. — Он в аварии выжил, выскочил как-то из корзины, а потом сюда же и вернулся, они ж тогда недалеко отъехали…
Молодой мужчина нагнулся и ловко достал из-под ящика серого в разноцветную полоску безродного бродягу. Тот ощетинился и стал шипеть.
— Это подружка Чёрного взяла кота, и они забрали его с собой.
Миша покачал головой, держа животное на вытянутой руке, раньше он никогда не думал, что его друг станет настолько сентиментальным и мягким.
Зоя лежала на широкой постели и плакала. Так было ей горько и тоскливо, что не было сил подняться и взять себя в руки.
Период токсикоза прошёл, её больше не тошнило, но иногда накатывала чудовищная слабость и бессилие. Она старалась быть сильной, но у неё это, конечно, не выходило. И никогда в жизни не получалось. Жизненные потрясения сразу выбивали её из колеи.