Annotation
В книгу включены повесть «Цемесская бухта» и документальные рассказы о моряках-героях времен революции и Великой Отечественной войны.
Олег Орлов
Глава первая. НЕПОНЯТНЫЕ СОБЫТИЯ
Глава вторая. СТАРИННЫЕ ФОТОГРАФИИ
Глава третья. Я ЕДУ В НОВОРОССИЙСК
Глава четвертая. ПЕТР ПЕТРОВИЧ
Глава пятая. ГИБЕЛЬ ЭСКАДРЫ
Глава шестая. НЕВОСПИТАННЫЙ ФЕДЬКА
Глава седьмая. ГДЕ Я МОГ СЛЫШАТЬ ЭТУ ФАМИЛИЮ?
Глава восьмая. КРАСНЫЙ ФЛАГ НАД «ГАНГУТОМ»
Глава девятая. ИЗ МОЕЙ ДАЛЬНЕЙШЕЙ ПЕРЕПИСКИ С ПЕТРОМ ПЕТРОВИЧЕМ
Глава десятая. БИЗЕРТА
Глава одиннадцатая. КАРГИНЫ
Глава двенадцатая. РАСПИСКА
Глава тринадцатая. «СИМ ДОНОШУ…»
Глава четырнадцатая. НЕЧТО ВРОДЕ ПАСЬЯНСА
Глава пятнадцатая. ХАРИТОН И МИША
Глава шестнадцатая. МАЛАЯ ЗЕМЛЯ
Глава семнадцатая, ОЧЕНЬ КОРОТКАЯ
Глава восемнадцатая. ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД
Глава девятнадцатая. ДОКАЗАТЕЛЬСТВО НОМЕР ШЕСТЬ
Глава двадцатая, ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ
ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ
НЕПОНЯТНЫЙ СИГНАЛ
ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ НА «НОВОЙ ГОЛЛАНДИИ»
КАК МАЛЕНЬКИЙ «ЯСТРЕБ» ПОМОГ РЕВОЛЮЦИИ
ПОСЛЕДНЯЯ РАДИОГРАММА
ОТЕЦ И СЫН
БОМБЫ
СОЛДАТ С ВИНТОВКОЙ
ЧЕЛОВЕК ИЗ ЛЕГЕНДЫ
ЗАПИСКА
ИСТОРИЯ ДВУХ НАГРАЖДЕНИИ
ПОДВОДНАЯ ДУЭЛЬ
ЭЛЬЧАН-КАЯ
notes
1
Олег Орлов
ЦЕМЕССКАЯ БУХТА
Повесть и рассказы
ЦЕМЕССКАЯ БУХТА
Глава первая. НЕПОНЯТНЫЕ СОБЫТИЯ
«Дорогая моя Лидочка!
Вот уже два месяца, как я не писал тебе писем, потому что не было у меня такой возможности. Но опишу события прошедших дней по порядку.
Миноносец мой вместе с несколькими кораблями Черноморской эскадры в конце апреля ушел из Севастополя. Пошли полным ходом в порт Новороссийск. В Новороссийске дни, можно сказать, были сумасшедшие и тревожные. Никто толком ничего не знал, и немногие понимали, что делается на Черном море и на флоте, да и вообще в России…
У выхода из бухты, которая называется Цемесской, нас могли поджидать скрывавшиеся под водой немецкие субмарины. Но мы прошли благополучно.
В Цемесской бухте корабли стали где как: одни — отдав якорь, другие у портового мола, кто и на бочках.
Связи с Москвой по телеграфу почти не было. На Кубани уже началась гражданская война.
В Новороссийске власть советская, но в городе много всякого сброду. Подозрительные люди мутят жителей и ждут того времени, когда подойдут кайзеровские войска. В городе голодно, так что на кораблях мы ничего, кроме солонины да сухарей с чаем, и не видим. На базаре все дорого. Картошка здесь, говорят, родится плохо, потому что сажают на камнях. За куру тощую просят хорошие сапоги…
Места, впрочем, здесь красивые, по горам лес, и, говорят, в нем растет и дикая груша, и кизил, из которого местные варят хорошее варенье. Есть грецкий орех и виноград.
Прерываю, однако, письмо мое и допишу потом. Причина такая: всю команду созывают на митинг.
…Итак, продолжаю. После митинга начались совсем непонятные события. С одной стороны, получен секретный приказ — затопить корабли, чтобы они не достались немцам, и подписал приказ сам Ульянов-Ленин. А с другой стороны, кое-кто из команды начал кричать, что приказ не настоящий, а подослан врагами революции. Кто говорил даже об измене и что флот ни в коем случае топить нельзя, а если потопим, то будем предателями России. Вот ведь какое дело! Да и вправду сказать, такие корабли! И пушки на них, и снарядов и мин — полный запас. И все это стоит больших денег. Жаль топить. А с другой стороны, и немцам сдать эскадру нельзя.
Прости, дорогая Лидочка, но снова вынужден я прервать письмо, так как на палубе сильный шум и слышно: бегут по трапам. Надо идти и мне, ничего не поделаешь.
…Снова пишу тебе по прошествии часа. Дело было вот в чем. Пришли корабли, которые еще оставались в Севастополе после нашего ухода оттуда. Когда мы с красными флагами на мачтах ушли в Новороссийск, дредноуты, то есть самые мощные корабли, оставались еще там. Адмирал, предатель и бывший царский слуга, смог на время обмануть команды. Потом-то матросы одумались и пошли вслед за нами. Сейчас эти корабли как раз встали на рейде, и вся бухта словно курится серыми дымками — это гасят топки.
Но самое удивительное, что я сообщу тебе, — впереди. Можешь ли ты представить себе, что когда мимо нас проходил дредноут «Воля», на корме его играл выстроенный по-парадному корабельный оркестр, в котором заметил я большую трубу — геликон. Сразу же подумал я об одном человеке — ты, наверное, догадываешься, о ком. Но потом решил, что быть ему здесь неоткуда. Когда «Воля» медленно проходила мимо нашего миноносца, я вдруг подумал, что он тоже может узнать меня, и отступил в тень рубки. Но с другой стороны, откуда ему знать, что знаю я? Я, как ты помнишь, писал тебе из Свеаборга о нем… Повторять же не буду, так как времена смутные и неизвестно, в какие руки может попасть письмо. Видишь, сколько сразу случилось непонятных событий.
Не знаю, как вы там живете. Как дети? Если будет плохо, продай дом и уезжай к старикам в Мезень.
Целую и низко всем кланяюсь.
Твой муж, машинный механик миноносца Александр Салтыков.
5 мая 1918 года».
Вот какое письмо написал когда-то мой дедушка, Александр Евгеньевич Салтыков, своей жене и моей бабушке, Лидии Петровне Салтыковой.
Глава вторая. СТАРИННЫЕ ФОТОГРАФИИ
Я очень любил разглядывать старинные фотографии в бабушкином альбоме.
Альбом бабушка берегла. Он хранился в шкафу, а шкаф запирался на ключик. Но мне, когда я просил посмотреть фотографии, бабушка альбом из шкафа доставала и давала из рук в руки.
Альбом был тяжелый, крышки кожаные, в твердых пупырышках.
Сперва нужно было расцепить медные застежки, а потом смотреть фотографии.
Хорошо фотографировали в старину: все до мелочей видно, до мелких подробностей. И каждая фотография — на толстый картон наклеена, чтобы не измялась. А на картоне — золотые тисненые листья и медали — за то, что фотограф снимал титулованных особ…
На первых листах альбома были фотографии самые старинные — еще родителей бабушки и дедушки. Взрослые сидели в креслах с высокими резными спинками, положив руки на колени, младшие почтительно стояли позади. Все были празднично одеты, и лица у всех были очень торжественные.
Хоть я и очень любил и уважал бабушку, эти фотографии особенно не разглядывал, разные там свадебные да семейные… Для меня интересное начиналось с того времени, когда дедушка пошел служить во флот, — фотографии военных кораблей и моряков. Был здесь и дедушка — молодой, с небольшой бородкой и короткими усами.
Дедушкиных фотографий, собственно, было немного. Три — где дедушка был один. И еще групповая, где он снят вместе с другими моряками. О ней я расскажу еще подробно, потому что было в этой последней нечто такое, что тревожило меня с тех дней, когда я, еще мальчишкой, в первый раз раскрыл альбом.
На портретах дедушка был сфотографирован в разные годы — они были обозначены бледными от времени чернилами на оборотной стороне фотографий: «1903», «1905» и «1914»…
На одной дедушка стоял в полной матросской форме, и на бескозырке можно было прочитать надпись: «МИННОМАШИННЫЕ КЛАССЫ». Это когда он учился. На другой дедушка был на палубе небольшого военного корабля. На третьей — набережная какого-то города с чистенькими домиками с острыми, высокими черепичными крышами, и дедушка стоит.
