Шок

Ошарашенные, ушли на обед. В комнате Политбюро уговаривали Горбачева отказаться от отставки. Он долго упирался. Потом сказал: «Решайте без меня. Как решите, так и будет». И ушел обедать в одиночестве. Лацис, который случайно (проходил мимо) увидел полыхающее лицо Горбачева, уверяет, что это не мог быть спектакль, человек был действительно доведен до крайности. В шоке, как все, Лацис брел по коридору и вдруг услышал, что его зовут. Дальше со слов Лациса. «Рядом с Андреем Грачевым (пресс-секретарем Президента) стояли директор института Европы Виталий Журкин, депутат Верховного Совета СССР Людмила Арутюнян, председатель Союза кинематографистов СССР Довлат Худоназаров (Шаталин к тому времени был уже исключен из ЦК и вышел из партии).

А. И.Вольский

И. Т. Фролов

— Мы вас ищем, — сказал Грачев. — Садитесь, пишите заявление.

— Какое заявление?

— Наше. О том, что мы со всем этим не согласны.

— Хорошо, Только зачитывать я его не буду. Зачитывать должен Вольский.

— Конечно, Вольский. С ним уже договорились».

Написал. Стали подходить люди, одни в страхе отшатывались, другие без колебаний подписывали, среди них председатель Союза театральных деятелей Михаил Ульянов, президент Кыргызстана Аскар Акаев и три члена Политбюро: Нурсултан Назарбаев, Петр Лучин-ский, Иван Фролов. Потом Вольский зачитал Заявление с трибуны. Для тех, кто никогда не слышал этого имени, скажу: Аркадий Иванович Вольский, — мир праху его — мой, кстати, хороший знакомый и советчик, политический тяжеловес, вроде Примакова, при всех режимах был кем-то, что при царе называлось «чиновник по особым поручениям при императоре». Его посылали разруливать самые неразрешимые ситуации в стране. Вот он разрулил и эту. Заявление 72-х членов ЦК вкупе с решением Горбачева мгновенно стало сенсацией мировой прессы. Вот его текст.

«На пленуме прозвучали голоса, которые, по нашему убеждению, не соответствуют ни воле большинства коммунистов, ни исторической правде. Это голоса политического ретроградства, усматривающие причину кризисного положения в стране не в наследии прошлого и ошибках в ходе Перестройки, а в самой Перестройке. Это голоса политической трусости, стремящейся переложить ответственность за трудности с себя на Генерального секретаря… Мы считаем, что КПСС остается реальной силой, способной организовать выход из кризиса. Вместе с тем, мы требуем созыва съезда партии и перевыборов всего состава ЦК в полном составе (выделено мной.-А. Я.). В противном случае мы считаем для себя невозможным продолжать работу в ЦК».

Озарение Горбачева

Когда после этого Политбюро поставило на голосование просьбу снять с обсуждения вопрос об отставке Горбачева, результат уже мало кого удивил: «против» проголосовало всего 13 членов ЦК. Аппаратчики признали свое поражение, Но не свою позицию. Им просто нужно было время, чтобы перегруппироваться. Отставка Горбачева на пленуме им была не нужна. У пленума не было полномочий избирать нового Генерального. Для этого нужен был съезд партии. В этом смысле Заявление 72-х нечаянно подсказало им следующий ход. Только перестроечному меньшинству новый съезд нужен был для «переизбрания всего состава ЦК», а аппаратчикам он нужен был для замены Горбачева Прокофьевым. Или Олегом Шениным, окончательного выбора они еще не сделали. Но на Прокофьева работала более квалифицированная команда, все-таки Кургинян, а не дуболомы со Старой площади…

И все-таки Горбачев сумел-в последний раз-превратить поражение в победу. Во-первых, потому, что за ним теперь стояло девять республиканских президентов, включая Ельцина. Во-вторых, — и это главное — потому, что его, наконец-то, озарило то, что было очевидно уже на XXVIII съезде: КПСС как единой партии «больше не существует», так ведь прямо он и сказал в своем заявлении об отставке. Неожиданно для себя он оказался почти что перед выбором Ленина в 1903 году: либо он раскалывает партию, либо оппоненты «вычищают» его. И выбор он сделал ленинский.

Два плана партийного переворота

Расколоть партию предполагал Горбачев посредством новой Программы, которая, по решению XXVIII съезда, должна была быть принята в 1991 году. Задумана была Программа, если не совсем социал-демократическая — поставить во главе подготовительной бригады Яковлева он все-таки не решился, поставил Фролова, — но с социал-демократическим «уклоном» (даже в таком виде, впрочем, она была абсолютно, вызывающе неприемлема для «динозавров», как называл теперь Горбачев аппаратчиков). Судите сами. Ни о коммунистической перспективе, ни вообще о классовом подходе в ней даже не упоминалось. Предлагался курс на рыночную экономику и, главное, ориентация на общечеловеческие гуманистические ценности. Сохранялось, чтоб не дразнить гусей, лишь название «коммунистическая партия». Стерпели бы это «динозавры», тем более что новая Программа предназначена была стать, по сути, инструментом идейного и политического размежевания? Горбачев этого и не скрывал: «Кому новая Программа не нравится, пусть уходит из партии». Таков был первый план партийного переворота.

Задумано было остроумно, но того, что аппаратчики уходить никуда не собирались, а собирались, наоборот, выпереть из партии его самого, в расчет не принималось. Да, раскол партии, при котором Горбачев мог, чего доброго, не только увести с собой большинство, но и-что важнее — контроль над партийным имуществом, «деньги партии», для них был, что нож острый. Не раскола, а «чистки» партии они добивались, переворота, который дал бы им возможность «вычистить» из ЦК партийную интеллигенцию начиная с Горбачева.

И пока партийные интеллигенты спорили о тонкостях Программы, Кургинян копался в Уставе партии в надежде найти организационную зацепку, дающую возможность не только предотвратить раскол партии, но и чистку в ЦК устроить знатную. И, само собой, избавиться от «предателя» Горбачева. И, представьте себе, нашел! Оказалось, что по Уставу ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ съезд партии не требует переизбрание ВСЕГО состава ЦК, позволяет лишь обновить до 20 % его состава, а генсека переизбрать может любой съезд. Как раз то, что надо. Можно было бы «освободить» ЦК от партийной интеллигенции и заодно убрать Горбачева. Оставалось лишь объявить предстоящий съезд чрезвычайным. Таков был встречный план партийного переворота. На нем и сосредоточились.

Ю. А. Прокофьев

Как объяснить это партийным массам? Для простодушных сошло бы и элементарное: ситуация в стране чрезвычайная, вот и съезд нужен чрезвычайный. Для особо въедливых объяснение тоже было: съезд-то внеочередной, XXVIII был всего год назад, следующий положен только через пять лет, а мы собираем съезд через год, значит — чрезвычайный. На поверхности все выглядело гладко. И «Московская правда», газета Прокофьева, тотчас начала кампанию за чрезвычайный съезд: буквально каждую неделю появлялась в ней статья очередного секретаря райкома, требующая созыва чрезвычайного съезда.

Это было, однако, только начало кампании. Еще через месяц появилось «Обращение секретарей комитетов КПСС городов-героев Союза ССР к коммунистам страны». Подписали партийные аппаратчики Москвы, Бреста, Волгограда, Керчи, Киева, Ленинграда, Минска, Новороссийска, Одессы, Смоленска, Тулы и Мурманска. Но единственным членом Политбюро среди всех этих секретарей был Прокофьев, что естественно выдвигало его на роль лидера. Эти люди представляли больше трети членов партии, достаточно по Уставу для созыва съезда, даже независимо от решения ЦК. И требовали они, естественно, того же, что Прокофьев.