– Нет, – отрезал он. – Все вместе, только нормативы немного отличаются, – немного? Хм, чувствую, что всё-таки придется мне выкладываться по полной. – Еще вопросы? – молчание. – Раз их нет, то прошу выйти всех на улицу.

– Мы будем заниматься на улице? – спросил кто-то из двадцати семи человек.

– Да, пока не похолодало. Это будет лучше сказываться на вашей физической подготовке.

Больше никто спрашивать ничего не стал, поэтому все проследовали к выходу из спортзала.

Сейчас на улице стоит прекрасная солнечная погода. Птицы так высоко кружат в небе, что мне приходится задирать голову кверху и щурится от яркого солнца. На моём лице улыбка, но в душе мне грустно. Улыбка от того, что я радуюсь этому солнечному дню, а грустно, потому что осознаю, что тёплая погода сменится холодными дождями и ветрами. Дожди мне никогда не нравились. Да, некоторым они доставляют радость и чувство спокойствия, возможно, даже какое-то умиротворение, но не мне. Во-первых, потому что для меня они с собой приносят только холод, а во-вторых, я ощущаю странное чувство, которое чем-то напоминает мне утрату, будто бы я что-то потеряла в своей жизни. Это немного странно…

Все выстроились в линейку по росту, как и строились в спортзале.

– Пока перекличку проводить не буду, – скрестив руки за спиной и начав ходить взад-вперед, сказал Глеб Вячеславович так, что все услышали, – будем знакомиться с вами в течение занятий. Думаю, что сегодня все пришли. Если на следующем уроке вас будет меньше, чем двадцать семь человек, то это будет прекрасный повод для знакомства. – Кто-то из толпы хмыкнул, а другие, как и я, приняли это во внимание. – А теперь… – он резко остановился и взглянул на всех нас, – двенадцать кругов для девушек и семнадцать для парней. Бегом!

Тяжело вздохнув, мы побежали.

Спустя одиннадцать кругов.

Не сказать, что мне тяжело, но и не легко. На третьем круге многие девчонки попадали на пока ещё зеленую траву, и к ним подошел знакомиться физрук, а у меня сбилось дыхание. На пятом круге попадали на траву и некоторые парни, и уже к ним подошел Глеб Вячеславович, дыхание у меня нормализовалось, но вот нещадно стало колоть в боку. Но и это я пережить смогла. Вита сдулась на десятом круге, а Тимофей на одиннадцатом. На восьмом круге у меня открылось второе дыхание, поэтому я полностью перестала о чем-либо думать и сосредоточилась лишь на этом стадионе. Добежав последний круг, я постепенно стала замедляться и начала глубоко дышать.

Девочек, кто осилил эту дистанцию, можно по пальцам пересчитать. Незнакомка из раздевалки, Олеся, я и Дана. Первой прибежала Олеся, потом уже и я.

– Весьма неплохо… – прозвучал за моей спиной голос, когда я засмотрелась на парней, которым осталось ещё три круга. Обернувшись, я увидела Глеба Вячеславовича.

– Мия Резимович, – представилась я и вымученно улыбнулась.

– Ты занималась каким-нибудь спортом, Мия? – спросил он и сделал какую-то заметку в своей тетрадки.

– Плаванием и ещё понемножку кое-чем, – уклончиво ответила я.

– Кое-чем – это чем?

– Ну так… гимнастикой, например.

Физрук кивнул своим мыслям, а после ушел к следующему человеку, а я посмотрела ему в след. Вроде бы не хотела особо выделяться…

– Ты ведь знаешь, что хорошо бегаешь, – неподалеку от меня раздался голос Виты. Я повернулась чуть в сторону и кивнула. – У меня к тебе есть один вопрос. Можно задам?

– Давай.

– Ты… – Вита перешла на шепот, – случайно не секретный агент? – я улыбнулась, а следом за мной и она. – Нет… я серьезно! Ты отлично дерешься, бегаешь, за всеми наблюдаешь и всегда начеку.

– Нет, я не секретный агент, Вит, – ответила я, а она вдруг подошла ко мне и просто… обняла меня. – Ты что?

– Прости меня, Мия, – тихо проговорила она, – я… мне жаль. Я погорячилась слегка.

Нечто подобное мне никогда не доводилось испытывать. Передо мной раньше почти никто и никогда не извинялся, поэтому я так оторопела от действий Виты.

– И ты меня прости, – извинилась я и обняла её в ответ, – мне не стоило тебе предъявлять тебе такие претензии и отчитывать.

– Значит, – она отстранилась и ещё раз улыбнулась, – подруги?

– Подруги, – подтвердила я.

После к нам присоединился Тимофей, который решил сделать вид, что несколько минут назад мы с Витой не обнимались и не смотрели друг на друга, как парочка влюбленных.

Из парней же самыми выносливыми оказались Драгомир, Ян, Виктор и ещё один неизвестный мне. Должна заметить, у первых двоих даже легкой отдышки почему-то нет.

– Так… отлично. Вернее, далеко не отлично, – негромко, но четко произнес тренер, – для вас, для вашего возраста – это очень плохие результаты, не у всех, – он быстрым взглядом посмотрел на некоторых, в числе которых оказалась и я. – Поэтому теперь каждую нашу встречу занятие будет начинаться именно с пробежки. И с каждым разом интенсивность нагрузок будет повышаться. Всё понятно?

– Так точно, капитан… – тихо буркнула я себе под нос. Ви и Тимофей хихикнули, а вот тренер, к моему удивлению, услышал!

– Прекрасно, Резимович, – приподняв одну бровь и хмыкнув, выделил меня из класса Глеб Вячеславович, а я даже по сторонам не стала смотреть, так как догадалась, что моя персона приковала к себе сейчас все взгляды, – раз вы всё так быстро схватываете налету, то прошу… сегодня разминку на месте будете проводить вы.

Я "благодарно" улыбнулась ему и вышла в центр спортплощадки, попутно проклиная свой язык. Ну, не умею я его держать за зубами!

Повернувшись лицом к людям, я перестала дышать и громко сглотнула. Я ведь уже говорила, что ненавижу быть в центре внимания? Так вот, повторюсь! Не-на-ви-жу! Руки ледяные, но ладони почему-то начали потеть, в горле образовался ком, а в районе сердца стало неспокойно. Сейчас на меня уставились двадцать семь пар глаз, а я не могу ни то, что пошевелиться, а даже слово сказать. Наверное, это называется паническая атака. Язык словно опух, а в глазах от количества лиц стало рябить. На чьих-то лицах появилось непонимание, у других усмешка, у третьих презрение… В итоге, все эти лица слились в одно единственное. Безразличное лицо моей матери.

Какая эмоция самая ужасная? Презрение? Ненависть? Отвращение? Для меня самая больная и самая ужасная эмоция – это безразличие. Потому что человеку абсолютно всё равно на твои проблемы, на тебя в целом.

Я помню, когда получила травму, то увидела выражение лица своей мамы. Так вот… именно эта эмоция была у неё на лице тогда. Мне стало всё равно на травму в тот момент, потому что в сердце стало гораздо больнее. Потом это выражение мне часто приходилось видеть, до определенного момента, а именно незадолго до моего отъезда. Тогда у мамы стали появляться и другие эмоции: переживание, сочувствие, печаль.

Но сейчас перед моим лицом вновь появилось её безразличное лицо. Шрам на моей руке заболел, выводя меня из оцепенения, а совсем рядом раздался тихий голос тренера:

– Мы ждем, Мия.

В глазах вдруг потемнело, а ноги подкосились.

– Скорую уже вызвали? – раздалось где-то над моей головой, а в нос ударил запах нашатырного спирта.

– Да, должна скоро приехать, – ответил кто-то.

– Может, стоит её перенести куда-нибудь? – неуверенно предложил ещё один голос.

– А ты уверен, что её можно трогать? Вдруг что-то серьезно, – кого это её? Меня?

– Отойдите, – это голос Глеба Вячеславовича, – ей нужен воздух сейчас. А вы так столпились, что даже мне воздуха не хватает.

Я зажмурилась, а после приоткрыла глаза, щурясь из-за солнца.

– Очнулась, – пробормотал кто-то, а от моего носа наконец-то убрали вату.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил меня тренер, а я посмотрела на него и сфокусировалась только на нем и его лице.

Оказывается, вблизи, на носу, у него есть совсем немножко веснушек, а ресницы такие черные, словно он их тушью красит, но не очень длинные. Лучи от солнца падают так, что его шоколадные волосы переливаются, а кожа стала блестеть сильнее.