Петр Ильич Горностаев получил высшее духовное образование, но сана не принял, став чиновником для особых поручений при министре внутренних дел, а заодно выполнял какую-то функцию в Святейшем Синоде. Кажется, отвечал как раз за связи церковно-приходских школ и земских. Тоже нужно координировать. Если в волости уже есть десять земских школ, то есть ли смысл открывать в ней пять церковных? И учеников переманивать? А коли имеются церковно-приходские, наверное, нет смысла открывать ещё и земские.
Вообще, фамилия Горностаев не относилась к «семинарским». Знаю, что в девятнадцатом веке первокурсники-семинаристы получали фамилии, без которых их предки как-то обходились. Класс мог стать «ботаническим», а ученики именовались Розановыми, Астровыми, Гиацинтовыми, Лютиковыми; «геологическим» — Минераловы, Бриллиантовы, Гранатовые, Алмазовы; «античным» — Гераклитовы, Амфитеатрами, Венериными, Миневриными и так далее. Впрочем, фамилии зависели от пристрастия и увлечений отца ректора.
Горностаев, скорее всего, не был потомственным священнослужителем. Тем не менее, по наведенным справкам, свою работу знал хорошо, а еще ратовал за всеобщее образование и за его углубление и совершенствование. Как минимум любопытно.
— Ваше величество, осмелюсь спросить — вы собираетесь вносить какие-то изменения в систему народного просвещения? — осторожно поинтересовался Петр Ильич.
— В какой-то мере, — не менее осторожно ответил я. Действительно, выведение образования и культуры из ведения МВД и восстановление профильного министерства, в чём-то реформа. Но пока говорить о своих планах рановато. Да и не с руки мне, императору, хвастаться перед чиновником средней руки. Прошу прощения за тавтологию. А вообще, проработав некое количество лет в образовании, убедился, что реформы, спущенные «сверху», разрабатываются людьми, имеющими смутное представление о школе. Нет, они отработали пару-тройку лет, ушли на повышение. Но разве настоящий учитель уйдет из школы, станет чиновником? Нет. Поэтому, у меня, у рядового учителя, сложилось мнение, что самая лучшая помощь российской школе — не мешать ей. Дайте педагогу общую установку, поясните — что хочет государство от выпускника, снабдите учебными пособиями и, отойдите в сторонку.
Инициатива должна идти «снизу», а уж задача «верхов» эту инициативу подхватить и развить. Но в министерствах и в управлениях образования всегда считают, что они лучше знают проблемы и чаяния школы, а большинство новшеств сводится к наукообразным терминам, а не к реальным делам.
— Ваше величество, я ни коим образом не хочу вмешиваться или советовать вам, — продолжил прощупывать почву Горностаев, — но хотелось бы обратить ваше внимание на вопиющие факты невежества и косности наших чиновников.
— А можно поконкретнее, — нахмурился я. Чиновников я и сам не очень люблю, но все же, если их в чем-то обвиняют, хотелось бы знать — а в чем именно?
— Я всё понимаю, ваше величество. Образование, как всегда, финансируется по остаточному принципу, но это ведь наше будущее…
Ишь ты, какие он термины знает? А я считал, что выражение «по остаточному принципу» появилось не раньше 2000-х годов моего времени. Значит, оно существовало и прежде. Или лишь здесь, в этой реальности?
Об «остаточном принципе» можно бы и поспорить, потому что, согласно данным Статистического комитета, на образование в здешней Российской империи тратилось девять процентов бюджета. А сколько расходовалось в мое время? Не помню, но наверняка, гораздо меньше. А ведь девять процентов, составляющие около четырех миллиардов, это только государственные расходы. А есть ещё земские школы, чья деятельность оплачивается губернскими и уездными земскими комитетами, есть духовные учебные заведения. И, вообще, в здешней реальности, когда городского население превосходит сельское, а народ занимается не сельскохозяйственным трудом, а промышленным, образование поставлено на «широкую ногу».
Но спорить я не стал, а только благосклонно покивал чиновнику.
— Продолжайте. — Подумав, добавил. — Но все-таки, господин Горностаев, хотелось бы от вас услышать какие-то конкретные предложения, а не общие фразы. Любая сфера, зависящая от государственного бюджета, считает, что ей не хватает денег. — Не стал уточнять, что это не сфера, а люди, трудящиеся в этой сфере, но Горностаев меня понял. — Да, Петр Ильич, и в чем косность чиновников? Если чиновники невежественны, так и я несу ответственность за них.
— Прошу прощения, ваше величество, — прижал руки к сердцу чиновник. — Для начала, я хотел бы обсудить окраины. Если в центре империи, да и в промышленных городах Урала и Севера, образование находится на должном уровне, то на окраинах — стыд и срам. Кое-где дети вообще в школу не ходят, а где-то и вовсе учатся чуть ли не у шаманов.
— У шаманов? — удивился я.
А у нас ещё и шаманы водятся? Думал, что к сороковому году их уже всех извели. И не красные комиссары, а миссионеры. Читал где-то, что уже в начале двадцатого столетия шаманы были редкостью.
— Именно так! — горячо заявил Горностаев. —У якутов, у юкагиров, да у прочих инородцев, дети зимой и летом оленей пасут, не учатся, а если что требуется узнать — к шаману за советом идут.
— Так ведь мы же не можем заставить детей … — я задумался, какой бы термин использовать. Слово «инородцы» отчего-то резало слух. — Так вот, детей народов Крайнего Севера и Сибири мы не можем учить насильно.
— Ваше величество, учить людей крайне необходимо. Если понадобиться, то и насильно. Ведь инородцы — они как дети малые. Сами не понимают, что им надо. А мы, люди более умные и цивилизованные, просто обязаны принести им свет просвещения. Отец и мать не всегда объясняют ребенку, отчего он должен делать так, а не иначе? Они лучше знают, как и что делать. И это правильно. Вы, несмотря на ваш возраст, отец всем своим подданным.
Мне, отчего-то, вовсе не хотелось стать папашей сразу четырехсот миллионов человек, но положение обязывает.
— А как вы себе это представляете? — улыбнулся я. — Школы в вечной мерзлоте ставить сложно, а если чумы ставить… Олени кочуют, а люди вместе с ними идут. Отправлять в тундру учителей, чтобы они ходили по чумам да по ярангам, детей учили?
— Зачем же так? — слегка обиделся Горностаев. — Следует изымать детей у родителей и отправлять их в уездные города, а потом в губернские. Пусть получают образование в гимназиях, реальных училищах. Ещё лучше, если для них будут созданы специальные школы, вроде закрытых пансионов, как Смольный, или кадетские корпуса. Понимаю, что в этом случае государству придется обеспечить юных инородцев всем необходимым, за казенный кошт, что повлечет за собой огромные затраты.
Да уж…
В прошлом мне несколько раз попадались статьи с отчётами о принудительной помощи жителям стран третьего мира. Как показывает практика, это редко заканчивалось чем-то хорошим. Одни растраты, да непредвиденные последствия. В лучшем случае, в регионах просто ничего не менялось, разве что появлялись побочные признаки цивилизации в виде магазинов за безналичной оплаты. Но это в моём времени, где всему велся отчёт, а сколько исчезло иных мало цивилизованных народностей после вмешательства “цивилизованных рас”, боюсь даже представить. Одни индейцы чего стоят. Ведь если жители Сибири живут непривычно для нас, так почему это плохо? Это ведь просто по другому. Они же к нам не лезут предложением изучить тонкости оленеводства.
В общем, с одной стороны идея дельная. Детям образование нужно, но решение требуется иное. Вот только какое?..
Однако я решил выслушать предложения Горностаева, и даже подыграть ему. ПО крайней мере он честен и искренен.
— А кто станет заниматься изыманием детей? Полиция?
— Разумеется, — пожал плечами Горностаев. — Образование входит в структуру МВД, имеется департамент образования и просвещения. Поэтому господин Кутепов обязан исполнить ваш приказ, если вы такой отдадите.
Теоретически, да и практически все возможно. Тундра огромна, но не бесконечна. Да и оленеводы время от времени делают стоянки, устраивают ярмарки, закупают товары для жизни на факториях. И власть губернаторов признают, а в городах есть и исправники, и воинские команды. Если взяться за дело, то все реально.