Закрыв глаза, я завертелась все быстрее в вихре кружащихся, танцующих снежинок. Из уст моих вырвался легкий радостный возглас. Как я любила снег! Я и забыла, как прекрасно чувствовать снежинки у себя на коже.

Через некоторое время у меня закружилась голова, и я перестала вертеться. Задыхаясь и смеясь, я встала на колени; мое лицо было мокрым и холодным. Глаза мои нашли Люсифера, неподвижно стоявшего посреди поляны; он запрокинул голову, и на лицо его все более плотной вуалью опускались хлопья снега. Его волосы и плечи почти полностью побелели, зато щеки покрылись симпатичным бледноватым румянцем.

Он, казалось, заметил, что я наблюдаю за ним, и обратил на меня взгляд. Его черные глаза впервые не показались мне столь уж черными. Теперь они сияли и искрились мерцающим, неописуемым красным – нет, скорее даже алым – цветом, столь же прекрасным, сколь и улыбка, расплывавшаяся на его лице. Она была скупой, как и раньше – но она была, и от этого захватывало дух.

На какое-то мгновение мы стали не принцем и принцессой, а просто юношей и девушкой, стоявшими в вихре снежинок и улыбавшимися друг другу. И, хотя было очень холодно, по моему телу разлилось чудесное, необычное тепло.

Через несколько минут снегопад прекратился. На влажной траве почти ничего не осталось, но первый снег прошел, и больше ничего не имело значения. Костер погас, стало холодно, а я все еще не подстрелила оленя, хотя мне нужно было скоро вернуться в Тонду. Что ж, мы с Люсифером снова забрались на верхушку дерева и стали ждать.

Ожидание и вправду того стоило. Спустя короткое время я обнаружила двух косуль, мирно пасшихся на краю тропинки и ничего не подозревавших. Молча потянувшись за луком, я исполнила череду привычных движений: вынула стрелу из колчана, приложила ее к луку, натянула тетиву, прицелилась и выстрелила.

С тихим шипением пролетев по воздуху, стрела попала одной из косуль прямо в глаз. Та замертво упала на землю, а другая косуля убежала. Мы снова спустились с дерева, и я вытащила стрелу из окровавленного глаза. Хорошая добыча, большая и мясистая.

Мне вдруг стало жаль мертвое животное. Оно не сделало ничего, что могло бы заставить меня убить его. Одним выстрелом я оборвала его существование. Косуля не была чудовищем, приносившим людям страдания, – и все же я лишила ее жизни.

Но это было необходимо. Я жила в жестоком мире, где не могла позволить себе проявлять милосердие и прекраснодушие. Людям требовались мясо, жир и мех. В конце концов я подарила косуле быструю смерть, и она не мучилась.

Постаравшись больше не думать об этом, я связала веревкой передние и задние лапы животного. Люсифер помог мне уложить тяжелую косулю на спину Аннабель. Затем я и сама села на лошадь, попрощалась с Люсифером и направилась обратно в Тонду, собираясь вернуться завтра.

Я привезла косулю довольной Грете. Вечером на меня набросилась Мадлен. Ей хотелось знать все о Генри Салливане, моем предполагаемом избраннике из богатого купеческого дома, и я врала ей как по писаному. Где-то после полуночи она наконец оставила меня одну. Обессиленная и смертельно уставшая, я рухнула в постель.

Плетение всей этой паутины из лжи и небылиц было весьма утомительным занятием – и, если бы не наша с Люсифером собственная безопасность, я бы наверняка пожалела о своем вранье. Сейчас же я лишь с улыбкой подумала об алом мерцании в его глазах и наконец смежила веки.

Впервые в моей жизни появился человек, которому я могла целиком и полностью доверять. Хотя я знала Люсифера всего несколько дней, я чувствовала с ним какую-то особенную связь.

Проходили дни, а затем и недели. Становилось все холоднее; улицы покрывались зеркально гладким льдом, а по утрам на траве и голых ветвях деревьев виднелся иней. Снег, однако, больше не выпадал.

Иногда я оставалась в Белом дворце, занималась с Леандером и брала уроки игры на скрипке и клавикордах, а также уроки танцев и этикета. Куда чаще, однако, я тайком ездила в Сатандру, чтобы повидаться с Люсифером.

Большую часть времени мы встречались около обрывавшихся в океан скал, но иногда я находила его и на поляне с уже замерзшим ручьем. Часто мы проводили дни на краю каменного плато или в кроне какой-нибудь ели и рассказывали друг другу разные истории, а иногда отправлялись охотиться на чудовищ.

Когда дело доходило до боев, мы действовали как слаженная дружина. Наблюдая друг за другом, мы запоминали шаги и движения партнера, а затем использовали их для улучшения собственных действий. Боевой стиль Люсифера казался весьма агрессивным, но каждое его движение было хорошо продуманным. Я же предпочитала защиту и внезапные выпады.

Иногда на охоте я прикрывала его, а иногда он парировал предназначавшийся мне удар. Иногда я отвлекала чудовище, иногда он. Несколько раз мы сражались друг с другом – в классическом стиле, с помощью щита и меча. В большинстве таких сражений побеждал Люсифер. Должно быть, он очень хорошо прочувствовал мои действия, и мне казалось, что он заранее предугадывал каждое мое движение.

Однажды он даже провел меня к Черному замку. Мы спрятались в тени кустов, обрамлявших учебный плац, и наблюдали за молодыми бойцами. Большинство из них перепробовали несколько видов оружия, каждым из которых они владели безупречно.

Тем не менее у меня создалось ощущение, что никто из этих бойцов не смог бы победить Люсифера. Потомок Дьявола был не только стойким и агрессивным, но к тому же хитрым и умным воителем.

Я заметила, как сплачивали нас учебные сражения и совместная охота. Он то и дело ухмылялся, а иногда, хотя и редко, мне даже удавалось заставить его улыбнуться. Мы много разговаривали, и Люсифер был таким же хорошим рассказчиком, как и слушателем, поэтому я часто теряла счет времени. С другой стороны, мы никогда не говорили о серьезных вещах вроде его темного дара или вражды между нашими матерями. Я даже ни разу не упомянула о таинственной встрече в дворцовом парке семь лет назад. Мне не хотелось разрушить то, что нам с Люсифером удалось за это время создать.

Я всегда называла своей лучшей подругой Мадлен, но на самом деле до сих пор совершенно не знала, что такое настоящая дружба.

Мне, конечно, нравилась моя камеристка, но по большому счету она была всего лишь служанкой моей матери. При всем моем уважении к ней мы уже по факту обстоятельств своего рождения совершенно друг другу не подходили. У нас с ней не было общих увлечений, как у меня с Люсифером. Нас практически ничто не связывало.

Между Люсифером и мною все было по-другому. Речь шла о настоящей дружбе. Я видела это по тому, как скучала в течение проведенного без него в Тонде дня. Я чувствовала это по предвкушению во время пути в Сатандру – и по неудовольствию, охватывавшему меня, когда вечером наступало время ехать обратно в Белый дворец.

Было и еще кое-что. Ощущение покалывания в животе, когда Люсифер по-дружески прикасался ко мне. Радость, которую я испытывала всякий раз, когда мне удавалось заставить его улыбнуться. Желание и самой к нему прикасаться.

Нередко я ловила себя на том, что задаюсь вопросом, каково было бы зарыться пальцами в его волосы. А как насчет того, чтобы узнать, насколько мягки его губы?

Дружба ли это или нечто большее? У меня уже было несколько романов, но я никогда не была влюблена. Что, если я влюблюсь в Люсифера? С одной стороны, это было пьянящее чувство, но все же я, думая о нем, всякий раз призывала себя к порядку.

Прежде всего, сам Люсифер не отвечал на мои чувства. В этом я была практически уверена. А если бы и ответил, это было бы слишком опасно. Даже дружба с ним нарушала всевозможные законы, но любить его?.. Ведь мы должны были оставаться смертельными врагами!

Я не могла отдаться своим чувствам к нему. Слишком часто я слышала, что любовь делает человека слепым и глупым. Именно этого я и не могла себе позволить, потому что нам всегда нужно было быть начеку. Если бы кто-то застал нас вместе, это стало бы приговором не только для меня, но и для Люсифера. Я никогда не смогла бы простить себе, что подвергла его такой опасности.