– Почему, Ви? Откуда это взялось в тебе? Врать нам, врать в школе? Да что с тобой такое?

«Извините, что разрушила ваше идеалистическое представление о бездарной дочери, тщетно ищущей свой талант в сотой школе сотой страны», – думаю я (но, конечно же, не говорю).

– Разве мы тебя чем-то обделяем? Разве тебе не хватает денег, путешествий, разве у тебя плохие условия для жизни и развития?

«Простите, что мне не хватает вас, вашей заботы и поддержки, а дорогие гаджеты, элитное жилье и учебные заведения для гиперодаренных детей не могут мне этого заменить!» – думаю я (но, конечно же, не говорю).

– Нам придется пойти на отчаянные меры! – решает моя мама, так и не разобравшись, откуда у данной ситуации растут ноги.

– Оливия, ты же не имеешь в виду…

– Да, Пол, это именно то, что я имею в виду. Вивиан отправится в загородный интернат.

Не знаю, что смешнее мне было слышать – мамины риторические вопросы или само «судьбоносное» решение, но в ответ я почему-то лишь кивнула и с улыбкой подумала о том, что у меня в телефоне забито всего семь контактов: Мама, Папа, Дедушка, Бабушка, Дедушка Джон, Саша, Страховая компания. И смешно и грустно, да, Ви?

Десятый класс я закончила с великой радостью, ведь это унылое заведение с пафосным названием «Закрытый частный пансион Уильяма Гения» могло кого угодно превратить в замкнутого и несчастного человека. Я с содроганием вспомнила гимназию в Цюрихе и по-настоящему квалифицированных педагогов. Какое уж тут! Целых два месяца до рождественских каникул я почти не спала, ведь моя соседка Сара храпела, как батальон мопсов. Во время отдыха в Лондоне, куда родители решили пригласить всю семью, мне тоже не очень удалось поспать: мамина только родившая двоюродная сестра понятия не имела, что делать с кричащим ребенком. Хорошо хоть, бабушка догадалась, что у малыша кишечные колики! В итоге я все равно не выспалась.

Я получила много приятных подарков от родственников и почти каждому подарила что-то от себя, но больше всего меня удивила записная книжка, подаренная дедушкой Джоном. Он мало общался с мамой все эти годы и вел немного затворнический образ жизни. Блокнот в бархатном переплете мятного цвета и с тонкими пергаментными страницами оказался непростым, в него была вбита серебряная табличка с гравировкой:

Have more than you show,

Speak less than you know.

William Shakespeare

This notebook belongs to the most EXTRA ordinary girl – my dear Vivian.

Make the most of it.

(«Имей больше, чем показываешь, говори меньше, чем знаешь». Уильям Шекспир.

Этот блокнот принадлежит самой НЕобычной девушке – моей дорогой Вивиан. Используй его по полной.)

Никогда раньше я не думала о том, что бумага может оказаться хорошим слушателем. Оценки по математике у меня всегда были лучше, чем по литературе. Но блокнот представлялся прекрасной альтернативой удушающему скоплению мыслей, хорошим началом года, обещающего быть спокойным и плодотворным. Я намеревалась выжать из учебы все соки, даже если была недовольна качеством обучения, хотя соседка по комнате оставалась прежней. И я уже было привыкла к раннему подъему, общему душу и приемам пищи по расписанию…

Но в начале июля я вернулась на двадцать первый этаж, где хотя бы кусочек города был виден как на ладони. К хорошему быстро привыкаешь – грязный воздух города дал о себе знать скоро посетившей меня аллергией, огромные толпы вечно спешащих пешеходов сводили меня с ума. В один из таких суматошных вторников родители вдруг организовали поход в ресторан.

– Японская кухня? Вау! – Саша радуется семейной вылазке больше всех.

– Ви, у нас к тебе серьезный разговор, – начинает отец как раз в середине главного блюда.

– О. Это не к добру, да? – Так вот к чему ресторан в будний день! Форель сразу перестала выглядеть аппетитной.

– Мы подошли как нельзя близко к решению проблемы. Остался всего один шаг до получения разрешения на клинические испытания. Все наши коллеги, с которыми мы работали на протяжении последних семи лет, решили объединить силы. У нас для тебя две новости…

– Хорошая и плохая?

– Решать тебе. Пожалуй, хорошая состоит в том, что школу ты закончишь в следующем году.

Саша, засунув в рот целое онигири, радуется больше меня:

– Фи, это ве здорофо!

– А плохая… – отец смотрит на несмелую маму, ища поддержки. – А плохая состоит в том, что мы арендовали здание, которое можно переоборудовать под лабораторию. И здание это находится в России.

Я не верила своим ушам! Шестой! Шестой переезд! Разве это возможно? Я чувствовала себя артистом из бродячего цирка, клоуном, над которым жестоко смеются бесчувственные зрители.

– В Москве? В Питере?

Папа заметил что-то очень увлекательное в щербинке на столе.

– Нет. Не в Москве и не в Питере.

– А где тогда?

– Да, Паша, где? Я, вообще-то, тоже об этом первый раз слышу! Обидно, – друг откладывает палочки и хмурит густые брови.

– В Калининградской области. Это недалеко от границы с Польшей.

– Боже мой! Там что, аренда дешевле?! Почему именно там?

И пока родители объясняли все тонкости фармацевтической промышленности недоумевающему Саше, я мысленно разрисовывала афиши нашего цирка на следующие десятилетия. Это турне не могло больше продолжаться! Мне показалось, что весь мир вокруг меня закрутился: деревянные перегородки съехали со своих осей, восточные бумажные светильники надулись, как воздушные шары, и лопнули с таким гулом, что посуда разбилась на миллионы маленьких осколков.

Мы снова переезжаем. В последний раз. Ведь по нашему договору университет выбираю я. Мне надо продержаться всего лишь год. Всего лишь год. Какие ты видишь в этом плюсы, Вивиан? Никаких, конечно! Нет, подожди, не торопись. Подумай хорошенько. Ага, ладно. Для начала, это же тот аппендикс? Он действительно расположен близко к Польше. Я смогу ездить к бабушке и дедушке чаще! Второй плюс – я смогу улучшить свое произношение и знание русского языка в целом. Третий плюс… Там вроде бы море. И народу не так много, как в том же Нью-Йорке. А какие минусы? Это место опять не станет твоим домом. Снова переезд. Снова привыкать к людям, предметам, учителям… И да. Остается всего год, чтобы решить, кем я хочу быть. Два года звучали более убедительно.

Меня зовут Вивиан Ковальчик, и это решение моих родителей породило огромный ком неудач и лжи, засосало всех моих близких в водоворот горя и насильно забытых воспоминаний и сподвигло меня на трудное обретение самой себя, принятие своего имени и окружающего мира.

Итак, все началось с записной книжки, обтянутой бархатным переплетом мятного цвета, с гравировкой: «Имей больше, чем показываешь, говори меньше, чем знаешь». Уильям Шекспир».

1

– Нет, Ви, даже не проси! Ты знаешь, как сложно реализовать твою безумную идею? Да еще и врать Паше с Ливи! Не буду, не ной.

– Но, Саша! Ты еще не выслушал до конца. Это мой первый гениальный план!

Друг нервно переставляет кружку с одного места на другое:

– Прости, Ви, я не смогу врать твоим родителям. Мне с ними работать.

Я скрещиваю руки на груди и надеваю гримасу обиды:

– А я? А обо мне вообще кто-нибудь думает? Запихнули в какую-то тухлую школу в каком-то лесу и рады, что трудятся на благо человечества. А я, можно подумать, не человек вовсе.

– Ви, ну ты чего. Конечно, человек. Даже не думай так… Просто представь, сколько документов придется сфальсифицировать…

– Oh, fiddlesticks[2]! Пара справок. Никто не будет ничего проверять, это же какой-то Калининград, не столица! Я уже все разузнала об этой школе.