Жилища славян в древности были очень просты: где пещера или нора, где буда, где клетушка или клеть. Еще в XII столетии плетневые избушки водились на птичьих дворах германских поселений, между Одрою и Лабою[139]. Только впоследствии, когда переселения кончились, когда начали основываться славянские государства, когда наступили дни покоя и благосостояния народного, от естественных убежищ и плетушек из хвороста перешли к дереву, а там, смотря по месту, и к камню. Но всегда дерево предпочиталось: его было и много, да и постройка из него легче, здоровее и суше. Зато и уничтожались подобные работы легче; пожары во время войны или от различных случаев неосторожности губили все, что в архитектурном отношении создавалось славянством. Оттого и мало монументальных памятников славянской старины; оттого самый важный материал для изучения прошедшей жизни славянства и заключается в том, что не горит, не уничтожается, — в слове, которое переходит из века в век, от поколения к поколению. Славянские урочища своими названиями говорят о прошедшем яснее и полнее материальных остатков: они указывают и повествуют нам о том, что история не помнит и не знает[140].
Птичьими дворами назывались кварталы в немецких поселениях, занятые славянами.
По природе славянин был человеком смирным и миролюбивым. Но внешние причины нередко заставляли его воевать. Вторжения чужеземцев были, разумеется, главнейшими поводами к тому, что славяне брались за оружие для изгнания непрошеных гостей. Славяне сражались большею частью пешими в плотных колоннах, причем сражение начиналось бойцами наиболее сильными и ловкими, людьми, выходившими вперед. Славяне были изворотливы, легко переносили жар, холод и голод. При сильном натиске скучивались, заседали в укрепленных местах, огороженных валом, рвом и частоколом, также употребляли засеки. Нередко устраивали засады. Скрываясь в случае опасности, они, за неимением других прикрытий, даже ныряли в воду и могли оставаться в таком положении долгое время, дыша чрез камышовые трубки. Проигрывая сражение, многие из них, чтобы избежать рабства или мученической смерти, убивали себя.
О вооружении славян в те отдаленные времена, когда самого имени славян еще не было слышно и римляне не отличали их от германцев, а у греков они слыли за иллирийцев и фракийцев, нет прямых сведений. Такие положительные указания существуют только в позднейших хрониках. Тем не менее есть полная возможность сказать по данному предмету нечто определенное, сопоставляя некоторые исторические подробности о славянах, дающие косвенные указания на способ вооружения их в древнейшую эпоху. Известно, напр., что древние историки называют славян то скифами и сарматами, то аланами и гуннами; а вооружение четырех последних народов описано. Далее, греки и римляне оставили описание вооружения тех народов по Дунаю и Лабе, с которыми им приходилось воевать; а этими народами были отчасти славяне. Наконец, характер и способ славянского вооружения запечатлелся в атрибутах идолов, стоявших в богатых храмах северных приморских славян. Ближайшее знакомство с подобного рода подробностями приводит нас к заключению, что военное искусство и вооружение славян развивалось в тесной зависимости и под влиянием отношений к ним соседей.
Будучи по природе прежде всего народом пастушеским, занимаясь скотоводством и земледелием, они понимали войну только в смысле охраны и обороны. Отсюда крайне несовершенный, примитивный характер вооружения у тех славян, которым реже приходилось иметь дело с внешними врагами; таково славянство от Днепра до Лабы, в древнем Холмгарде, т. е. в земле холмов, или в Ванланде, т. е. в обиталище ванов до IV ст. Но с приближением к Черному и Балтийскому морям воинственность славянского, от природы миролюбивого племени увеличивается. Таковы славяне — обитатели нынешнего юга России, жившие, по указанию греков, в земле Герры, или Эры, т. е. в земле яров, пониже Днепровских порогов. Столкновение с греками развило в них качества воинов. Если Илья Муромец родился и сидел сиднем тридцать лет на севере, то его богатырская деятельность гремела на юге. И как встал да пошел этот прежде недвижимый богатырь, то все отступилось — и греки и влахи, разные скифы, сарматы, аланы, скандинавы и готы. У славян-скифов уже очень рано, за 450 до Р. X. по крайней мере, в местностях по Бугу, Днестру и Россу принадлежностями народного быта являются не только плуг, ярмо, но и копье; эти три атрибута ниспосланы небом, богом войны Яром (Ares), т. е. жгучим Солнцем, Хорсом, внуком Сварога. А что указанные обитатели юга России были именно славянами, это доказывается греческими и римскими писателями; те и другие, называя их скифами, вместе с тем говорят, что они были высокого роста, русоволосые и изъяснялись одним языком с донскими росаланами (предки казаков), дунайскими гетами (генетами) и даками (бойки, быстране, певки).
Эти знаменитые противники Дария Гистаспа имели свое народное ополчение, которое сражалось всегда на конях. Смелые и ловкие всадники, они в борьбе с сильным противником действовали так же, как русские казаки в 1812 году, при вторжении Наполеона в Россию и его отступлении.
Оружие скифов в то время было: секира, меч, кинжал и лук с высунутым концом. Они были отличные стрелки с коня и такие же джигиты; следует также заметить, что славянские стрелки на Балканском полуострове пользовались у византийцев с VIII–XV ст. особым почетом, как наилучшее войско, наиболее к этому делу способное.
Их платье состояло из кафтана с рукавами, поверх одевалась бурка; снизу широкое исподнее платье из полотна; на голове чуб, совершенно как у малороса, запорожца или у дружинников первых князей, каковы, напр., чубы Святослава и его воинов. Об обуви говорится мало, но из южнорусских барельефов из-под Таганрога усматривается, что в то время носили лапти, насколько можно разобрать, плетенные из соломы или лыка и привязанные к онучам веревками до колен тщательно и искусно.
Такая обувь присуща еще и в нынешнее время всему простому люду Западнорусского края, колыбели славян в Европе.
В начале нашей эры славяно-скифы окрещиваются соседями в сарматы благодаря тому обстоятельству, что во вторжении последних в Римскую империю участвовали и славяне. Что с сарматами и в особенности среди алан было очень почтенное число славян, усматривается из того, что язык алан признавался родственным позднейшему иллирийскому т. е. болгарскому и сербскому, или славянскому. Жили эти аланы в землянках, а предводителя своего звали господином (Spadines), т. е. тем же самым именем, над которым так глумился державнейший Иоанн IV, громя и низвергая величие Господина Великого Новгорода.
В это время славяне уже начинали оседать окончательно; их границы с соседями обозначались яснее; брань с врагом шла изо дня в день: такие обстоятельства естественно должны были служить побудительными причинами к усовершенствованию первобытного вооружения. Стрелы стали намазывать ядом, копье удлинилось и приобрело особенное значение в обороне и нападении, которое сохранило до позднейших времен; меч из короткого обратился, по рубежу Дона, в длинный. Кроме того, сохранился кинжал. Щитов еще не было, зато появились латы и шлемы, сначала кожаные, а потом из рогов и копыт, переплетенных, в виде чешуи. И эти славяне сражались верхом, обучались этому с ранних лет, вроде наших казаков-малолетков; а там и женщины, если нужно, шли в бой, как то бывало в гуситскую войну. Их одежда была похожа на вышеописанную, хотя климатические условия континента, Азии (за Доном), требовали некоторого изменения: шаровары были длиннее, ниже колен; плащ для закрытия груди застегивался на плече. Зимою носили кафтан с рукавами из звериной шкуры, а на голову надевали башлык. В военных приемах они усвоили себе особую уловку — кидать аркан и увлекать пленных. То же делали и умеют делать наши казаки, та же уловка употребляется с особенным искусством в табунах, на юго-востоке России.
