А вот что пишет Лавров: «Запрос на модернизацию с использованием европейских достижений отчетливо проявился уже при царе Алексее Михайловиче, а Петр I… сумел выдвинуть Россию в разряд ведущих государств Европы». Не выдвинул в «ведущие» (Панину ли не знать?) и не продолжил Петр дело царя Алексея, а беспощадно «прервал» Московию вместе с ее неуклюжей политикой. Не оставил в этом ни малейших сомнений и Василий Осипович Ключевский. Вот его свидетельство: «Московское правительство в первые три царствования новой династии производит впечатление людей, случайно попавших во власть и взявшихся не за свое дело. При трех-четырех исключениях все это были люди с очень возбужденным честолюбием, но без оправдывающих его талантов, даже без правительственных навыков, заменяющих таланты, и, что еще хуже, совсем лишенные гражданского чувства». И впрямь, будто не о Московии, а о путинской России речь!
Можно было бы, собственно, на этом и прервать печальную повесть об ошибках Лаврова, связанных с «непрерывностью истории», если бы не шли эти ошибки по нарастающей по мере приближения к нашим дням. И чем ближе, тем больше граничат они с откровенной фальсификацией прошлого. Это настолько очевидно, что читатель, хоть сколько-нибудь знакомый с историей Отечества, увидит это самостоятельно.
Без моего вмешательства
1. Причиной Крымской войны объявил Лавров «стремление вытолкнуть Россию на европейскую обочину, которым был одержим Париж в период правления императора Наполеона III». Война, выходит, была между Россией и Францией? Что же в таком случае привело в Крым главную ее застрельщицу Англию и Сардинское королевство, и Турцию? Откуда «великий перепуг» в Европе (см. главу 15 «После Путина»)? Разве не из-за попытки Николая I расчленить Оттоманскую империю? Разве Париж отдал приказ уничтожить турецкий флот и оккупировать придунайские княжества (см. главы 9-10 «Последняя ошибка царя» в первой книге)? И разве в итоге не чистой воды фальсификацией оказывается объяснение Лаврова?
2. Еще ближе к нашим дням: «Если честно смотреть на положение небольших европейских государств, которые раньше входили в Варшавский договор, а теперь в НАТО и в ЕС, то очевидно, что речь должна идти не о переходе от подчинения к свободе… а скорее о смене лидера». Какой прелестный эвфемизм! Тем более что ни в какое сравнение новый лидер не идет со старым хамоватым хозяином, который, если что не так, тотчас порядок наводил, будь то у венгров в 1956-м или у чехов в 1968-м, или у поляков в 1980-м. Ни в жисть не дождешься такого от нового лидера. А кому нужна свобода, если порядка нет? Что за жизнь без хозяина? И все это на голубом глазу-«если честно посмотреть».
3. Разоблачаем, естественно, Фрэнсиса Фукуяму, который провозгласил «окончательную победу либерально-капиталистической модели». Бедный гегельянец Фукуяма слишком буквально следовал указаниям наставника и ошибся, конечно: победа не была окончательной. Невозможно было во времена Гегеля предвидеть ни ближневосточные деспотии, ни иранскую теократию, ни китайскую авторитарно-капиталистическую модель. В тогдашнем европоцентричном мире все эти страны были безнадежно периферийными, как «геополитических субъектов» их в ту пору попросту не существовало.
По поводу Европы и России, однако, угадал-то Фукуяма точно. Они и впрямь приняли либерально-капиталистическую модель окончательно. Или Лавров в этом сомневается? Полагает, что России, подобно коммунистическому Китаю, следует принять авторитарно-капиталистическую модель?
Идеологи Изборского клуба именно так и думают. Но они в оппозиции к нынешней власти, называют ее национал-преда-тельской, замышляют против нее консервативную революцию (см. главу 6 «Консервативная революция?»). Но Лавров-то с кем: с властью или с изборцами? Если с властью, то зачем разоблачает Фукуяму? Ведь власть как раз и уверяет мир, что Россия НЕ приняла авторитарно-капиталистическую модель, что у нас есть «Эхо Москвы» и «Дождь» и, стало быть… свобода! То есть уверяет, что относительно Европы-и России (!) — Фукуяма все предсказал правильно. Откуда же путаница? Зарапортовался Лавров?
4. И совсем уж фантастически на этом фоне звучит его торжествующая тирада: «Можно воспринимать в качестве «медицинского факта» множественность моделей развития, что исключает унылое однообразие в рамках единой — западной — системы координат». Тут уж ничего не остается, кроме как спросить: в какой именно реальности обитает министр? Потому что в той, где обитаем мы с читателем, никакой «множественности моделей развития» и в помине нет. Похожи ближневосточные деспотии или иранская теократия на «модели развития»? Что еще? Агонизирующая Венесуэла? Зимбабве? Северокорейская коммунистическая монархия? Это «модели развития»? Только и свету в окошке, что Китай. Да и тот работает на заимствованных технологиях и политически не пошел дальше привычной для нас брежневской модели-однопартийной системы с коллективным руководством и доминирующим генсеком. Той самой, между прочим, что довела до гибели СССР. Это ли новая «модель развития»?
И в завершение Лавровского опуса, как вишенка на торте, — ссылка на Ивана Ильина, единственного из эмигрантских философов, который с энтузиазмом встретил гитлеровскую революцию 1933 года (см. главу 4 «Чей преемник Путин?»). Неужто и этого не знает Лавров?
У меня нет здесь возможности следовать за ним по всем закоулкам русской истории (статья огромная). Но и того, на что я сослался, кажется, довольно, чтобы объяснить, почему не заинтересовала она серьезных мыслителей в России, тем более на Западе, а несерьезные отнеслись к ней иронически.
* * *
Печально, что приходится завершать свой отзыв на такой прискорбной ноте. Но ведь и начинался он невесело. Такая у нас страна. И, судя по статье Лаврова, все еще не готова она принять завет Чаадаева, все еще не готова учиться на чужих ошибках. Но сам уже факт, что не приняли его пропагандистский опус всерьез, свидетельствует, что есть еще порох в чаадаевских пороховницах, что еще не вечер.
Приложение 5
ЛИШНИЕ ЦЕННОСТИ. ОТВЕТ ВЛАДИСЛАВА ИНОЗЕМЦЕВА НА ГЛАВУ «ЦЕННОСТИ И ИНТЕРЕСЫ»
Опубликованная в «Снобе» заключительная (вероятно) глава новой книги Александра Янова посвящена обсуждению вопроса о ценностях, хотя на деле касается массы не столько смежных, сколько имеющих весьма отдаленное отношение к теме вопросов. Однако проблема, заявленная в ее заглавии, так важна, что мне хотелось бы высказаться на ту же тему, но несколько более тезисно.
Я, признаюсь, не согласен практически ни с чем из изложенного уважаемым оппонентом, и поэтому не буду касаться отдельных разногласий — внимательный читатель отследит их сам, — а изложу свое видение темы, которая не кажется мне очень запутанной.
Мне, разумеется, не слишком льстит быть отнесенным (по классификации Александра Львовича) к путинистам и изборцам, но начну я с того, что, как и они, так же не разделяю пиетета перед «ценностями». По трем, как минимум, причинам. Во-первых, понятие ценностей крайне аморфно само по себе: причислять ли к ним, например, религиозные, идеологические, или иные подобные убеждения? Если да, то да сохранят нас высшие силы от наступления «эпохи ценностей»; если нет, тогда о чем вообще речь? Во-вторых, являются ли ценности коллективными или они сугубо индивидуальны? На мой взгляд, это ключевой вопрос для всякого обсуждения этой темы, и я склоняюсь ко второму ответу, который во многом девальвирует любые дискуссии в данной сфере. В-третьих, где проходит граница между ценностью и, самое важное, нормой? Так называемые христианские ценности — это заповеди, когда-то данные Моисею на горе Синай. Не будем их повторять (Втор., 5: 6-21) — но напомним несколько следующих строк Священного Писания: «Вот заповеди, постановления и законы, которым повелел Господь, Бог ваш. научить вас, чтобы вы поступали [так] в той земле, в которую вы идете..; дабы ты боялся Господа, Бога твоего, и все постановления Его и заповеди Его, которые заповедую тебе, соблюдал ты и сыны твои и сыны сынов твоих во все дни жизни твоей, дабы продлились дни твои (курсив мой — Прим, автора)» (Втор., 6: 1–3). В этом отрывке предельно четко сказано, что указанные наставления преподаны как норма, а не «ценность», и это кажется мне очень важным.
