Спустя некоторое время они как по команде остановились, повернулись в центр круга и злобно выкрикнули разом, будто сговорившись:
– Сваъим ее!
И тотчас бешено забегали. Одни бросали дрова в разгоравшийся огонь костра, другие волокли невесть откуда взявшийся здоровенный котел. Третьи подскочили к Матильде, высунули языки и, глядя на нее, с мычанием замотали головами. Намотавшись и намычавшись, они закричали:
– Синтетическая дева!
Все остальные дружно подхватили:
– Съедим ее! Съедим!
Затем, мыча и скалясь и высовывая языки, они отвязали свою жертву и потащили в сторону костра.
Картина была поистине сюрреалистичной, потому что в реальности не могло случиться ничего подобного. Девушка с кукольной внешностью, с розовым бантиком… И такое грязное злодейство с ней… Нет, все это было слишком нереально. И все же, это происходило.
Но тут к Матильде, еще недавно полуживой от страха, неожиданно вернулось самообладание, как это бывает у обреченного на смерть, когда терять больше нечего, и когда хуже просто некуда. Собрав все силы, Матильда закричала:
– Пошли вон, дураки! Не трогайте мой бант!
Этот крик у нее вырвался самопроизвольно, она не отдавала себе отчета, почему выкрикнула именно такие фразы, и почему беспокоилась о таком, казалось бы, пустяке, находясь у последней черты. Единственное, что она почувствовала, это отчаянное желание, чтобы ее немедленно оставили в покое. А еще она заметила, что желание это сопровождалось каким-то необычайно томительным ощущением за спиной. Возникло ли данное ощущение от того, что у нее сзади находился бант, или от чего-то другого, но Матильда вдруг отчетливо осознала, что ощущение дает ей какую-то необъяснимую власть над серыми отродьями.
Те остановились как вкопанные и вытаращились на нее в полном изумлении. Матильда вырвалась из их лап и даже кого-то оттолкнула. Интуиция ей подсказывала, что бежать уж точно не следует, а потому она замерла в ожидании. «Что угодно, только не убегать», – подумала дива, ощущая себя готовой ко всему, и вновь испытывая характерное томление за спиной.
– Уйдите от меня прочь, уроды!
Уроды и в самом деле тут же попятились назад, издавая удивленные возгласы:
– Она сказала букву?
– Ей можно?
– Она мана?
– У нее ошó?
– Она может сказать букву!
Серые сгрудились вместе и начали о чем-то перешептываться, поглядывая на диву, которая изо всех сил старалась изображать гордое достоинство. Затем они обступили Матильду, с опаской держась поодаль. Один вышел вперед и спросил:
– Кто ты?
Матильда поняла, что прямая угроза миновала, по крайней мере, пока, и ответила уже спокойней:
– Я гламурная дива-а-а! А вы кто такие, уроды?
И тут же осеклась – она словно забыла, где находится, и что эти самые уроды, которых наверно не стоило оскорблять, ее только что чуть не сварили заживо. А вопрос, где она находилась – это был очень большой вопрос. Но те, видимо, не обратив внимания, снова завопили свое:
– Синтетическая дева!
– Она может сказать букву!
– Почему вы называете меня синтетической девой? – спросила Матильда.
Те молча переглянулись. Похоже, вопрос их привел в замешательство.
– Мы не знаем.
– Так, ладно. Кто вы такие, спрашиваю?
– Мы гламъоки! – наперебой загалдели серые. – Мы читаем бъедни! Нам нельзя читать букву! Абу! Абу!
– Понятно, – сказала Матильда. – Вы гламрóки, и вы читаете бредни.
– Ошо! Ошо! – загомонили те. – Она может назвать нас! Она может!
Судя по всему, на дикарей производил очень сильное впечатление тот факт, что неизвестная пришелица могла свободно произносить букву «р», и что с ней при этом ничего ужасного не случалось. Серые опять принялись совещаться между собой, после чего один из них выступил вперед и спросил:
– Ты мана?
– Я Матильда. Понятно вам? – сказала дива.
– Мана-тида! Мана-тида! – закричали гламроки. Ответ Матильды опять привел их в состояние чрезвычайного возбуждения.
– А почему вы не произносите букву? – спросила она.
– Нам нельзя! Нельзя! Это абу! – заголосили те. – Будет къаш!
– Но ведь я же говорю букву, и никакого краша со мной не происходит.
– Ты мана! Мана-тида!
– Вот видите! А вы хотели меня сварить и съесть. А вы знаете, что бы было, если бы вы это сделали? – Матильда уже начинала вживаться в отведенную ей роль. – Случился бы полный краш!
Оборванцы, заслышав такие слова, подняли вой, очевидно, преисполненный благоговейного трепета.
– А кто вас научил читать эти ваши бредни? И зачем они вам нужны?
– Гламоък научил! Мана-гламоък! Там! Там! – серые принялись оживленно жестикулировать, указывая руками куда-то в сторону построек.
– Мы должны читать бъедни, и тогда нам будет ошо. Нельзя читать букву. Нельзя дъаться. Нельзя поедать дъуг дъуга. Абу! Надо читать бъедни.
– Так, а меня вам поедать можно?
– Нельзя наших. Ты не наша.
– Нет, я ваша! – быстро сообразила Матильда. В таких обстоятельствах будешь соображать. – Я ваша мана!
Не успели гламроки отреагировать на ее слова, как издалека опять раздался тот самый трубный звук. По всей видимости, звук служил для них каким-то сигналом, потому что дикари переполошились и закричали:
– Священный хлевьюн! Надо отвести ее в священный хлевьюн!
– Что еще за хлевьюн такой? – спросила у них Матильда.
– Там гламоък! Мана-гламоък! Мы покажем! Идем!
Матильду охватило сильное беспокойство. Если гламóрк – их предводитель, тогда у него могло быть свое мнение по поводу того, кто здесь мана, а кто нет. И тогда процедура варки и последующего поедания синтетической девы могла возобновиться с неменьшим аппетитом.
Но у нее не было выбора. Она не имела ни малейшего представления, куда ей податься. Поэтому, ничего не оставалось, как идти с ними. Итак, вся процессия двинулась в сторону построек.
Мертвая голова
Гламроки шли молча, обступив Матильду плотною толпой, но держась от нее на расстоянии. Это было весьма странное зрелище. Серые фигуры с восковыми лицами, и среди них голубая блондинка с розовым бантиком. Какое-то фантасмагоричное шествие куклы в окружении манекенов.
Однако про Матильду нельзя было сказать, что она Барби. Бывают люди симпатичные, а бывают красивые. Это как разница между формой и содержанием. Матильда была из тех, о которых говорят: «В ней что-то есть».
Но главное, что ее выделяло из общей картины, – не столько цветной силуэт на фоне «черно-белого кино», сколько присутствие жизни. Все остальное, включая серые фигуры, было не то чтобы мертвым, а обезжизненным, если можно так выразиться. Потусторонний мир наверно так и выглядит – он не отличный от нашего – он другой, потому что «по ту сторону». Вот только, по ту сторону чего?
Вопрос пока оставим открытым. Матильду сейчас волновала не физика явления. В ее голове крутились тревожные мысли о том, что будет дальше. В силу какой-то роковой случайности, она оказалась в чужом мире. Как отсюда выбраться – непонятно. На что надеяться – неизвестно. Чего ждать от зловещих спутников? Страшно подумать.
На лицах гламроков была написана мрачная решимость выяснить для себя какую-то вещь, которая могла стоить ей жизни. Они пока не трогали Матильду, но с подозрением на нее поглядывали. Один из тех, что шел спереди, обернулся, высунул язык и, видимо по привычке, выкрикнул: «Синтетическая дева!». Но тут же получил подзатыльник. Дева оставалась неприкасаемой до окончательного выяснения, кем она на самом деле являлась – «маной», или просто съедобной девой.
Положение Матильды усугублялось тем, что ей уже хотелось в туалет. «Хорошо еще, что хоть по маленькому», – подумала она. Но вот вопрос – как это сделать? Интересно, какого они пола? Внешне никаких половых признаков у гламроков не наблюдалось. И тут ее осенила ужасная мысль. Ведь они ее могут не только съесть, но и надругаться вволю, да еще неведомо как.
