— Они зовут меня, — взревел Фюн.

И с тем помчался, как прежде всего один раз, а те, кто был рядом с ним, ринулись так, как не бегали и спасая себя. Ворвались в расщелину на склоне горы и увидели пятерых псов в кругу, они отгоняли прочих собак, а в круге — мальчонка. У мальчика были длинные прелестные волосы, и был он гол. Страшная битва и собачий лай его не пугали. Он не смотрел на борзых, но уставился, словно королевич, на Фюна и его братство, а те бросились к нему, разгоняя стаю древками копий. Когда драка утихла, Бран и Школан, скуля, подобрались к мальчонке и стали лизать ему руки.

— Ни с кем они так не обходятся, — сказал кто-то. — Что за нового хозяина они себе взяли?

Фюн склонился к мальчишке.

— Скажи, королевич, сердце мое, как тебя звать и как ты оказался посреди охотничьей стаи — и почему ты гол?

Но мальчик не понимал языка людей Ирландии. Вложил ручонку в руку Фюна, и вождь почуял, что ручонка эта взяла его за сердце. Усадил он мальчишку к себе на могучие плечи.

— Кое-что изловили мы на этой охоте, — сказал он Кэльте мак Ронану. — Отнесем это сокровище в дом. Будешь из фениев, родной мой, — сказал он вверх.

Мальчик глянул на него, и от благородного доверия и отваги в том взгляде сердце Фюна растаяло.

— Мой олененок! — сказал он.

И вспомнил другую лань. Поставил мальчонку себе меж коленей и глядел на него пристально, долго.

— Точно такой же взгляд, — сказал он своему ослабевшему сердцу, — точно те же глаза, что у Сайв.

Печаль затопила сердце ему в один миг, и радость вспенилась там великой волной. На стоянку он шел распевая, и его люди вновь видели радостного вожака, какого едва не забыли.

Глава шестая

В точности так же, как не мог он когда-то расставаться с Сайв, не в силах он был теперь разлучаться с этим мальчиком. Тысячу имен ему дал, одно нежнее другого: «мой олешка, трепет сердца моего, мое тайное сокровище» — или «музыка моя, моя цветущая ветка, клад сердца моего, моя душа». Собаки по мальчику сходили с ума не меньше. Он мог преспокойно сидеть посреди стаи, которая порвала бы кого угодно в клочки, — а все оттого, что Бран и Школан с тремя своими щенками ходили за ним неотвязно, словно тени. Пока он был со стаей, эти пятеро оставались с ним, и роковым был взгляд, какой бросали они на сотоварищей, стоило тем подобраться слишком близко — или если вели они себя недостаточно смирно. Мутузили они всю стаю зверски, все вместе, пока любая гончая из псарни Фюна не усвоила, что ребятенок им хозяин и нет на белом свете ничего священнее.

Вскоре могли бы пятеро матерых гончих оставить покровительство над мальчиком — совершенно признавали они владычество юного хозяина. Но не оставляли они, ибо не любовью дарили они ребятенка, а обожанием.

Фюна, может, даже смущало такое их пастырство. Если бы мог он — сурово одернул бы собак, да и сам мальчик сумел бы сурово одернуть его самого, осмелься он. Ибо таков был порядок Любовей у Фюна: первый — мальчик, следом — Бран, Школан и трое их щенков, дальше — Кэльте мак Ронан, а уж потом все остальные воители. Всех любил он, однако в таком вот порядке. Заноза, что лезла в лапу Брану, попадала и в ногу Фюну. Весь мир это знал, и не было такого воителя, кто не признавал бы горестно, что была причина у этой любви.

Мало-помалу мальчик научился разбирать людскую речь и разговаривать и наконец смог поведать свой сказ Фюну.

Много было пробелов в рассказе том, ибо дети мало что помнят. Деянья стареют за день, хоронятся за ночь. Новые воспоминания толпятся вокруг старых, человеку приходится уметь забывать, а не только помнить. Целая новая жизнь началась у этого мальчика, жизнь мгновенная и памятная, и потому его свежие воспоминания смешались с былыми, затмили их, и не очень уверен он был, случилось ли то, о чем он говорит, в этом мире или же в том, что покинул он.

Глава седьмая

— Я жил, — рассказал он, — в просторном красивом месте. Там были холмы и долины, леса и потоки, но куда бы ни шел я, всегда приходил к скале, такой высоченной, будто упиралась она в небеса, и такой отвесной, что даже козлу не пришло бы на ум влезть по ней.

— Не знаю такого места, — задумчиво молвил Фюн.

— Нет такого в Ирландии, — сказал Кэльте, — но в краях сидов есть такое место.

— Истинно так, — сказал Фюн.

— Летом я ел плоды и коренья, — продолжал мальчик, — а зимой еду мне оставляли в пещере.

— И никого с тобой не было? — спросил Фюн.

— Никого, только олениха, она любила меня, — и я ее любил.

— Ахти! — горестно вскрикнул Фюн. — Рассказывай дальше, сынок.

— Темный суровый человек часто приходил за нами и говорил с оленихой. Иногда нежно, тихо, просительно, а иногда громко кричал грубым, сердитым голосом. Но как бы ни говорил он, олениха пятилась от него с ужасом, и человек всегда уходил бешеный.

— Это Темный Колдун из народа богов, — в отчаянии закричал Фюн.

— Так и есть, душа моя, — сказал Кэльте.

Последний раз я видел олениху, — продолжил рассказ мальчонка, — когда темный человек говорил с ней. Говорил долго. Говорил нежно и злобно, нежно и злобно, и я подумал, что никогда не умолкнет он, однако в конце он стукнул ее ореховым прутом, и она поневоле двинулась следом, когда он ушел. Она оборачивалась ко мне то и дело и плакала горестно — так, что любой бы ее пожалел. Я пытался пойти за ней, но не смог двинуться с места, и плакал ей вслед — с яростью и печалью, пока не видно и не слышно стало ее. И тут я упал на траву, чувства оставили меня, а когда проснулся — был на холме посреди стаи собак, там-то вы меня и нашли. Этого мальчика фении поименовали Ошином, или же Олененком. Он вырос в великого воина, стал главным слагателем песен во всем белом свете. Но с сидами он еще не сквитался. Ему предстояло вернуться к Дивным, когда придет время, и составить все эти сказания, ибо им они и были сложены.

Сватовство к Бекфоле

Глава первая

Откуда Бекфола взялась, нам неведомо. Не знаем мы наверняка и того, куда она делась. Мы даже не знаем ее настоящего имени, ибо наделили ее прозвищем Бекфола, или же «бесприданница» либо «с малым приданым». Бесспорно одно: она исчезла из мира, который известен нам, и отправилась в царство, куда и догадка ей вслед не доберется.

Все это случилось в те дни, когда Дермод, сын знаменитого Айда Слане⁴⁸, был владыкой Ирландии. Сам не женился, но было у него множество приемных сынов, королевичей из четырех пятин, которых отцы отправили в знак своей преданности и любви к Ард Ри, и долг свой приемного отца Дермод выполнял праведно⁴⁹. Среди королевичей в его доме был Кривтанн, сын Айда, короля Лейнстера, которого Верховный король ставил превыше всех, о ком по-отечески пекся. Что и неудивительно: паренек любил его ответно, был пылок, умен и скромен, как и положено королевичу.

Верховный король и Кривтанн частенько отправлялись к Таре охотиться на зверя и птицу, иногда без единого слуги при них, и вот в таких поездках король передавал пасынку обширные знания леса и наставлял его в общих делах и обязанностях королевича, как вести себя при дворе и как заботиться о народе.

Дермод мак Айд упивался этими приключениями на двоих, и когда удавалось урвать денек от придворных дел и забот, он тайком отправлял весточку Кривтан-ну. Юноша, облачившись в охотничье, догонял короля в назначенном месте, и они отправлялись объездом, как доведется.

В одном таком приключении, пока искали они вдоль разлива реки брод, увидали одинокую женщину в повозке, ехавшую с запада.

— Что бы значило это? — воскликнул король озабоченно.

— С чего тебя увлекла какая-то женщина в колеснице? — спросил его Кривтанн, ибо любил он знание и хотел его обретать.