Из-за этого анализа собственных ощущений почти не обращал внимания как наша немалая компания рассаживается за столом. Маневр Ангелины и сдержанное раздражение Надежды по этому поводу прошли для остальных незамеченным — Да Сильва забрал на себя все внимание. Он как понимаю никогда особо не стеснялся выражать эмоции, всегда становясь громким центром любой компании в которой находился. Вот и сейчас бразилец активно комментировал непонятные позиции меню, которое остальные изучали молча.

— Официант! Официант! — довольно громко крикнул да Сильва, звучно пощелкав пальцами.

От такого поведения альбинос Магнуссон, который оказался за столом рядом с да Сильвой, прикрыл глаза и медленно выдохнул, демонстрируя усталость от активности соседа.

— Ты чего, братишка? — тут же хлопнул альбиноса по плечу да Сильва. — Что с лицом, в туалет что ли хочешь? Так не держи в себе, сейчас спросим направление. Официант!

— Тебе ведомо такое чувство, как испанский стыд? — неожиданно спросил на испанском Магнуссон, обращаясь к да Сильве.

— Ничего себе, вот это прикол! Его высоковажное высочество на меня внимание обратил! — экспрессивно взмахнул руками пораженный да Сильва. — Нет, братишка, я из Бразилии и не знаю, что такое испанский стыд, такие дела. Расскажешь?

— Это когда один человек что-то делает, а стыдно за него другому.

— Да, это крайне печальная история, — моментально согласился да Сильва. — Хорошее дело «испанским стыдом» не назовут. А ты вообще это к чему? Официант!

Задав вопрос, да Сильва даже не ждал на него ответа — вновь привстал из-за стола, пощелкав пальцами. Магнуссон снова прикрыл красные глаза. Когда открыл, столкнулся взглядом с Надеждой.

— Человек как меч. Либо делает свое дело, либо тупой, — вдруг произнес альбинос на русском, обращаясь к ее кавайной светлости.

— О да, братишка, дело говоришь, — моментально откликнулся да Сильва с широкой улыбкой на лице. — Только знаешь, что тебе скажу? Ходить с насупленными бровями на серьезном лице — еще не признак большого ума или наличия навыков просчитать возможный ход событий. Вот ты, наверное, считаешь себя острым как бритва, а мы ведь с тобой недавно оказались в одинаковом дерьме на одинаковой глубине, и, если бы не наша благодетельница Надежда Геннадиевна, — аккуратно вставил да Сильва русское имя в потоке быстрой дробной испанской речи, — нас бы всех, кроме может быть Анны, сожрали бы крокодилы и твое кислое выражение лица не стало бы им помехой. Такие дела, братишка, — последнее слово да Сильва произнес медленно и с выражением.

У меня, и так с призрачным раздвоенным состоянием, звучало это довольно необычно: голос да Сильвы, на испанском, выговаривающим «эрманито», и голос Альбины, синхронно тянущей слово «братишка».

На меня на краткий миг накатило ощущение нереальности происходящего. Я сейчас как будто под изменяющими сознание веществами, приближенные к реальности галлюцинации смотрю. Хотя, как меня накрыло, так и отпустило почти сразу, правда после того как я встряхнулся и крепко зажмурился, проморгавшись.

Лицо Магнуссона между тем окаменело, глаза загорелись сдержанным сияния багрянца. Но разряжая ситуацию, вдруг звонко рассмеялась Бертезен. Ее мягкий смех оказался удивительно приятным слуху, после чего оба — и холодный потомок викингов, и горячий потомок конкистадоров перевели на нее взгляды.

— Прошу простить, забавный анекдот вспомнила, — приятно улыбнулась девушка сразу обоим.

Вот вроде бы смотришь на Бертезен, и на первое впечатление выходят ее красные глаза и светлая, бледная почти до белизны кожа — создавая почти отталкивающий образ внешности. Но стоит ей заговорить или начать улыбаться, как девушка начинает выглядеть весьма и весьма привлекательно. Особенно когда она на русском со своим едва уловимым французским акцентом говорит, так вообще прелесть какое впечатление производит.

К нам между тем подошел официант — молодой японец в черной рубашке и фартуке с красными вставками вышитого узора, придававшим наряду национальный колорит.

— О, Карлито! Привет! — привлекая внимание, тут же поздоровался с ним да Сильва.

— Можете называть меня Чарльз, сеньор, — поклонился ему молодой японец.

— Почему Чарльз? Написано, же: Карл! — ткнул да Сильва пальцем в бейджик «Charles».

— Написано «Шарль», — ровным голосом поправил его Магнуссон.

— В данном случае все же читается как «Чарльз», мы в ресторане английской кухни, — прокомментировала Бертезен.

— Ресторан английской кухни? — невольно удивился я такой странной шутке.

— А что такое? — тут же повернулся ко мне да Сильва.

— Мне казалось, что английская кухня — это фантастика, — пожал я плечами.

— Не фантастика, — заговорила Бертезен, опережая открывшего рот официанта. — Хотя бы из-за того, что именно английская кухня и красота английских женщин сделала из англичан прекрасных мореплавателей, — девушка приятно мне улыбнулась, а я отметил что в этот раз ее французский акцент звучал ярче чем обычно.

— В мире много и часто шутят насчет британской кухни, уважаемые, — вклинился в беседу официант Чарльз с полупоклоном. — Но поверьте, насчет мясных блюд подобных шуток нет, в чем вы сегодня наверняка убедитесь у нас в гостях.

— Кстати насчет английской кухни, — помахал меню да Сильва. — Карлито, друг, подскажи, в чем кроме цены разница между вот этим ростбифом и вот этим «традиционным» ростбифом?

— При приготовлении блюд используются разные виды мяса, — с очередным полупоклоном ответил официант.

— По результату разница в чем?

— Традиционный ростбиф более сочный, но он на любителя. Если вы у нас впервые, советую попробовать свиные ребра, они у нас просто чудесные.

— Традиционный английский ростбиф более кровяной, — вдруг сказала Бертезен. — Из этой же серии черный пудинг, он тоже с добавлением крови.

— Про пудинг вы правы, мадемуазель, а вот в мясе крови нет. То, что называется «мясо с кровью» — это мясной сок. Вода, окрашенная белком миоглобином, — с очередным полупоклоном поправил Софию официант Чарльз.

Бертезен отвечать не стала и мило улыбнулась, но при этом взгляд ее показал крайне небрежное отношение к словам официанта. Молодой японец на ее улыбку не отреагировал, стоял чуть склонившись и предупредительно нас оглядывая поочередно.

Чем-то официант мне не то чтобы не нравился, а как-то вот против шерсти. Но вот чем и почему — не могу понять.

— А ты откуда знаешь, сестренка? — глядя на Бертезен между тем заинтересовался да Сильва.

— Проходила практику на скотобойне, — приятно улыбнулась красноглазая девушка.

— Да, и что ты там напрактиковала?

— Обычный ростбиф из обескровленного мяса, «традиционный» с кровью.

— А подробнее?

— Ты точно хочешь это слышать?

— Человек венец природы, самый главный хищник на планете! Я всегда, когда ем мясо, думаю давно ли оно бегало по травке и мычало хрюкало или кукарекало, так что давай, удиви нас!

Бертезен с вопросом посмотрела на Надежду. Ее кавайная светлость изучала меню и на беседу за столом на обращала внимания, словно самоустранившись. Поэтому, не видя негативной реакции, красноглазая девушка заговорила.

— В Российской Конфедерации, как и во всех странах Большой Тройки подписавших Декларацию ООН о гуманном отношении к животным, при забое животное сначала оглушается, а после уже подвешивается вниз головой и туше вскрывают горло чтобы ее обескровить. Но есть в законе лазейки, — еще раз мило улыбнулась Бертезен официанту. — Например, в еврейских автономиях согласно религиозным традициям разрешен кошерный метод убоя, когда горло режется не оглушенному животному. Умирает коровка пусть быстро, но все же не совсем сразу. Именно таким способом наверняка была умерщвлена свинка, ребрышки которой рекламирует тебе сейчас Чарльз…

— А как соотносится кошерный способ со свининой? — не понял да Сильва.

— Никак не соотносится, свиное мясо такого забоя нелегально сюда едет. Как и патентованное мясо для ростбифа. Да, Чарльз?