Чайкин снял с плеча сумочку и протянул ей:

– Ты иди, ладно? Извини, я не смогу тебя проводить. Мне тут нужно…

– Куда это «иди»? – раздался совсем рядом резкий голос Завадского.

Чайкин вздрогнул и обернулся.

– Сан Саныч, это… – начал он.

– Я понял, кто это. А ты, кажется, ещё нет. Ты почему отпускаешь важного свидетеля?

– Да какой она свидетель… Ах да, что-то я и не подумал.

– Не подумал он, – проворчал Завадский. – Вы, девушка, пожалуйста, никуда не уходите. Когда мы тут закончим, поедем в отдел – нужно задать вам несколько вопросов.

– Сан Саныч, а зачем в отдел? – спросил Чайкин. – Я могу и здесь опросить. Ира после работы, устала.

– Чайкин, я сказал в отдел – значит, в отдел. Где мы тут будем опрашивать? Гляди, сколько народу кругом, а скоро вообще не протолкнуться будет. Так что ждите.

Завадский направился к медикам, грузившим на каталку продолговатый чёрный полиэтиленовый мешок.

– Вот ты где!

Чайкин снова вздрогнул и уставился на грозно подбоченившуюся двоюродную бабушку.

– Тётя Катя? – растерянно пробормотал он.

– Нет, Президент Российской Федерации! – ответила Екатерина Андреевна. – А теперь поясни, что всё это значит?

– Здесь совершено преступление.

– Это я и без тебя поняла. Что здесь делаешь ты? И почему не ночевал дома? – спросила Романова, косясь на смутившуюся Ирину.

Чайкин сложил губы трубочкой, намереваясь что-то ответить, но раздумал. Екатерина Андреевна продолжила нападение:

– Может, ты нас познакомишь?

– Ирина, – представилась девушка.

– Очень приятно, – буркнула Екатерина Андреевна.

Чайкин встрепенулся:

– Это тётя Катя… то есть Екатерина Андреевна.

– Мне тоже приятно, – Ирина улыбнулась. – Андрюша, я подожду у входа.

– Да, конечно, – ответил тот. – Я сейчас.

– Я повторяю свой вопрос, – сказала Екатерина Андреевна, когда Ирина отошла. – Что всё это значит?

– Тёть Кать, ты ставишь меня в неловкое положение. Я взрослый человек.

– Какой ты взрослый! – воскликнула Екатерина Андреевна и щёлкнула его пальцем по носу.

Чайкин схватился за нос и посмотрел обиженно.

– Да, я взрослый, – прогудел он в нос. – И вправе делать то, что хочу.

– О правах вспомнил? А об обязанностях поговорить не желаешь, взрослый? Ты когда последний раз в своей комнате уборку делал? А стирал, гладил? Я уже не говорю о готовке и мытье посуды! Или ты полагаешь, быть взрослым – это значит ночь напролёт шляться в компании с какими-то подозрительными девицами?

– Тёть Кать, мы не шлялись… Она… Ира работала…

– Что?!

– Она работает в ночном клубе.

– Где?!

– В клубе. Ночном. Официанткой.

– То есть ты был в ночном клубе?

– Ну да.

– О горе мне, горе! Кого я воспитала!

– Ну, тёть Кать, это вполне приличное место.

– Вполне? Хочешь сказать, что там голые девицы на сцене не пляшут?

– Ну… вообще-то пляшут. То есть танцуют. Стриптиз.

– Ну вот что, с меня хватит!

– Тёть Кать, но я же не ради них там был. Просто Ира там работает, ну и… Я ждал, когда она освободится, а потом провожал. Она живёт тут недалеко. И она хорошая, я тебе клянусь.

– Она вроде и впрямь ничего, по крайней мере внешне, – смилостивилась Екатерина Андреевна, строго добавив: – но ночевал чтоб дома! В крайнем случае, предупреждай заранее.

– Тёть Кать! – воскликнул он и бросился ей на шею.

– Тихо! Опрокинешь, окаянный! Лучше расскажи, что тут произошло?

– Представляешь, девушку убили. Ножом в грудь.

– Ужас какой!

– А девушка эта почти голая. Ну, то есть в одних

трусах.

– В нижнем белье, – поправила Екатерина Андреевна.

– Да. А главное, работает в том же клубе, что и Ира.

– Тоже официантка?

– Нет, она как раз… – Чайкин коряво изобразил несколько па.

– Понятно. И что уже известно?

– Никто ничего не видел. Камеры видеонаблюдения здесь отсутствуют. В общем, пока знаем только имя.

– И место работы, – добавила Екатерина Андреевна.

– Да, и место работы.

– А этих опрашивали? – спросила Романова, заметив стоявших неподалёку двух таджиков в оранжевых жилетах, с мётлами в обнимку, старика Сархата и его юного помощника Анзура.

– Не знаю, – признался Чайкин. – Я только что подошёл.

– Ладно, – перебила его Екатерина Андреевна, – я сама с ними поговорю. А ты иди, охраняй своего свидетеля, пока ей не надоело ждать и она не сбежала.

Чайкин пошёл к выходу, а Екатерина Андреевна, стараясь

не попадаться на глаза капитану, с которым у неё были давние «тёрки», направилась к застывшим, словно парковые скульптуры, таджикам.

– Ассалому алейкум, Екатрин Андревна, – воскликнула ожившая фигура Сархата, и на сморщенном загорелом лице вспыхнула двумя рядами золотых зубов приветливая улыбка, над которой среди глубоких морщин с трудом можно было различить узенькие щёлочки глаз.

– Ассалому алейкум, – вторила ей другая ожившая фигура, на голову выше и вдвое тоньше первой, тоже с загорелым, но девственно гладким личиком, испорченным разве что большой лиловой шишкой на лбу, и широко распахнутыми бархатно-чёрными глазами, всегда почему-то грустными, как у бассет-хаунда.

– Ва-алейкум ассалом, – торопливо ответила Екатерина Андреевна. – Сархат, Анзур, рассказывайте.

– Не знать нищего, – ответил Сархат. – Нащальник дапрос делал, ми всё гаварил. Нищего не видель, нищего не слышаль.

– Никому ничего не скажешь, – добавила Екатерина

Андреевна.

– Пащему ни скажешь? Всё скажешь.

– Ну так говорите! Вы же каждую ночь тут что-нибудь делаете, рыбу в пруду ловите. Неужели так ничего и не видели?

– Э-э, – протянул Сархат. – Сиводня нищего не делаль, нищего не лавиль. Сиводня спаль.

Он поставил метлу на землю и, сложив вместе две ладони, поднёс их к правой щеке.

– Спаль, – подтвердил Анзур и тоже изобразил ладошками, как спал, уронив метлу на землю.

– Как так «спаль»? – не поверила Екатерина Андреевна. – Вы же и так полдня спите в своей подсобке.

– Вщера не спаль, – сказал Сархат. – Вщера деньраження отмещал.

– Чей день рождения?

Сархат кивнул на Анзура, пытающегося поднять метлу и уже второй раз роняющего её.

– Анзур? – Романова улыбнулась и ласково посмотрела на молодого парня. – Поздравляю! И сколько же тебе стукнуло?

Анзур покосился на Сархата и промямлил:

– Нихто не стукнул. Сам падал.

И прикрыл рукой шишку на лбу.

– Дивасать щетире, – сказал за него Сархат. – Савсем маладой ищо.

– А где же он так неудачно упал?

– Вина пил, савсем пьяны был.

– Как вина пил? Вам же нельзя!

– Если низзя, но ощен хощишь, то мала-мала можна.

Екатерина Андреевна принюхалась и удивлённо спросила:

– Сархат, вы тоже «мала-мала»?

– Щуть-щуть, – улыбнувшись, сказал Сархат.

– Ага щуть-щуть! Весь бутылка пил, – проворчал Анзур.

– Ты сам полбутылка пил! – сердито возразил Сархат.

– А ты мине палка голова!

– Стоп! – прервала их Екатерина Андреевна. – Я что-то не поняла: какая палка? Анзур, ты же сказал: упал.

– Вина пил, пьяный был, – пояснил Сархат. – У мене палка рука был. Анзур падал, голова палка – бах! Шишка теперь.

– Понятно, – усмехнувшись, сказала Екатерина Андреевна. – Стало быть, вчера гуляли, поэтому всю ночь продрыхли. Ну что ж, тогда у меня к вам будет просьба.

– Щиво изволите? – с готовностью откликнулся Сархат.

– Надо кое-что поискать…

– Так, – Завадский устало глядел на сидевшую перед ним Ирину, – значит, фамилия её Семёнова? Алиса Семёнова? Ты записываешь? – обратился он к Чайкину.

– Угу, – ответил тот, стуча по клавишам компьютера.

– А отчество? – спросил Завадский.

Ирина пожала плечами и оглянулась на Чайкина. В маленьком кабинете было душно и пахло мужскими носками. Ирина была уверена, что это пахнут носки Завадского. Он сразу ей не понравился – грубый, неопрятный. Не то что Чайкин!