«Бинго, аха-ха-ха! — подтвердил мою догадку величайший из приматов. — Но чтобы раньше времени не зазнавался, скажу, что додуматься до этого можно было куда быстрее, малец!»

— Да иди ты нахер! — измотанный, но с широкой улыбкой от уха до уха ответил ему.

Получается, чтобы добраться до этого самого мозга, необходимо долбить по одному и тому же месту, дабы кожа и всё, что под ней, не успевало затягиваться. Видал я тварей, которые и с наполовину пробитой черепушкой продолжали вполне успешно функционировать, так что для меня природа Голиафа оказалась настоящим открытием.

Забежав на выдолбленную в камне лестницу в дальнем конце зала для лучшей видимости, преобразил перстень в тридцатку старых добрых штурмовых винтовок. Действуем по аналогии с грабоидом за одним исключением: выбираем одну единственную точку между хелицерами и нижним уровнем глаз и палим по ней беспрерывно, пока не доберемся до мозгов.

Сконцентрироваться на точке особого труда не составило. Сложнее было удержать активного Голиафа на одном месте, который прыгал, как ненормальный. Большая часть патронов попала в молоко.

— Сука… — процедил сквозь зубы.

«А ты думал, он на месте стоять будет, ожидая скоропостижной кончины, ахаха?!»

Значит, нужно отложить убийство до лучших времен, пока не зафиксирую тварь на одном месте. В ход пошло преображение артефакта в крепкую золотую цепь. На расстоянии принялся обвивать лапы Голиафа, но и здесь паучище продемонстрировало высокоинтеллектуальные чудеса, а именно — отгрызание собственных конечностей. Стоило только связать две или более лап друг с другом, как одним мощным укусом паук лишал себя лап одной за другой. Цепь со звоном падала на пол, а конечности отрастали вновь, избавляя тварь от оков.

Еще немного, и впаду в натуральную истерику. Думай, думай, думай…

«Верно! Займись тем, на что затрачиваешь меньше всего времени в своей жизни!» — едко поддел меня Царь.

А обязательно ли связывать его лапы? Насколько бы ни была сильна и бесконечна регенерация этой твари, если проткнуть ее насквозь и пригвоздить к поверхности, сколько бы она ни восстанавливалась, силы не особо помогут ей вырваться. Как бабочка, нанизанная на иглу. Всего-то сделать два мощных прокола, чтобы зафиксировать всё тело на месте.

«О-о-о… Додуматься до такого — как два пальца обделать. Тоже мне, гений мысли! Вот потому у меня не было никакого желания пускать тебя в святая святых, малец! Таким ничтожествам, как ты, не место в божественной обители!»

Но я уже приступил к реализации нового плана. Преобразил перстень в широкое и достаточно длинное копье с зазубренным наконечником для лучшей фиксации, размножил на три штуки. Первое из них вошло аккурат в брюшко, пробивая пол примерно до середины древка. Голиаф пронзительно зашипел, дернулся, но остался на месте. Передняя его часть всё еще лихорадочно металась и пыталась избавиться от копья. Регенерация продолжала активно заращивать кожу и разорванные внутренности, но всего лишь еще сильнее закрепило древко в полостях твари.

Тогда в ход пошло второе копье, пронзившее головогрудь и пробурившее каменный пол под ней. Вертелась монстрятина, как ненормальная, делая себе этим только хуже и раз за разом разрывая восстановившиеся ткани. Но даже так до мозга я еще не добрался.

Тогда взял в руки третье. Замахнулся как следует, а скорость полета усилил телекинезом.

Копье влетело аккурат между хелицерами и нижним рядом черных глазок Голиафа. Тварь заверещала, но направил чуть ли не весь свой резерв на то, чтобы протолкнуть копье как можно дальше, игнорируя зверский реген. Еще буквально парочка сантиметров, и все восемь лапок паука судорожно задрожали. Дернувшись всем телом последний раз, Голиаф замер на месте, а я, испустив вздох облегчения, осел на каменную ступеньку.

— И что ты теперь скажешь? — с ухмылкой поинтересовался у Царя, но тот и не подумал сменить гнев на милость.

«Скажу, что если ты задержишься здесь хотя бы на пять минут, подвиг придется повторить. А если минут на десять, то повторить его дважды, аха-ха-ха!»

— С какой это стати?!

«Видишь всех этих малюток, стекающихся к своему дохлому папаше? Сколько их? Сотни? Тысячи? Десятки тысяч? То-то же. Совсем скоро один из них станет новым Голиафом, и длиться это будет до скончания веков!»

— Ну и больной же ты сукин сын, если это и впрямь твое детище… — медленно поднялся со ступеньки и, пятясь, отправился наверх по лестнице.

«Как там в вашем мире говорят? Ноу-хау?! Наверное, это оно и есть! Аха-ха-ха!»

Шаг за шагом я поднимался всё выше, но конца и края лестнице видно не было. Подозревал, что ведет она напрямую к вершине. Не карабкался же Царь каждый раз по отвесной скале, чтобы показать этим наглым людишкам, кому принадлежат земли Абба-Алы. Да и Голиаф, будучи, как он сам выразился, его «питомцем», вряд ли представлял для Равного Небу какую-либо опасность.

«Вот не нравишься ты мне, малец, и я всё еще разрываюсь от желания тебя прикончить, как и любой другой свой сосуд. Но кое-что отличает тебя от остальных, что не может не радовать. И это не только редкостная, даже для вашего биологического вида, недалекость…»

— Интересно, что же? — осведомился, закатывая глаза.

«Ты утратил тело, но умудрился спасти душу. Значит, для Вселенной она слишком ценна, чтобы позволить ей кануть в небытие. А если сама Вселенная способствовала тому, чтобы не дать этому случиться, даже я, Прекрасный Царь Обезьян и Великий Мудрец, Равный Небу, обязан считаться с ней».

Вот тут я замер, облокотившись на стену, покрытую густым слоем мха, и попытался переварить услышанное.

— Выходит… ты знаешь, кто я на самом деле?

«Разумеется, знаю! Вопрос лишь в том, с какой целью был избран именно ты, обделенный умишком бездарь?! Возможно, у тебя имеются иные положительные качества, о которых мы оба не в курсе?»

А в самом деле… почему именно я? Рядовой работяга, неудачник по жизни, в свои двадцать девять лет не имевший на своем счету ни одного значимого достижения?

«Пути Вселенной неисповедимы!» — подытожила тварь.

Хмыкнув, продолжил подъем, обходя опасные полуразрушенные участки и перепрыгивая через источенные временем и сыростью ступени.

Ни часов, ни солнца над головой. Лишь полумрак, отдаленное шипение возродившегося Голиафа и действующее на мозги капанье с потолка.

Час, два, три… Время тянулось бесконечно и, казалось, конца и края лестнице не видать. В горле снова дико пересохло, опустевший желудок надрывно рычал, а уставшие от подъема ноги гудели. Спасала только прохлада. Куда сложнее было бы взбираться под лучами палящего солнца.

Поэтому, переступив через последнюю ступеньку, не сразу поверил в это. Будто бы марафон пробежал. Ни ожидаемого облегчения, ни умиротворения, ни радости. Ровным счетом ничего.

С постной физиономией подошел к выдолбленному в скале подобию алтаря прямо посреди ровной площадки. И хоть немного поодаль солнечные лучи лениво облизывали серый камень, намекая на выход, на флаге готов был присягнуть, что охранял Голиаф не его. Он охранял этот самый алтарь.

«Так уж и быть! — наконец-то подал голос Царь спустя несколько невыносимых часов молчания. — Раз уж одолел мою зверушку, разрешу тебе взглянуть на святыню одним глазком. Но ничего не трогай! Даже пальцем, малец! Даже пальцем…» — голос его под конец сорвался, что еще сильнее побудило меня изучить содержимое его святыни.

Ничего особенного в нише не было. Деревянная расческа, побуревшая и позеленевшая белая сумка с длинным ремешком, пара золотых сережек… Всё и впрямь выглядело нетронутым сотнями лет. Кроме букета свежих тропических цветов.

* * *

Краснославльский лес…

Тем же вечером…