Мама приучала папу к мексиканской культуре, и он как хороший ученик поглощал знания усердно и с удовольствием.

Родители много гуляли по мексиканским пляжам – по работе Зорана, и ездили по сенотам и горам – по работе Мэрисоль.

Изучали венгерский и испанский язык, смеялись над ошибками и изъяснялись жестами. Они часто понимали друг друга без слов, одним лишь взмахом ресниц или улыбкой становилось ясно, о чем они думают или что хотят сказать.

Зорану нравилось, когда Мэрисоль начинала ругаться на испанском. В такие моменты, она очень быстро переходила на повышенные тона, махала руками и сверкала тёмно-карими глазами.

Было страшно, но в такие моменты Зоран любил мою маму ещё сильнее. Ведь она была настоящей мексиканкой, которая не терпела возражений и сомнений. Невероятно красивой и огненно-страстной.

Мама многое прощала папе, за одни только сапфировые глаза. Стоило ему подойти так близко, что расстояние между ними исчислялось миллиметрами и посмотреть на нее, как она таяла. В такие моменты, Мэрисоль распускала волосы, так как нравилось отцу, брала его за крепкую шею и тонула в его горячих поцелуях.

На момент знакомства моей маме было девятнадцать лет. Не знавшая любви и жизни, она полюбила Зорана горячо и как ей казалось на всю жизнь. Папа уже тогда был состоявшимся ученым и красивым мужчиной, но был у него один недостаток, о котором он долгое время пытался рассказать.

Но ведь и, правда, пытался!

Мой отец был давно и безнадежно женат.

Если бы Мэрисоль знала венгерский язык, она бы поняла это в то самое утро, когда пыталась сфотографировать моего папу. Но мама упорно не хотела учить венгерский, считала это пустой тратой времени и сил. Ей не нравился этот язык, и она его в большинстве случаев не понимала. Поэтому моему отцу ничего не оставалось, как начать усиленно учить испанский. Мама ему в этом помогала, и через несколько месяцев он уже бегло шутил на языке ацтеков и индейцев Майя.

Жить вместе они начали очень быстро, потому что поняли, что не могут существовать друг без друга. Дед естественно был против такого расклада и решил поговорить с детьми на тему свадьбы. Именно тогда папа решил все рассказать, только уже на испанском. И это была не шутка, потому что после этого разговора мама пропала.

Не сказав никому ни слова, она исчезла.

Отец пытался ее искать, но толком не зная Мексику, ему ничего не оставалось как только ждать ее возвращения.

Зоран был разбит, он впал в депрессию и первый раз напился, да так сильно, что попал с отравлением в больницу. Дед рассказывал, что именно в это время Мэрисоль вдруг появилась. Пришла в больницу и осталась с любимым мужчиной в палате, никого не подпускала к нему, ухаживала, читала книги на ломаном венгерском и показывала фотографии, которые сделала за время отсутствия. Папа смеялся и пытался исправлять ее венгерский, но мама злилась и постоянно его щипала и кусала за это.

Они были такими странными.

После маминого возвращения, Зоран быстро пошёл на поправку и пообещал, что как только выйдет из больницы, поедет в Венгрию и подаст на развод.

Слово он своё сдержал.

Папа уехал в Будапешт и вернулся спустя три месяца разведенным мужчиной.

Как сказал мой дед Антонио, мудрейший человек нашей семьи, это и стало началом конца.

Теперь мои родители могли пожениться и стать счастливыми. Хотя они и не были несчастными. Ну, до тех пор, пока не поженились. Брак это отстой. Ничего хорошего, кроме развода не приносит. Никогда не выйду замуж!

Они и правда могли пожениться, но без благословения отца, Мэрисоль никогда бы не вышла замуж, и мой отец знал об этом. Поэтому свадьбу начали готовить, как только дедушка согласился отдать любимую дочку венгерскому ученому – Зорану.

Все шло по плану, но только чей он был, так никто до конца и не понял.

***

Свадьба мамы и папы была проведена по всем мексиканским традициям. Яркая и веселая, она еще долгое время вспоминалась многим. Для дедушки Антонио и бабушки Дономы свадьба единственной любимой дочери была настоящим праздником, поэтому они подготовили ее очень тщательно, стараясь ничего не упустить.

Они пригласили гостей с обеих сторон, со стороны Зорана была его мать Адриана и брат Денеш. Они приехали из Венгрии и были в полном восторге от Мексики. Так они говорили тогда, в день свадьбы, всего один раз.

Больше такой оплошности они не совершали.

Со стороны Мэрисоль, присутствовал весь район небольшого городка Оахака. Приглашенных было столько, что свадьбу решили собрать рядом с домом деда Антонио. Столы, расставленные вдоль улицы, ломились от ароматных цветов и кушаний, приглашая всех на праздник.

Свадебное лассо, что набрасывается на шею жениха и плечи невесты в виде знака бесконечности, шила сама бабушка Донома. Перешив своё лассо она добавила тот цвет, который выбрала дочка для своей свадьбы. Это был цвет глаз любимого Зорана, цвет сапфира.

В наряде невесты была одна важная вещь, которая досталась ей от матери. Перешитая в срочном порядке голубая юбка, которую подогнали под размер худенькой и маленькой Мэрисоль, надевалась под открытое свадебное платье простого покроя. Только после этого невеста считалась готовой вступить в брак и в новую взрослую жизнь.

Агатовые волосы невесты украсили крупными пионами и цветами синего Агератума.

Жених был одет немного поскромнее, его смокинг украшал цветок агавы, но, как и у невесты, бабочка на шее была ярко-синего цвета.

Мэрисоль посоветовавшись с отцом, решила провести свадьбу под открытым небом.

Папочка, я хочу, чтобы везде, были лепестки роз. Дорожка, по которой мы пойдём, потом – у стульев, а еще – у арки для росписи. Везде розы и разноцветные фонарики. – Мэрисоль покружилось у зеркала, примеряя украшения, доставшиеся ей от бабушки. – Красивые, правда?

– А как же церковь, родная моя? – Антонио присел на стул и взял дочку за руку, пытаясь вразумить дитя.

– Обязательно будет церковь. Не переживай, отец! Просто Зоран хочет, чтобы европейская часть церемонии тоже была. Я не смогла ему отказать, он так просил.

– Ох, уж эти европейские нравы, до добра не доведут.

– Я тут не причем. Это все сапфировые глаза.

– Помяни мое слово деточка, однажды эти глаза сыграют с тобой злую шутку. – Отец поднялся, поцеловал дочь в лоб и вышел из комнаты.

Зоран с братом нашли ансамбль музыкантов Мариачи, которые играли живую музыку и развлекали многочисленных гостей свадьбы.

После церемонии в церкви, Зоран преподнёс Мэрисоль тринадцать золотых монет, символизирующих Иисуса и двенадцать апостолов. Эти монеты стали семейной реликвией вместе с Лассо, сшитым матерью невесты.

Все было очень празднично, гости веселились и танцевали. Молодые были счастливы и не могли наглядеться друг на друга. Оставалось последнее.

Поход под аркой всегда считается одним из важных элементов свадебной церемонии. После него, молодые вступают во взрослую совместную жизнь, и ничто им уже не может помешать.

Войдя в арку под руку, Зоран и Мэрисоль смотрели друг другу в глаза и мысленно признавались в вечной любви. Они перемигивались и играли, словно были на том самом юкатанском пляже Сиан-Каан, когда впервые увидели друг друга.

Арка заканчивалась и влюбленные выйдя из нее, попали под дождь из мелких бусин, которые были окрашены в красный цвет. Опустившись на белоснежное платье, волосы и лицо, жених с невестой поняли, что на самом деле это были не бусины, а самая настоящая кровь.

– Беда, беда! – истошно закричала толпа, прижимаясь друг к другу.

– Сто лет несчастья!

– У кого-то руки в крови! – кричали третьи и показывали пальцем на жениха.

Мэрисоль услышав подобные слова, стыдливо закрыла лицо руками и убежала прочь. Новоявленный муж, стараясь успокоить, помчался за женой. Толпа продолжала бесноваться, проклятую свадьбу не каждый день увидишь.

Дед Антонио разогнал беснующихся собравшихся и навсегда перестал с ними общаться.