– Наши предки, возможно, не знали затемнений. А мы не живем без этого, хотя за темными окнами ничего спрятать нельзя, – грустно вздохнула Илата, лицо ее осунулось и вмиг потеряло свежий налет. – Люди знают об этом, а те, кто не знает, догадываются, что в нашей жизни никакая тень неспособна уберечь никакие секреты, даже литые стены не спасают от этого. Но людям свойственно надеяться – надежда прибавляет сил, жить с надеждой комфортнее.

Подтянув ноги, Ванька оттолкнулся от спинки стульчика и нескладно вскочил с сиденья:

– Все надеются, и никто не пробует с этим бороться? – спросил, выгибая позвоночник.

Такой вопрос как будто удивил Илату – ведь она, кажется, доходчиво все объяснила, но, похоже, требуется разжевать.

– С этим невозможно бороться. – Сказала, шагнула к столу и оперлась на столешницу.

Проследив за нею, Малкин отметил паутинки морщин на тыльной стороне ладоней, а на ее слова недоуменно пожал голыми плечами:

– Тогда для чего нужно затемнение? Да и одежда ни к чему. Бегайте с фиговыми листками, как в каменном веке.

Прозвучало это не совсем корректно, но Илата как будто не заметила вызова, убрала руки за спину и подхватила, отходя от стола:

– Одежда, затемнения и стены действительно бесполезны для плойдэров, но простым гражданам запрещено иметь плойдэры. У них только глаза, а для глаз одежда, затемнение и стены – препятствия.

Недовольно супившийся после того, как женщина оттолкнула его от окна, Раппопет наморщился больше:

– Что еще за плойдэры? – спросил монотонным голосом.

Проведя грустным взглядом по всем, Илата медленно прошлась по комнате и только потом отозвалась. Впрочем, это не был ответ и не было удивление, скорее сожаление о некомпетентности гостей:

– Да, видно, из дремучих мест вы прибыли сюда, что не понимаете и даже не догадываетесь, о чем я говорю!

Качнувшись на ногах взад-вперед, Малкин сунул руки в карманы и негромко успокоил:

– Пожалуй, я догадываюсь, что ты имеешь в виду. Но ведь всякая вещь может попасть к кому угодно. И все, что хорошо для одной стороны, может быть так же полезно и для другой. Надо только суметь воспользоваться этим.

От Илаты повеяло холодком. Она приняла упрек на свой счет, точно Ванька обвинил ее, что она не сумела добыть для себя плойдэр, и потому зашторилась сухим сдержанным тоном:

– Ты только что появился в нашем городе и анклаве, совсем ничего тут не знаешь, а уже твоя фантазия буйно разыгралась. Умерь пыл. Не спеши с выводами. Может, в тех местах, откуда вы пришли, многое проще, чем у нас, но не думаю, что настолько просто, что можно в одночасье все поставить с ног на голову или наоборот.

На минуту в комнате повисло молчание, от которого Малкин испытал неловкость. Кажется, он действительно поторопился со своими суждениями: не зная броду, полез в воду, побежал впереди паровоза. Слегка замялся, покраснел и ретировался:

– Конечно, ты права.

С облегчением тихо Илата вздохнула, подняв грудь под тканью блекло-зеленой блузки, и продолжила:

– Под воздействием псипаралов люди рассказывают все о себе, о родственниках, о друзьях, о соседях, о делах, о мыслях, даже не нужны плойдэры, чтобы видеть сквозь ткань, черное стекло, бетон и металл. После каждой облавы, как сегодня, в нашем квартале гецейские и лецейские наводят шмон. Находят людей, тайники, если такие есть, изымают все. Недовольные исчезают навсегда. Поэтому у всех на окнах затемнение, а рты на завязках, пока их не развяжут псипаралы.

– Но ведь ты не молчишь сейчас, – осторожно заметил Малкин.

Слегка усмехнувшись, женщина вернулась к столу, села на стульчик и коснулась ладонями вазы, провела по ней бережно, как по большой ценности, словно от прикосновения к ее стенке испытывала особое удовлетворение. Мальчик соскочил со своего сиденья и метнулся к матери, притулившись сбоку. Она обняла сына, прижала к себе и после этого перевела взгляд на Ваньку:

– Нет, я тоже молчу, – ответила ему. – Говорю лишь о том, о чем знают все и что скрыть невозможно. Не знаю, надолго ли вы к нам пожаловали, но если не на один день, тогда сначала присмотритесь, пооботритесь чуть, понюхайте, что чем пахнет, включите мозги, а уж потом займитесь делом, по которому прибыли. Но не ранее, чтобы не оказаться объектами для переработки в молекулы.

Щеки у Малкина опять покраснели, его обдало жаром, вспыхнули кончики ушей – понял, что опять вылез с нелепым замечанием и нарвался на новый укол. Ничего не оставалось, как стерпеть и вежливо оправдаться:

– Благодарю за совет. Ты не первая сегодня, кто советует нам. Видно, мы действительно выглядим глупо, отстали от жизни, не догоняем вашего прогресса. Нет времени задерживаться у вас, но, наверно, сейчас у нас выбор невелик. Одна просьба: коль ты уже нас приютила, Илата, потерпи чуток и помоги дальше разобраться во всех тяжких.

– Мог бы не просить, – пообещала женщина.

Сделав минутную паузу, Ванька выговорил:

– Гецейский посоветовал сегодня вечером побывать на заседании Объединенного Верховного Гелеционального Собрания. Что ты на это скажешь, Илата?

Погладив по голове мальчика, женщина одобрила:

– Это хороший совет. Я бы на твоем месте приняла его. Только не стоит идти туда всем вместе одной компанией. Коль тебя пригласил гецейский, стало быть, он принял тебя за ге. Не следует разрушать его представления о тебе. Это может привести к непредсказуемым последствиям. Поэтому парням надлежит пойти отдельно от девушек, как ге, а девушкам самим по себе, как ле.

– А если мы пойдем как меньшинства? – вставила Сашка, откинув за плечи длинные светлые волосы.

– Это не запрещено, но не приветствуется, – ответила Ила-та, положив руки на стол перед собой. – Как правило, меньшинства на заседания ОВГС не ходят. Нас туда не то чтобы не пускают, нам элементарно там нет места. До нас просто доводят решения ОВГС, которые мы должны исполнять. Однако до вечера далеко – есть еще время побродить по городу, посмотреть, как живут люди.

– С удовольствием! – охотно подхватил Малкин. – Ты согласна быть гидом?

– Почему бы нет? – кивнула женщина.

– Тогда чего же мы сидим? Отправляемся на экскурсию!

Из подъезда вышли на улицу. Узкая улица залита солнцем, гладкое зеркало дорожного покрытия отражало его лучи. Дома вдоль дороги разных форм, этажность вразнобой. Люди по тротуарам движутся сосредоточенно, по сторонам не смотрят, в парах беседы друг с другом скупы, в группах – безмолвие. Одежда на всех из простых легких тканей для солнечного дня. В воздухе плавают умиротворяющие цветочные ароматы, испускаемые странными устройствами, прикрепленными к стенам домов. И хотя цветов нигде не видно, наличествует ощущение их присутствия повсюду. Небо над кровлями домов чистое, глубокое, режет глаза своей яркостью. Из-за угла дома суетливо настороженно вынырнула Алуни, будто поджидала Илату с ее спутниками. На ней просторная блеклая блузка неопределенной расцветки, перетянутая в поясе тонким шнурком, широкая в бедрах сероватая юбка выше колен. Отбросив пальцами со лба кудряшки, остановилась перед Илатой:

– Куда направляешься, соседка?

– Прогуляться по городу, – ответила та, держа за руку мальчика.

– Погода хорошая, почему не прогуляться и других не прогулять? – метнула взгляд на Ваньку с друзьями. – А может, и мне к вам прилепиться? Дел все равно никаких. Не помешаю? – И, не дожидаясь ответа, суетно подхватила под руку Илату, потянула вперед. – Я с вами, я с вами! Топаем! Как я догадываюсь, ты своим спутникам решила показать наши достопримечательности? Откуда гости, если не секрет? – И снова глянула на Ваньку. – Парняга-то какой высоченный, тощеват, правда, но если откормить – будет ничего себе.

– Не тем твоя голова забита, – улыбнулась Илата, ступая маленькими шагами, чтобы мальчик успевал идти рядом. – Уже скольких ты откармливала.

– Отвратительными едоками оказывались! Потому и духу не хватало на остальное. – И засмеялась фыркающим смехом.