Но сейчас, в предрассветных сумерках, кладбище выглядело жутко. А стоило всмотреться в редеющий от первых лучей туман, как начинало казаться, что кто-то бродит между древних склепов в поисках успокоения. Или развлечения. Я всегда думал, что быть мёртвым – очень скучно.

Наконец я приступил к истории о медре. Чем больше я рассказывал, тем кислее становилось лицо Гая. Когда я распинался о белой шерсти, как у медведей, живущих среди вечных снегов, и зубах, словно у огромного бобра, Гай меня перебил:

– Всю неделю сочинял? Что за тухлый бред бесцветного?

– Собака твоя бесцветная, – буркнул я и замолчал.

Минут десять мы шли молча. «А я поверил бы Гаю, если б он рассказал мне подобную историю?» – думал я. И решил: «Поверил бы».

Гай достал булку с изюмом и фляжку с компотом. Сделав один глоток, чтобы смазать дорогу для нелёгкого путешествия булки, Гай откусил приличный кусок.

– Снова лопаешь? – недовольно спросил я.

Гай тыкнул меня пальцем в ребра и, сглотнув, произнёс:

– Я и за тебя, Марк, ем, чтоб ты от голода не сдох. Сквозь одежду кости торчат.

– А по-моему, ты ещё и за тех двух свиней трескаешь, которых завёл твой отец, – ответил я. – Ты и в Цертус не верил, пока не увидел его. Теперь всё непонятное надо показывать, чтобы в это поверили? Может, и Белых жрецов нет, раз ты их не видел? А? Вот Радужного жезла точно нет – ведь его никто не видел. Только в книгах про него написано.

– Марк, но откуда в нашем лесу взялось существо, которое говорит по-человечески да ещё и колдует? Но это же…

– Знаю! – перебил я друга. – Тухлый бред бесцветного… Спасибо! Тогда объясни, откуда взялся Радужный жезл?

– В школе говорили…

– А если бы в школе говорили про медра, то ты был бы уверен, что он есть?

– Ну, знаешь…

– А когда друг клянется, что видел, всё равно бред?

Гай аж остановился.

– Марк, я рад, что тебя не съели волки. И верю в твоего кедра.

– Медра, – поправил я и замолчал. Не Гай, а гад он. Вечно ничему не верит.

Мы поднялись на высокий холм, откуда был виден каждый дом деревни. Однажды мы с Гаем их пересчитали. У меня получилось двести два, а у него – двести три.

Деревянная школа стояла на окраине, чтобы чужие ребята не бродили по деревне. Отдельным забором из листовой жести была отгорожена площадка для практических занятий, где мы тренировались в разрушающей и опасной магии. Правда, ничего страшнее замораживания одуванчика я не видел; «опасная магия» не для Фиолетовых. И хотя многие жаждали практики, выходили мы на неё пару раз в год.

Фиолетовые ученики по двое-трое подтягивались к школе, всего в классе было с полсотни. Мы поздоровались с одноклассниками – на этом наше общение закончилось. Сидим на одних и тех же уроках, и ладно. Фиолетовая каста вообще отличалась молчаливостью. Приказывать некому, вспоминать о выполнении чужой работы или строить планы на будущее – глупо.

Толпа росла. Гай заглянул в сумку, но начинать третий завтрак не стал.

Полсотни тусклых матово-фиолетовых браслетов ярко засветились, приветствуя вышедшего из-за угла Синего учителя. Его обручье, казалось, било светом прямо в глаза. Все, как по команде, почтительно склонили головы. Преподаватель достал из кармана плаща ключ и привычно вставил его в амбарный замок. Щёлкнуло, и кривая дверь со скрипом открылась сама собой. Счастливый затхлый воздух из школы ринулся на свободу, а любопытный уличный, наоборот, решил рассмотреть каждый уголок старого здания изнутри.

Мы, словно выводок утят за уткой, двинулись за учителем. В большом классе стояло двадцать широких парт. Дети начали рассаживаться на привычные места, Синий открыл окно.

Многие сидели по три человека за партой, хотя мы с Гаем четвёртый год оставались вдвоём на первой парте. Мало кто любил учёбу настолько, чтобы сидеть вплотную к учителю. Я шутил, что толстяка Гая принимают за двоих. Но на прошлом занятии к нам подсела Алиса, которая раньше всегда сидела одна на последней парте. Я узнал, что она живёт в соседней деревне и ей переться до школы ещё дальше, чем нам.

До этого я никогда не общался с одноклассницами: побаивался их. Гай был уверен: раз у меня есть сестра – я должен быть экспертом по девчачьим заморочкам. Но в первую очередь все мы были Фиолетовыми.

Я хотел, чтобы Алиса снова села рядом со мной, но совершенно не знал, о чём с ней заговорить.

– Привет, – тихо сказал я, когда Алиса проходила мимо.

– Привет, – ответила она и остановилась. Тёмные волосы легкой волной падали на плечи, шею закрывал высокий воротник-горло красного джемпера, в голубых глазах я рассмотрел любопытство.

Я придвинулся ближе к Гаю, и Алиса правильно истолковала мой жест – села рядом. «Предложу Алисе ходить на уроки вместе», – решил я. На миг это показалось труднее, чем отбиться от стаи волков.

Учитель отошёл от окна, и разговаривать дальше стало невозможным. На прошлом уроке он рассказывал нам о волшебных травах, которые могут спасти от яда, заражения крови и заменить некоторые заклятия. Я был готов назубок рассказать всё, что поведал нам Синий. Да ещё дополнил бы сведениями из книг и рассказов деда. Я очень хотел показать, что Фиолетовые дети ничем не глупее Синих.

Учитель не стал нас спрашивать и сегодня. Было только слышно, как дышат полсотни ребят. Иногда мы с Гаем шутили, что если бы на урок не пришло ни одного человека, то Синий всё равно рассказал бы стульям и партам, как использовать заклятия.

Преподаватель повторял одно и то же каждые два месяца, словно мы были непроходимыми тупицами. Вот и сейчас в который раз он начал рассказывать, как создаются заклинания.

– Чтобы совершить любое волшебство, – говорил он, – требуется создать внутри разума мыслеобраз, расположить браслет и объект заклинания на одной линии и произнести высвобождающие слова. Обручье возьмёт положенную вам силу из Радужной сферы и совершит колдовство. Некоторые заклятия требуют, чтобы мыслеобраз был заключён в мыслеформу перед произнесением высвобождающих слов.

Учитель обвел класс взглядом и, вздохнув, словно мы ничего не поняли, зарисовал последовательность создания заклятия в виде блок-схемы. Дальше настала очередь определений.

– Мыслеобраз – это картинка действия, мысленный образ волшебства, который необходимо представить, чтобы задать магической силе направление. Например, вы хотите остудить воду. Нужно представить, как поверхность воды покрывается корочкой льда, – учитель снова побуравил учеников взглядом. – С мыслеформой всё гораздо проще. Это форма, в которую вы облекаете мыслеобраз. Это может быть маленький шар, если вы во что-то стреляете, а может быть щит, если пытаетесь от чего-то защититься. Высвобождающие слова – словесная формулировка заклятия, позволяющая взять силу из Радужной сферы и сотворить мыслеобраз в реальности. Естественно, высвобождающие слова и мыслеобраз должны соответствовать друг другу. Нельзя представлять огонь и при этом пытаться остудить воду заклинанием алгор. На сегодня всё.

Синий учитель вышел из класса. Стоило затихнуть звуку его шагов, как одноклассники зашушукались друг с другом. Я посмотрел на Алису и немного смутился – она разглядывала меня.

– Нам в одну сторону идти, – сказал я, преодолевая неожиданную сухость во рту.

Алиса кивнула. Потом улыбнулась – меня будто ударили под дых. «Наверное, я очень глупо выгляжу, – решил я, надо было Анну расспросить о девчонках, как с ними себя вести…» Но сейчас деваться было некуда. Сказал «а» – говори и «б».

– Можем составить тебе компанию, – сказал я и быстро оглянулся на Гая.

Лицо у него вытянулось от удивления, словно он откусил кусок ароматного сочного яблока, а там оказался большой склизкий червяк. Я испугался, что сейчас Алиса увидит его тупое лицо и откажется, но она коротко ответила:

– Хорошо.

Я едва сдержал вздох облегчения.

Мы ждали любимого Фиолетового преподавателя. Он всегда опаздывал минут на десять-пятнадцать, чтобы даже случайно не встретиться с Синим.