Они вырвались за границы поселка и понеслись по полям параллельным курсом к трассе. Она петляла, и они трижды спрямляли, пресекая ее — прямо под рев автомобильных клаксонов. Михаил уже перестал бояться и просто вручил себя в руки судьбе. А судьба его в лице Сула в это время крепко — ну, Мишка надеялся! — держала руль снегохода.

Вот впереди мелькнул силуэт автобуса — и снова скрылся за поворотом. Они еще раз спрямили шпильку поворота прямо перед огромным черным джипом, который им оглушительно просигналил. И вот, наконец, поравнялись с автобусом. Мимо промелькнули лица пассажиров — наверняка, удивленные, но на такой скорости не разглядеть. Еще несколько секунд — и снегоход вылетел на трассу, перегородив путь автобусу.

Огромный пассажирский транспорт неспешно вырулил из-за поворота. И тоненько, как-то даже несолидно для такого большого транспортного средства скрипнув тормозами, остановился в паре метров от стоящего поперек трассы снегохода.

Султан заглушил двигатель, и Мишка понял, что наступила вдруг оглушительная тишина. Осторожно слез со снегохода — и чуть не упал. Оказывается, у него дрожали ноги. И это его-то — тренированные, выносившие любые нагрузки.

Открылась водительская дверь автобуса.

И земля содрогнулась.

Оттуда дымно, неотвратимо и грозно ступил водитель, во всем великолепии своих ста сорока килограмм веса, не менее тяжелого характера и сокрушительного темперамента.

Оздоев Аюп Джабраилович.

Отец Султана.

Да лучше бы они по дороге навернулись!

Аюп Джабраилович ругался на всех языках сразу — на русском, на своем родном и еще, как показалось Михаилу, на каком-то тарабарском, выдумав по ходу изъяснения несколько новых ругательств. И только излив гнев, начал говорить.

— Что вы творите, идиоты малолетние?! С тобой, — Оздоев-старший ткнул пальцем в прячущегося за Мишкину спину Сула, — дома разговор отдельный будет! Но ты, ты, Михаил! — от волнения у Аюпа Джабраиловича это вышло как «Микаэл». — Только из уважения к твоему отцу я не скажу тебе все, что думаю! У меня тридцать пять живых душ в автобусе! А если бы я затормозить не успел?!

— Чтобы вы, с вашим опытом — и не успели затормозить? Быть такого не может, — примирительно пробормотал Мишка.

— Зубы мне не заговаривай! — рявкнул Оздоев-старший. — Что у вас тут? Пранк это ваш дурацкий?! Или как это теперь называется — когда взрослые люди всякой вредной ерундой занимаются?!

— Погодите, Аюп Джабраилович! — Миша поднял руки. За его спиной Сул что-то жалобно причитал. — У меня… это я, если что, все затеял, ваш сын тут не при чем! — у меня есть причина. — Вспомнил Мариам и добавил: — Очень важная причина.

— И какая же она? — упер руки в могучие бока Оздоев-старший.

— У меня… у меня невеста в вашем автобусе. Она от меня… сбежала.

— Невеста?! — Оздоев-старший недоверчиво нахмурился. — У тебя?

Мишка лишь кивнул. Сейчас любые слова — подходящие, если они смогут спасти от гнева Оздоева-старшего. Не тот человек Аюп Джабраилович, чтобы втирать ему про девушку и «все сложно». Вот слово «невеста» он поймет. А еще лучше — жена. Но так врать не стоит, да и бессмысленно. Про Мишку в поселке все равно все все знают. Когда он женится — на следующий день об этом будут знать все.

— А ты не врешь?

Мишка снова помотал головой — на сей раз отрицательно.

— Ну ладно, — хмыкнул Оздоев. — Раз так — пошли в салон искать твою невесту. Но если ты мне соврал… — он погрозил Михаилу пальцем.

Если Мариам ошиблась… если Алисы нет в этом автобусе… то им с Сулом и правда лучше было перевернуться по дороге.

Миша шел первым, Аюп Джабраилович остался стоять на входе в салон, своим густым низким голосом успокаивая взбудораженных пассажиров. Миша вел взглядом по этим взволнованным лицам.

Нет. Нет. Снова нет. И дальше нет.

Все. Им с Сулом не жить.

Алиса обнаружилась в предпоследнем ряду. И она смотрела на Мишу такими глазами, что ее сегодняшний взгляд — днем, в гостинице — показался бы теперь совершенно спокойным.

Глаза у нее были абсолютно круглые и почти бессмысленные.

— Пойдем, — только и смог сказать Михаил.

Алиса молчала. В автобусе вдруг наступила совершенная тишина.

— Пойдем, — повторил он. — Пожалуйста, пойдем, Алиса.

Она смотрела на него все тем же стеклянным взглядом и не шевелилась.

— У тебя сумка… багаж какой-то с собой есть? — попробовал переформулировать Миша.

Тут Алиса отреагировала и едва заметно кивнула. А за спиной раздался громкий голос Аюпа Джабраиловича.

— Даже не думай, Мишка! Я багаж сейчас весь перетряхивать не буду! Скатается эта сумка туда и обратно, завтра привезу!

Этот громкий голос словно сбросил с Алисы оцепенение. Она огляделась, будто пыталась понять, где она. Вздрогнула. А когда Миша протянул ей руку — все-таки встала.

Когда они проходили мимо Оздоева-старшего, он хмыкнул и пробормотал себе под нос:

— Ну надо же… Вроде как и понять-то можно… — а потом громче добавил. — Но это не значит, что вам это так просто сойдет с рук, так Султану и передай! А сейчас — марш отсюда. Я из-за вас из графика выбился.

И под настойчивые подталкивания Аюпа Джабраиловича они вышли из автобуса.

— Знакомьтесь. Алиса, это Султан. Султан — это Алиса.

С чего-то надо было начинать. Автобус, выпустив вонючее облако выхлопных газов, уехал нагонять график, Султан перегнал снегоход на обочину. И теперь они стояли около него втроем.

— Привет, Алиса, — улыбнулся Султан. Эта улыбка была бледной копией обычных широких и жизнерадостных улыбок самого любвеобильного снегоходчика всего горнолыжного комплекса. Но неожиданная встреча с отцом явно деморализовала Султана.

— Привет, Султан, — слабо улыбнулась в ответ Алиса.

Мимо них проехала очередная машина, обдав их потоком воздуха. Миша кивнул на снегоход.

— Сул, он троих увезет?

— Увезет, — уверенно кивнул Султан. — Девушку за мной посади, Девятый, а сам сзади.

Они устроилась на снегоходе. Алисе пришлось обнять за талию водителя. А Миша одной рукой держался за поручень, а другой за талию придерживал Алису.

— Ну, если меня отец и убьет завтра — то хотя бы будет за что, — с этими словами Сул завел двигатель.

В поселок они возвращались медленно и степенно.

К тому моменту, когда красный снегоход притормозил у его дома, Михаил худо-бедно пришел в себя. Ну, ему так казалось, по крайней мере. Он перестал паниковать, психовать и решать сиюминутные задачи. И, кажется, был способен внятно говорить. И даже выслушать то, что ему скажут в ответ. Мишка надеялся, что скажут. Должны сказать.

Путь до квартиры они с Алисой проделали молча. Молча сняли верхнюю одежду и обувь, молча прошли в комнату.

Обычно, когда Миша возвращался вечерами домой, он первым делом шел в душ, потом разогревал ужин, потом что-нибудь еще — ноутбук или ремонтные или профилактические работы со снаряжением.

Сегодня у него другой регламент. У них с Алисой другой регламент.

— А теперь — рассказывай.

— Что?

Миша не знал, чего он ожидает от этого разговора. Рассказа, ответов — непонятно только, в какой форме. Но не этого тихого и какого-то равнодушного «Что?».

— Ты помнишь, как и когда мы последний раз говорили? — Алиса как-то неопределенно дернула плечом. Смотрела она не на него, а в окно. — Это было в аэропорту. Ты обещала мне позвонить или написать.

— Я написала.

— А я тебе что ответил? — Мишка шумно выдохнул. Он чувствовал, что этот разговор не оправдывает его ожиданий — неясно, что это были за ожидания, но их не оправдывали! И что от этого Миша начинает заводиться. Стремительно и неконтролируемо. — Я тебе написал, что когда освобожусь, наберу тебя. Помнишь? — Алиса безучастно кивнула. — Я набрал тебя через час! Абонент был недоступен. Абонент ни разу не был после этого доступен, мать его!