Скучать, правда, Элли было некогда. Она выходила из дома почти сразу за Микой и шла в парк. Там садилась под липу и закрывала глаза. В разноцветных силуэтах людей она пыталась читать истории, угадывать пол, возраст, и с каждым разом делала это всё лучше.

По ночам Элли видела Город Снегов и девочку с белыми волосами. И они разговаривали.

– Лазурина, когда я здесь закрываю глаза, я вижу то же самое, что с открытыми, а там, дома, я вижу совсем по-другому, – недоумевала Элли.

– Знаю, – отвечала Лазурина, – ты еще и лечить можешь. И видеть будущее и прошлое. Просто не умеешь пока.

– Как?! Как научиться? – спрашивала Элли.

– А зачем тебе? – эхом отзывалась Лазурина.

– Это же… здорово! – восклицала Элли.

– И всё? – усмехалась Лазурина.

– Я очень хочу, – только и могла ответить Элли.

– Одного желания недостаточно, нужно знать зачем, твёрдо знать, – качала головой Лазурина, – когда поймешь – скажи, и я буду учить тебя.

Каждое утро Элли просыпалась с одним вопросом: зачем? Если бы поделиться с кем-то этой тайной, если бы кто-то выслушал и понял, возможно, она бы нашла ответ, возможно, Лазурину бы он устроил.

Наконец, Элли решилась поговорить с братом, но днём никак не получалось: он уходил от любой беседы, придумывая разные причины. То он куда-то торопился, то устал, то ещё что-нибудь. У Элли оставался только один способ застать его врасплох и вызвать на разговор.

Той тёплой июльской ночью Мике снилось, что он едет в поезде к морю. Летели мимо дома, реки, мосты, леса. И вот, наконец, самая главная остановка, Мика вышел из вагона, его обдало жарким ветром, который прошептал в уши голосом Элли: просыпайся, пойдём со мной!

Она вдруг оказалась рядом, и он впервые за последние полгода не разозлился, что она рядом, напротив, он был рад, словно не видел её всё это время. Словно они не были постоянно бок о бок друг с другом, не жили в одной комнате, не сидели за одним столом на кухне и за одной партой в школе. Он видел море вдалеке и не мог вспомнить, почему они с Элли не общались, глаза защипало от солёного воздуха или от внезапных странных слёз, и он готов был обнять и расцеловать её.

Она сама обняла его и сказала:

– Пойдём, я познакомлю тебя с Лазуриной. И расскажу кое-что по дороге.

– Пойдём лучше на море, я на море ехал, – возразил Мика.

– Сначала со мной, а потом море. Я так долго ждала, ну пожалуйста, – попросила Элли.

– Ладно, – нехотя согласился Мика, – пошли.

– Нужно спеть песню Лазурины. Она её специально для меня… для нас придумала.

Элли взяла его за руку и тихо запела:

Дальше слова стали шумом, у Мики закружилась голова, и он словно провалился в яму, а потом резко взмыл вверх. Ему показалось, что он стал лёгким, как пух. Мыслей не было, и несколько секунд вокруг была тьма, он висел в ней, словно в невесомости, а потом вдруг увидел, что снова стоит рядом с Элли, но не у моря, а в их комнате.

– Слышишь? – спросила она.

Он слышал. Мелодия, похожая одновременно на пение птицы и шум дождя, лилась откуда-то с улицы. Элли взяла его за руку и повела к балкону. Штора из поблёскивающей в свете луны органзы взлетела к потолку и повисла на невидимом крючке. Широкая лестница, по которой могли подняться двое, начиналась с пола балкона, ступени были в точности, как говорила Элли, – прозрачные, и в каждой была будто встроенная лампочка: они светились изнутри. Ступени пели. Элли и Мика, не сговариваясь, встали на первую, жёлтую.

И тут откуда-то выпорхнул белый стриж.

– Стриии! Стриииии! – поздоровался он, кружа над детьми.

– Элли, это же наш стриж, которого мы вылечили, – удивился Мика, – помнишь? Только почему он белый?!

– Да, наш стриж, я тебе хотела рассказать, но ты тогда не слушал, – ответила Элли, и вздохнула: – я тебе его перо принесла, а ты сломал.

– Это было сто лет назад, ладно тебе, – Мика протянул руки, и стриж опустился к нему в ладони.

– Он белый, потому что живёт теперь в Городе Снегов, там все белые, и он такой стал, – объяснила Элли, – он не смог догнать своих, когда они полетели в тёплые края. И его подобрала Лазурина. С ней он и остался. А в тот день он предупредить меня хотел о чём-то плохом, о том, что колдун рядом. Вот, перо потерял, я нашла. Помнишь тот день, когда ты упал?

– Стриии, тирииииии! – стриж взмыл в небо, зовя детей за собой.

Элли прошептала:

– Я не боюсь, Элли. Почему триста? Ты считала? – усомнился Мика.

– Считала. Потому что страшно смотреть вниз, а когда считаешь, не думаешь о плохом, – ответила она, – но сейчас мне уже не страшно, так что я просто иду.

– Ладно, пошли, – заторопился Мика. Ему не терпелось увидеть то, о чём столько раз рассказывала Элли.

Они стали подниматься по лестнице, и ступени тонули в облаках, подсвечивая их. Стриж то кружил над их головами, то исчезал. Они поднимались всё выше и выше, пока лесенка вдруг не кончилась. Облака расступились, и впереди раскинулось огромное поле с пушистой белой травой и серебряными цветами, точь-в-точь, как рассказывала Элли. Вдалеке было что-то зыбкое, похожее на город, над которым шапкой стояли облака. Мика и Элли шли и шли к нему, пока не оказались у высокой стены, сделанной из непрозрачного белого стекла.

– Стучи, – Элли кивком показала на блестящую серебряную дверь.

Мика потянулся, чтобы достать большое витое кольцо, и оно обожгло его пальцы ледяным холодом.

– Уф! – воскликнул он, одернув руку. Задышал на пальцы, отогревая.

– Стучи, – повторила Элли, – не то проторчим тут всю ночь.

Мика еще подышал на ладонь и решительно схватился за ручку.

Там-бам, – глухо отозвалась дверь, а Мика взвыл от боли, затряс вмиг замерзшей по локоть рукой.

– Молодец, – похвалила Элли, – теперь подождем. Нас услышали.

– Откуда ты знаешь? Может, тебе тоже постучать? – поинтересовался Мика.

– Так я ведь часто бываю тут, – напомнила Элли, – точно тебе говорю, услышали. Одного раза достаточно. Я когда первый раз пришла, долбилась-долбилась, руки отморозила, а мне объяснили потом, что всё слышно сразу.

– Ясно, – усмехнулся брат, – ладно, подождем.

И он присел было на приступок у стены, но тут же отпрянул.

– Тут всё ледяное, что ли?!

– Не всё, – ответила Элли, – это просто первый уровень защиты.

– Сколько их вообще? – спросил Мика.

– Я знаю три, но их больше, – Элли смотрела вверх, – там второй уровень, облака. Они всегда над Городом должны быть.

– Зачем? – удивился Мика.

– Затем, что если будет яркое солнце над Городом, жители ослепнут, – объяснила Элли, – они белые-белые. Им нельзя на солнце долго быть, обгорят и зрение потеряют. И Город сам по себе разрушится и исчезнет, а с ним все его жители. Лазурина так говорила.