— Куда?
— Домой.
— Ах, домой. А разве это так сложно? Сядьте вечером в поезд, в мягкий вагон…
— Будет вам притворяться, полковник, — вдруг сказал майор по-немецки. — Вы прекрасно играете свою роль, но я-то ведь знаю, кто вы. Вы такой же советский полковник, как я советский майор. Вам повезло, вы сумели высоко забраться. И у вас такой добропорядочный, с советской точки зрения, вид. Этот честный взгляд, усы, как у старого воина. Вы молодец, честное слово, молодец. Я знаю, в каком отделе вы у них работаете, и, честное слово, я даже сомневался в вас некоторое время. Но эта трубка… она не оставляет никаких сомнений. Эта трубка может принадлежать только одному человеку. — он встал. — Итак, — сказал он повелительным тоном, — не позже, чем завтра, вы организуете всё для моего отбытия. Я больше не могу здесь оставаться. Катер будет крейсировать неподалёку от берегов.
— Вы это точно знаете? — спросил по-немецки полковник.
— Я имею совершенно точные сведения.
— И вы убеждены, что я буду отправлять вас именно отсюда?
— А это откуда вам будет удобнее. Но я больше не могу оставаться в этой стране. Завтра ночью я должен быть на катере.
— Вы на нём будете. Но само собой разумеется, из этого шумного, как базар, порта не выберешься незамеченным. Вы уверены, что за вами никто не следит?
— Убеждён. Разве могут возникнуть какие-либо сомнения в подлинности того лица, за которое я себя выдаю?
— Возможно, что нет. Итак, я должен отправить вас одного или…
— Нет. Двоих.
— Кто второй?
— Это просто один икс. Его фамилия вас не должна интересовать.
— Отлично. Вы постараетесь завтра же быть в Сухуми.
— В Сухуми?
— Да. Вы знаете Сухуми?
— Отлично.
— В десять часов вечера возле Синопа, у крепостной стены, вас будет ждать быстроходный катер. Могу я всё же узнать вашу фамилию?
— Зачем? У меня много фамилий.
— Я не встречал вас никогда раньше.
— И я вас тоже. Но это ничего, мы ещё встретимся с вами у нас дома. Называйте меня майором Шранке.
— Отлично, майор Шранке. Приятного пути.
— Да. Ещё одно дело. Тут с вами живёт одна девочка. Она опасна. Вы её уничтожите.
— Постараюсь.
Когда Шранке захлопнул за собой калитку, какая-то толстая фигура вышла из соседних ворот и пошла за ним следом.
«А вот и второй, — решил полковник, провожавший Шранке до калитки. — Так называемый Икс».
Он вошёл в дом и закрыл дверь.
Через пять минут щёлкнул ключ, и полковник вошёл в комнату Марины.
— Мариночка, мы едем в Сухуми. Это совершенно необходимо. С нами поедут Боря и Дик. Собирайся. Я пойду в отдел, а за тобой зайдёт один человек. Через час мы едем.
— Дядя Коля! — закричала Марина. — Дядя Коля, объясните мне…
— Потом, потом, детка. Я очень тороплюсь… — и он ушёл.
Пёс смотрел Марине прямо в глаза умными карими глазами. Никого не было в доме, они были одни.
Вдруг резко зазвонил звонок.
Марина замерла. Дик залаял.
Звонок прозвонил ещё раз, настойчивее и громче. Марина стояла, не шевелясь.
Тогда звонок стал звонить непрерывно. Марина подошла к двери и отперла её. На крыльце стоял Боря, а рядом с ним капитан Пётр Сергеевич.
— Пётр Сергеевич! — воскликнула Марина, бросаясь к нему.
— Здравствуй, Маринка, — сказал Пётр Сергеевич. — Ты уже собралась?
— Куда?
— В Сухуми! Разве ты не знаешь, что мы едем в Сухуми?
— Но вы знаете, что…
— Всё знаю, Мариночка. И мы с Николаем Васильевичем всё тебе потом объясним. А сейчас — едем…
И дверь белого домика захлопнулась за Мариной и Диком.
Глава одиннадцатая, в которой главным действующим лицом оказывается серая лайка Дик
Они поселились в гостинице «Абхазия». С балкона были видны приморский бульвар, пляж с купальщиками, длинная пристань водной станции «Динамо» и гладкая, как стекло, набережная, по которой с воем пролетали автомобили. Над морем кружили чайки. Пётр Сергеевич куда-то ушёл, приказав ребятам никуда не отлучаться из номера. Они ему могут понадобиться в любую минуту. И ребята молча сидели на балконе. Из раскрытого окна под ними доносились звуки рояля. Там жил флотский композитор, сочинявший оперу. Солнце садилось за морем, огромный багровый шар.
— Смотри-ка… Шалико… — вдруг сказал Боря.
Внизу по панели шёл их знакомый толстый фруктовщик. Как он очутился здесь, в Сухуми? Он поглядывал на окна. Ребята прижались к стене: они не хотели, чтобы он их заметил. Он повернул за угол и исчез. Совсем стемнело, а Пётр Сергеевич всё не приходил. В номере не было света. Ложиться спать ребята не решались. Дик принялся скулить.
— Что ты, Дик? Что с тобой?
Пёс продолжал скулить, тычась в маринины колени…
* * *
Да, всё было подготовлено вовремя — и катер возле Синопа, и рослые матросы, спрятавшиеся за толстыми стволами эвкалиптов… Пётр Сергеевич посмотрел на светящийся циферблат часов. Десять! Ровно десять, а никто не приходит. Но вот послышались лёгкие шаги. Человек шёл от шоссе к морю. Его нельзя спугнуть, пусть придёт на катер. Один идёт, но где же второй? Человек подходит всё ближе и ближе. Вот он уже на пляже. Темно, совсем темно. Он покашливает, мигает фонарик. С катера мигает фонарик в ответ. Кто-то тихо спрашивает:
— Кто идёт?
— «Собака полковника», — глухо отвечает человек.
— Входите на борт.
Не успевает человек взойти на борт, как на него наваливается несколько матросов. Он отчаянно отбивается, ему вяжут руки.
— Поторопились, чорт вас возьми! — всердцах ругается Пётр Сергеевич.
Он бежит на катер и освещает фонариком лицо пойманного. Это старик с седою бородкою, в очках, в сбитой набок шляпе.
Приходят матросы, сторожившие в тени эвкалиптов. Они показывают клочок материи.
— Ушёл! — говорят они. — Услышал шум — и ушёл. А это оставил он на колючей проволоке…
— Отваливай, — говорит Пётр Сергеевич. — Курс на городскую пристань…
* * *
Через полчаса в ярко освещённой комнате допрашивают ботаника. Старик возмущается, сердится, говорит, что он заслуженный деятель, научный работник, ботаник, выращивает цитрусы, его знают в Москве, он будет жаловаться.
Документы у него в полном порядке.
И обыск не обнаруживает ничего предосудительного. Старик возмущается искренно, на глазах у него выступают слёзы, он протирает платком запотевшие очки.
— Зачем вы очутились возле Синопа? — спрашивает Пётр Сергеевич.
— Гулял.
— Гуляли? Это, конечно, не запрещается. А что это за пароль вы произнесли: «Собака полковника»?
— Просто шутка. Какое-то воспоминание, не больше.
— Миленькое воспоминание! А почему в Батуми вы каждый день появлялись около витрины фруктового магазина?
— Любовался календарём из фруктов.
— Да? Это вас забавляло? А если я вам скажу, что вы каждый день считали число орешков? И что каждый орешек означал корабль, выходящий нынче из порта, и вы передавали эти сведения вашим подводным лодкам?
— Какие сведения? Каким моим лодкам? Чепуха!
— А почему вы выехали вчера в Сухуми?
— У меня тут дела. И я не обязан вам отдавать отчёт.
— Хорошо. Я вам скажу, какие у вас тут дела. Вчера орешки были разложены зигзагом. Это означало, что вы должны выехать в Сухуми, где вас будет ожидать катер. Не так ли?
— Я отказываюсь вас понимать.
— Зато я вас отлично понимаю. Довольно запираться. Где сведения о наших кораблях, которые вы должны были отвезти?
— Никаких у меня нет сведений. Вы меня принимаете за кого-то другого.
— Хорошо. Скажите тогда, где так называемый майор Шранке?
— Я не знаю никакого майора Шранке.
— Хорошо. Тогда хотите, я покажу вам «Собаку полковника»?
«Ботаник» молчит. Пётр Сергеевич говорит в телефонную трубку:
— Попросите полковника.
Дверь отворяется, и входит усатый полковник. У него совсем расстроенный вид.
