Не менее важно, и с моей точки зрения, решающе важно, то, что для чернорубашечной гвардии Белого дома Ельцин был вовсе не Ельцин, а «Барух Эльцан». И что тираж нацистской литературы в три миллиона экземпляров говорит сам за себя. Так вот, простой факт, что боевики «наци» Баркашова, поджав хвост, бежали из горящего Белого дома по загаженным канализационным трубам, объясняет все. Они унесли нацизм на подошвах своих сапог. Оставив за собой 62 трупа в Останкино и 147 у Белого дома. И ужасающую по цинизму запись баркашовского снайпера, выцарапанную на стене колокольни в двух шагах от него: «Я убил пятерых и этим доволен». А чуть ниже: число, месяц, день. Короче, «национальная революция» не состоялась.

Ельцин покончил с нацизмом в России. И она действительно стала после «расстрела парламента» другой страной — пусть диктаторской, но не нацистской.

И как бы ни свирепствовала в ней ксенофобия, какие бы ни маршировали по ее улицам «русские марши» и как бы ни бесновалась Дума, ОТКРЫТЫЙ СОЮЗ МЕЖДУ НА1ДИСТАМИ И «ПАРЛАМЕНТАРИЯМИ» БОЛЬШЕ В РОССИИ НЕВОЗМОЖЕН. И ничего подобного тому, что происходило в феврале 92-го на Конгрессе РОС или на Русском национальном Соборе и в Останкино 12 июня (и что я подробно описал в предшествующих главах), сегодня невообразимо.

Я не пишу апологию Ельцина, мы ведь и до чеченской войны еще не дошли. Я говорю лишь, что отнять у его памяти то, что он для России сделал, было бы больше, чем несправедливо. Это была бы неправда.

Глава 10

ИЛЛАРИОНОВ VS ГАЙДАР

 (Часть первая)

С опаской приближаюсь я к теме гайдаровских реформ.

Они и всегда-то были в массовом сознании символом «лихих 90-х», а в последнее время, после сенсационного выступления А. Н. Илларионова в журнале Континент, стали и вовсе минным полем. Конечно, радиоактивное излучение вокруг них или, говоря по-ученому, мифологический консенсус, не упал с неба. Поколения национал-патриотических идеологов, тех самых, о которых я пишу эту книгу, над ним работали. И сработали на славу, должен снять перед ними шляпу. Легенда о «грабительских реформах» Гайдара-один из четырех крупнейших их успехов в постсоветскую эпоху (с тремя другими познакомились мы в предыдущих главах. Я говорю о легенде, что «развал великой державы» был результатом спецопе-рации западных спецслужб, о той, согласно которой Горбачев был их «президентом-резидентом», и о «расстреле парламента»).

Что поделаешь? Ни одна великая освободительная революция, начинавшая строительство нового мира на развалинах старого, не обошлась без страданий и придуманных на их основе легенд о «прекрасном прошлом». Другое дело, что строители нового мира в России 1991 года не особенно-то и старались противопоставить этим легендам свою картину будущего. Большевики в этом смысле были на три головы выше. Они противопоставили прогнившей империи царей светлый мир будущей справедливости, где все трудящиеся будут равны, а «паразиты — никогда». Конечно, это была утопия, но и — великая цель, рождающая, если верить Марксу, великую энергию.

Семьдесят лет спустя люди в России уже очень хорошо знали цену этой большевистской справедливости. Она ввергла их в нескончаемую «холодную войну» со всем миром, отделила их от него железным занавесом. Она заставила женщин часами мотаться по магазинам в надежде, что где-то что-то «выбросят» — пригодное, чтобы накормить семью. Она отняла у мужчин свободу самореализации. Она вызывала «витринный шок» у всех, кому удалось хоть краем глаза заглянуть за железный занавес. Зачем далеко ходить, она вызвала шок у Брежнева, когда Никсон привел его в американский супермаркет. Он, правда, поверил лишь частично: «С ширпотребом да, они проблему решили, — сказал он помощнику, — но с продовольствием… это они специально подвезли к нашему приезду».

Так или иначе, когда в 1991 году прогнившая империя рухнула снова (второй раз за одно столетие), людям в России опять нужна была великая цель, чтобы оправдать страдания, на которые обрекло их это вторичное крушение. Должны же они были понять, во имя чего страдают. Нужна была цель, гарантирующая им, что на их веку и на веку их детей и внуков не рухнет страна — в ТРЕТИЙ РАЗ! Вот об этой-то цели и не позаботились реформаторы. Оправдание реформ свелось к развенчанию прошлого.

Между тем еще за полтора столетия до них сформулировал цель освободительной революции Петр Яковлевич Чаадаев. «Россия, — сказал он, — должна присоединиться к человечеству». И пояснил: «Скоро мы душой и телом будем вовлечены в мировой поток и, наверное, нам нельзя будет оставаться в нашем одиночестве. Это ставит нашу судьбу в зависимость от судеб европейского сообщества. Поэтому чем больше мы будем стараться слиться с ним, тем лучше для нас». И пока не поймем мы этого, — завещал он нам, по сути, — одиночество, отдельность от родственного нам сообщества так и будет вести Россию от развала к развалу.

А. Н. Илларионов

Избавиться от векового одиночества, чреватого развалом страны, поистине великая, согласитесь, и доступная каждому цель. Все ведь, кажется, перепробовала уже Россия-и белое православное одиночество, и красное безбожное-не помогло, развалилась. И каждый из этих развалов принес ей безмерные страдания, ставил на грань самоуничтожения. Переживет ли она третий развал? Гарантию от него мог дать лишь чаадаевский выбор. Во всяком случае, никто никакой другой гарантии не предложил. Вот это и должно было стать центральной темой идеологии реформ.

Реформаторы 1991 года, в основном — экономисты, Чаадаева не знали. Но правоту его чувствовали интуитивно. Потому и все, что составляло суть гайдаровских реформ: ликвидация Госплана, освобождение цен, указ о свободной торговле, конвертация валюты, отмена государственной монополии внешней торговли-шло именно в указанном им русле

«присоединения к человечеству». И в чем бы ни преуспели впоследствии реваншисты, ЭТОГО никакие позднейшие политические пертурбации отнять у России не смогли.

Понятно, почему для вечных борцов за одиночество России, национал-патриотов, реваншистов, гайдаровские реформы заслуживают анафемы. Они заклеймили их «грабительскими». И сумели убедить в этом население, как и вообще добились многого: политически постсоветская Россия действительно шла в направлении, противоположном чаадаевскому, — навстречу третьему развалу. Это, конечно же, требует объяснения.

Я попытался объяснить этот откат историческим опытом еще во вводной главе «Фатален ли для России Путин?»: В конце концов, говорил я, ВСЕ освободительные революции в великих державах, начиная с Английской 1640 года и Французской 1789-го — Китайская 1911-го, Японская 1912-го, Германская 1918-го, — прежде чем победить, прошли фазу отката и диктатуры, затягивавшуюся порою на десятилетия (восточноевропейские «бархатные» революции-особый случай). Так почему, собственно, должна была стать исключением Российская революция? Естественно, не миновала и ее эта кромвелевско-бонапартистская фаза. Никакой аномалии, короче. Пока что мое объяснение никто всерьез не оспорил, хотя глава эта и была опубликована в «Новой газете».

А нельзя ли попроще?

Потому и поразило меня своей ошеломляющей простотой объяснение имперского отката, предложенное Андреем Николаевичем Илларионовым, либеральным экономистом, которого я всегда считал своим единомышленником. И правда ведь, ничего не может быть проще его объяснения: ГАЙДАР ВИНОВАТ. Предал, негодяй, революцию. Вот, пожалуйста: «Ошибки Гайдара привели к… дискредитации либерального и демократического движения в нашей стране, в конечном счете — к появлению и закреплению нынешнего политического режима».

Слов нет, в той ситуации хаоса и цейтнота, в которой Гайдар возглавил экономический блок правительства в ноябре 1991-го, и впрямь не столько о реформах следовало думать, сколько буквально о спасении страны, в первую очередь — о спасении ее от голода. В такой форсированной ситуации не могла не быть наделана куча текущих ошибок. О них говорили многие, и сам Гайдар говорил. Но не о них ведь толкует Илларионов, не о текущих ошибках. В отличие, допустим, от авторитетного экономиста Бориса Львина, тоже критиковавшего гайдаровские реформы, толкует он о том, что НИЧЕГО, кроме ошибок, Гайдар не сделал…