– Не все обещания воплощаются в жизнь. Миледи…
– Я тоже так думала, тогда, – перебила её леди Кларк. – Но теперь, теперь всё изменилось и воплотится ли безумная мечта в жизнь, целиком зависит только от тебя – всё остальное сделали Боги.
– Вы говорите загадками, госпожа. Как такое возможно? Да, Салозар обещал жениться на мне, но это было до того, как Вы убили меня. И потом, кто помнит о старых обетах?
– Убила, чтобы спасти, – удивлённо вскинула бровь женщина. – Закрой глаза, а потом открой: изменился ли мир за окном, и всё, что есть в этом доме? Это не сон дорогая, а реальность, такая же, как и тюрьма, в которой ты была обречена на долгое бессмысленное существование.
– Что от меня требуется?
– Ты должна доказать, что больше не ребёнок, что готова жертвовать привычным укладом ради избранной цели. Тем, кто по-настоящему дорог тебе.
– О чём Вы? – сердце девочки сжало нехорошее предчувствие надвигающейся непоправимой беды, и миледи ответила:
– Ты должна испробовать яд на Шмеле.
– Но…Но почему?!
– А что же это будет за жертва, если тебе не придётся ничем жертвовать? Ты можешь отказаться. Сегодня навсегда покинуть мой дом, похоронив мечту, которая больше уже никогда не исполнится. Уверена, ты не пропадёшь – выйдешь замуж за крестьянина или ремесленника, а если повезёт, то и обнищавшего дворянина, унаследовав его титул. Нарожаешь кучу детей и закончишь жизненный путь в нищете…
– Но я не могу убить его! Он часть меня, он верит мне и любит меня! – воскликнула Сандра.
– Ты убиваешь не его, а испуганное жалкое существо внутри себя. Но я не заставляю, а даю выбор – добиться того о чём мечтаешь, стать великой или так и остаться никем. Расскажу тебе историю из моего детства – ведь я не всегда была графиней. Мой дед по матери из козопасов; его стадо было большим, а животные тучными и вдруг на них напал мор, угрожая всей отаре. Старик отделил больных овец от здоровых, но оказалось, заразу переносили мухи. Что бы сделала ты?
– Я? – вопрос был неожиданным и девочка смутилась. – Но я никогда не пасла овец. Наверное, загнала больных в кошару, хорошо бы кормила и со временем они поправились…
– Со временем они умерли бы все, одна за другой, – отрезала женщина. – Отец забил слабое поголовье и сжёг туши. Смрадный дым стоял три дня над фермой, трупов было много, и плоть не хотела гореть, но болезнетворные мухи не могли жить в таком смраде, они улетели и стадо выжило.
– Зачем Вы рассказали мне это, миледи?
– Доброта не спасёт этот мир – она лишь делает его слабее.
Пёс радостно завилял хвостом, при виде идущей с крынкой молока Сандры. За это время щенок вырос в молодого лохматого пса серого окраса, и данная ею кличка подходила к нему как нельзя лучше. Молоко с кусками размокшего в нём хлеба было его излюбленным лакомством и, не сдерживая слёз, девочка плеснула туда отравы, проклиная себя за слабость. Она жертвовала единственным другом из-за боязни снова быть изгнанной в никуда, миледи давала ей иллюзорную надежду рано или поздно выбиться в люди и она шла за ней, как ослик за висящей перед ним морковкой, понимая, что без Ансары она всю жизнь простоит на паперти.
Виляя хвостом, пёс лакал отравленное молоко, а она ревела, не сдерживая слёз и солёные капли стекали по её щекам. Вылакав всю миску, Шмель облизал её и вдруг упал на передние лапы, не понимая, что с ним творится. Он громко отрыгнул собравшиеся в желудке газы и вдруг жалобно заскулил, тоскливо заглядывая ей в глаза. Прижавшись к стене, Сандра стояла не в силах пошевелиться. Ей казалась, эта пытка продлится вечность, но Шмель повалился на бок и, забившись в конвульсиях, затих, глядя на неё мёртвыми глазами, в которых, она могла поклясться в этом, стояли слёзы.
Не в силах сделать хоть шаг девочка стояла на месте, даже после того, как слуга, схватив мёртвого пса за задние лапы, потащил на задний двор. Мысль, что труп Шмеля сейчас выбросят на помойку, привела её в чувство. Взяв у сарая лопату, она побежала за слугой, и тот вырыл неглубокую яму под забором, в которой упокоился отравленный пёс. Сандра хотела сказать что-то ему напоследок, попросить прощения, как-то объяснить свой поступок, но вертевшиеся на языке слова так и не слетели с него. Понимая, что сейчас снова заплачет, девочка медленно пошла к дому, проклиная себя, миледи и выбранный ими путь.
***
После смерти Паука Колстрейд, по уговору с Готвардом занял его место, отдавая последнему треть всего, что приносили нищие. Это сильно досаждало Зайцу, он ожидал от долгожданного возвышения большего, гораздо большего – ему казалось, Паук купается в роскоши, выделяя ему крохи. Новое положение сделало его подозрительным и оттого нервным, срывавшимся по пустякам на тех, кто оказывался под рукой. Он думал, попрошайки прячут от него монеты, каждый Майнер метит на его место, а бургомистр решил заменить его кем-то другим, убив или заточив в крепости. Вечера Колстрейд скрашивал дешёвым пойлом, а по утрам, страдая от выпитого в безмерном количестве дурного вина слонялся по городу, со стороны наблюдая за подопечными и если замечал что те прячут от Майнера подаяние, жестоко избивал провинившегося человека, в назидание, заставляя остальных смотреть. Но жадность была сильнее страха – это Колстрейд знал по себе и оттого давно уже не доверял никому.
Как обычно, в последнее время, он шёл, возвышаясь благодаря высокому росту над остальными сквозь полную людей площадь у рынка к Храму Солнца, где в основном и стояли его подопечные. Базарные воры были особой кастой, и Заяц собирал с них дань лично. Паук был мозгом, он мыслил наперёд, просчитывая ходы, что возможно и стоило ему жизни, когда он выбрал жертву сильнее себя. Благодаря старым связям у него было несколько борделей с девицами и пару лавок со всякой всячиной, но всё это Готвард забрал себе, оставив Зайцу только попрошаек.
Вдруг он почувствовал, болезненный укол и, осмотрев руку, увидел выступившую каплю крови, он хотел было жестоко наказать обидчика, невысокого худосочного человека в накинутом на голову капюшоне, но тот уже скрылся в толпе и Заяц лишь крикнул ему в след:
– Смотри куда прёшь, раззява!
Рана была не существенной, и он забыл о ней, но к вечеру рука распухла и стала болеть. Тело горело огнём, будто внутри растопили печь и Колстрейд пытался потушить бушующий внутри него пожар дешёвым вином. Все его чувства обострились, каждый нерв был обнажён и раздавшиеся в коридоре лёгкие шаги звенели в его голове усиливающимся колокольным набатом, угрожая разорвать её к чёртовой матери. Он узнал их, и когда незваный гость вошёл в бывшие апартаменты милорда, спросил, не выказывая удивления, вероятно принимая визит за бред охватившей его лихорадки:
– Пришла за мной с того света? Всё никак не можешь простить мне смерти Паука? Но я гораздо сильней, чем ты думаешь. Моё время ещё не пришло, так что можешь убираться назад в преисподнюю.
– Я пришла не за тем, что бы насладится твоими страданиями, – возразила Сандра, разворачивая свиток, что держала в руке и раскладывая его перед сидящим за столом мужчиной. – Я могу избавить тебя от страданий в обмен на подпись.
– Не знаю, что ты задумала Блоха, но я не обучен грамоте. Да и зачем мне это?
– Она тебе не понадобится. Всё что от тебя нужно, это приложить большой палец к свитку. Если я не дам тебе противоядия, ты умрёшь до рассвета, – отрезала девушка, став зачитывать описанные ею события двух летней давности, произошедшие в этих стенах.
– Восстав из мёртвых, ты решила заарканить принца, наложив лапу на всё королевство. Это стоило вам с Пауком жизни, кажется, пора успокоится, но нет, ты продолжаешь лезть на рожон. Но я остановлю тебя, отдав бургомистру, и у него не останется сомнений в моей преданности, – поднимаясь из-за стола, прорычал Колстрейд. Он попытался схватить её здоровой рукой, но девочка увернулась, отбежав к двери, успев взять лежащий на столе свиток.
– Если я сейчас уйду, ты точно умрёшь и никто, никто не сможет помочь тебе. Этот яд придумала я, и у него нет противоядия. Вернее оно есть, но у меня, – Сандра вытащила из мешочка на поясе пузырёк с зеленоватым эликсиром. – Посмотри на него и подумай, стоит ли умирать из-за собственной глупости.
