Так вышло, что люди Лохланна⁴⁴ пошли в поход против Ирландии. Чудовищный флот окружил утесы Бен-Эдаря⁴⁵, и даны высадились и изготовились к нападению, какое сделает их хозяевами всей страны. Фюн с фениями выступили против них. Фюну и прежде-то люди из Лохланна не были по нраву, но в этот раз он пошел на них с яростью, ибо не только напали они на Ирландию, но и встали меж Фюном и величайшей радостью его жизни, какую он знал.

Тяжкий был бой — но и краткий. Лохланнов загнали на их корабли, и через неделю остались в Ирландии лишь те даны, что были здесь похоронены.

Покончив с этим, Фюн бросил победоносных фениев и стремительно возвратился на равнину Аллен, ибо невыносимо было ему и на один лишний день расставаться с Сайв.

— Не бросай нас! — воскликнул Голл мак Морна.

— Мне нужно уйти, — отозвался Фюн.

— Ты не уйдешь с пира победы, — упрекнул его Конан.

— Останься с нами, Вожак, — взмолился Кэльте.

— Что за пир без Фюна? — пожаловались они.

Но он не остался.

Рукой клянусь, — вскричал он, — мне надо идти. Она станет высматривать меня в окно.

— Так и будет, — признал Голл.

— Так и будет, — воскликнул Фюн. — И увидит она меня издали, на равнине, и выбежит из великих врат мне навстречу.

— Чудна та жена, что не выбежит, — пробурчал Конан.

— И я вновь возьму ее за руку, — прошептал доверительно Фюн на ухо Кэльте.

— Так и сделаешь наверняка.

— Вновь загляну ей в лицо, — не унимался вожак. Но видел, что даже возлюбленный Кэльте не постиг смысла, и с печалью и гордостью понял, что смысл такой нельзя объяснить никому — и никому его не постичь.

— Ты влюблен, родное сердце, — сказал Кэльте.

— Влюблен еще как, — пробурчал Конан. — Сердечное снадобье женщинам, мужчинам недуг — беда.

— Беда, так и есть, — пробормотал вожак. — От любви мы бедуем. Глаз не хватает видеть все, что есть видеть, рук не хватает, чтобы схватить и десятую часть того, что желаем. Смотрю я в глаза ей и мучаюсь, потому что на губы ее не смотрю, а гляну на губы, душа вопиет: «Смотри ей в глаза, смотри ей в глаза».

— Так все и бывает, — вспоминая, промолвил Голл.

— Только так, не иначе, — согласился Кэльте.

И воители глянули в прошлое — на губы одних и других и поняли, что вождь их уйдет.

Когда Фюн оказался в виду великой твердыни, кровь понеслась в нем, и понесли его ноги, он то и дело махал копьем.

«Пока не видит меня», — думал он горестно.

«Пока не видать ей меня», — добавлял, упрекая себя.

Но ум растревожился, ибо думал он о том — или чуял, не думая, — что, поменяйся они местами, он бы завидел ее и в два раза дальше.

«Думает, что не смог я выбраться из битвы или что принудили меня остаться на пиру».

И, не помыслив, он мыслил, что, поменяй их местами, он бы знал: ничто не задержало б того, кто ушел.

— Женщины, — проговорил он, —  застенчивы, не любят выказывать пыл, когда на них смотрят другие.

Но знал он: не ведал бы, смотрят ли на него или нет, а ведал бы — не волновался об этом. И знал, что его Сайв не видела бы и не тревожилась ни о чьих взглядах.

С этой мыслью стиснул он копье и помчал, как ни разу не бегал, и потому в ворота великого дуна⁴⁶ ворвался муж взъерошенный, запыхавшийся.

В дуне царил беспорядок. Слуги вопили, женщины метались туда и сюда, заламывали руки, кричали; завидев вождя, те, кто рядом был, убежали, и в целом все очень старались спрятаться друг за дружку. Но Фюн перехватил взгляд своего домоправителя, Гарива Крбна-на по прозвищу Суровый Крюк, и не отпустил его.

— Иди-ка сюда, — велел Фюн.

Суровый Крюк приблизился — и ничто в нем в тот миг не гудело.

— Где Цветок Аллена? — спросил хозяин.

— Не ведаю, хозяин, — в ужасе ответил слуга.

— Не ведаешь! — вскричал Фюн. — Излагай же, что ведаешь.

И слуга рассказал.

Глава четвертая

— Прошел день, как был ты в отлучке, и тут удивилась стража. Смотрели они с вершин дуна, а с ними и Цветок Аллена. Она — ибо взгляд у нее в вечном поиске — воскликнула, что вождь фениев идет из-за кряжей к дуну, и помчалась вон из твердыни навстречу тебе.

— То был не я, — сказал Фюн.

— Твое обличье, — отозвался Гарив Кронан. — Твой доспех, и лицо твое, и собаки, Бран и Школан, при нем.

— Они были при мне, — сказал Фюн.

— А казалось, что они с ним, — смиренно сказал слуга.

— Рассказывай дальше, — воскликнул Фюн.

— Нам было смутно, — продолжил слуга. — Не случалось ни разу, чтоб Фюн возвращался с побоища прежде, чем оно состоялось, и мы понимали, что до Бен-Эдаря ты добраться не мог — не мог и сразиться с лохланнами. Мы увещевали владычицу дать нам встретить тебя, а самой остаться в дуне.

— Доброе увещевание, — согласился Фюн.

— Но она ни в какую, — взвыл слуга. — Закричала на нас: «Дайте встретить мне мою любовь».

— Ахти! — воскликнул Фюн.

— Кричала нам: «Дайте встретить мне мужа, отца ребенка, что еще не рожден».

— Ахти! — простонал уязвленный Фюн.

— Побежала она к тому, кто казался тобой и тянул к ней руки, с виду — твои.

Тут мудрый Фюн зарылся лицом в ладони, постигнув, как все было.

— Сказывай дальше, — молвил он.

— Бежала она в те объятия, а когда добежала, тот человек вскинул руку. Коснулся ее ореховым прутом, и у нас на глазах исчезла она, а на ее месте лань встала, дрожа. Лань развернулась и бросилась прочь, к вратам дуна, однако гончие, что были неподалеку, помчались за ней.

Фюн смотрел на него как пропащий.

— Схватили ее за горло… — прошептал трепетавший слуга.

— Ах! — вскрикнул Фюн жутким голосом.

— …и потащили обратно к тому человеку, что казался Фюном. Три раза она вырывалась и бросалась к нам, и три раза собаки хватали ее за горло и волокли к нему.

— А вы все смотрели! — взревел Фюн.

— Нет, хозяин, мы побежали, но она исчезла, когда мы добрались; исчезли и те громадные псы, и то существо, что казалось Фюном, исчезло. Мы остались в жесткой траве, глазели по сторонам и друг на друга да слушали стоны ветра — и ужас в наших сердцах. Прости нас, милый хозяин! — вскричал слуга.

Но великий вожак не ответил. Стоял, словно нем стал и слеп, и все бил и бил себя кулаком по груди, будто хотел бы сокрушить в себе то, что должно умереть, но умереть неспособно. Так, бия себя в грудь, ушел он в покои дуна и до конца того дня никто не видал его — не видал до восхода солнца над Маг-Лиффи.

Глава пятая

Много лет с тех пор минуло, и не воевал с врагами Ирландии Фюн, а метался из края в край, рыскал вширь и вдаль, надеясь наткнуться на свою милую, что родом из сидов. И все это время спал он в тоске, во всякую ночь, а поутру подымался, горюя. Когда б ни охотился, брал с собой лишь борзых, которым верил, — Брана, Школана, Ломаре, Брода и Ломлу, ибо если нападут на след лани, эти пятеро великих псов будут знать, какую лань убивать, а какую беречь: так Сайв грозила бы малая беда — и оставалась малая надежда найти ее.

Однажды, через семь лет поисков втуне, Фюн и благородные из фениев охотились у Бен-Гульбаня⁴⁷. Фианна спустили всех псов, ибо Фюн бросил надеяться, что найдет Цветок Аллена. Охота мчала по склону холма, и тут донесся великий рев псов — из теснины повыше на склоне, и поверх того рева люто лаяли псы Фюна.

— Что там такое? — сказал Фюн и вместе с ватагой ринулся к месту, откуда шумели собаки.

— Они дерутся со всеми псами фениев, — воскликнул кто-то.

Так и было. Пять матерых борзых окружило кольцом, и они сражались с сотней псов разом. Щетинились и страшили собой, и каждый укус великих злых челюстей смертью грозил тому зверю, что получит его. Сражались не молча, как было в привычке их и ученье, но между бросками вскидывали морды и выли громко, тоскливо, тревожно — выкликали хозяина.