Так уж заведено, что родители всегда остаются в какой-то степени загадкой для детей. Часть их жизни, что была до нас, живет в их памяти, но для нас так и останется терра инкогнита[3], и нам никогда не узнать, какие они на самом деле. Да и не нужно. Главное, что они знают, какие мы.

Мы долго ехали и наконец остановились у больших ворот в высокой стене, уходящей вглубь леса, который рос вокруг. Сверху на нас смотрела белая видеокамера, а на железных воротах, выкрашенных в белый цвет, были нарисованы контуры двух игроков в гольф за секунду до удара. Над ними парила выцветшая большая ширококрылая птица, а на самом верху во всю ширину ворот было написано крупными зелеными витиеватыми буквами: «Гольф-клуб „Альбатрос“». Мерав открыла окно и протянула руку к маленькой кнопочной панели, закрепленной на столбе у обочины. Поняв, что не дотягивается, она вышла из машины, тихонько ворча, набрала код для въезда и вернулась.

– У меня никак не получается остановить машину на нужном расстоянии, – сказала она, пока створки медленно открывались, разделяя надпись на «Гольф-кл» с одной стороны и «уб „Альбатрос“» с другой. Мерав нажала на педаль, и машина тронулась вперед.

– Добро пожаловать к нам, – сказала она.

– В гольф-клуб? – спросил я.

– За газоном давно никто не следит, – ответила Мерав, – раньше еще было озеро, но оно почти пересохло. Однако все это по-прежнему выглядит как поле для гольфа. Отличная легенда для прикрытия. Огромное пространство, куда никто не заезжает, большая часть территории абсолютно плоская за исключением пары холмиков, так что можно легко заметить, если кто-то все-таки просочится внутрь, да и вообще тут довольно симпатично, хоть траву и не подстригают по всем правилам. Ты знал, что есть специальный регламент полей для гольфа: какой высоты должна быть трава и прочее? В любом случае лунки все еще разбросаны тут и там по территории. Пару лет назад я себе купила набор клюшек и попробовала поиграть немного. Это забавно.

Мы ехали по подъездной дороге, солнце садилось, по сторонам от нас простиралась зеленая трава. Не считая стены, оставшейся позади, вокруг лежала гигантская открытая территория. Вдалеке виднелись деревья, а впереди за небольшим холмом показалось центральное строение – белое, квадратное.

– Это что, все ваша территория?

– Мм, ну да, – сказала она. – Полю для гольфа не помешает солидная территория. К тому же так не слышно посторонних мыслей. Один взгляд из окна – и можешь быть спокоен, что вокруг никого, кроме че-эмов.

– Че-эмов?

– Ч. М. Это аббревиатура: читателей мыслей.

– А, ясно, – ответил я, прислонившись лбом к окну. – Вы, как я вижу, все еще ставите флажки над лужайкой.

– Да, это новые, недавно поставили, – сказала Мерав. – Так еще больше похоже на поле для гольфа, к тому же на кончике каждого флажка есть датчики. Если они засекут любой движущийся объект крупнее кошки, излучающий тепло, то зажжется лампочка на центральном диспетчерском пульте.

Наконец мы остановились около здания. Вблизи оно выглядело как старый царский дворец, который попытался примерить на себя современный вид, чтобы привлекать молодых туристов. Мерав оставила машину на краю большой круглой грунтовой парковки перед зданием. Пять ступенек вели на крыльцо, по бокам от которого росли два огромных дуба, бросая тень на стены и замышляя проникнуть в дом через жалюзи второго этажа.

– Вот и приехали, – сказала Мерав и заглушила мотор. – Давай найдем тебе комнату, что ли.

Она легко выскочила из машины и пошла к дому. Я вышел за ней, все еще привыкая к ткани новых вещей. Воздух был чистый и прохладный. Ее ноги в красных кедах быстро шагали по дорожке. Мерав была ниже меня ростом, чуть полновата, в ней будто горел маленький огонек, сгусток энергии. Ее пальцы скользнули в карманы темных джинсов. Она поднялась по лестнице в большой каменный дом, не потрудившись проверить, иду ли я следом.

Я шел за ней, смущенный, напряженный, и заново учился шевелить ногами. Мой любопытный взгляд бегал вокруг, пытаясь разглядеть и оценить все сразу. Подстриженные кусты по краям парковки, чистые оконные жалюзи, две маленькие и блестящие на солнце скульптуры собак, установленные по бокам от входной лестницы…

Мы вошли в здание. Внутри было свежо и прохладно. Я ожидал увидеть стойку ресепшена, но оказался в узком и длинном коридоре, преодолев который мы попали, видимо, в главную гостиную – большое помещение с высоким потолком. В центре лежал круглый ковер с нарисованными разнокалиберными кружками разных оттенков зеленого. Гигантские окна в восточной стене освещали пространство, в котором можно было устраивать балы; сейчас там стояла пластиковая мебель: складные столы и белые стулья, приставленные к ним под углом. В стороне, около белой стены, в которую был вмонтирован большой, неработающий камин, стояли два зеленых кресла с высокими спинками.

Наверху на широкой стене, напротив окон, выходящих на лужайку, висела большая карта территории или, точнее сказать, гольф-клуба. Разные оттенки зеленого обозначали небольшие возвышенности, а нарисованный бело-коричневый особняк символизировал, видимо, дом, в котором мы находились. Бурые тропинки рассекали карту вдоль и поперек, и десятки маленьких деревьев обрамляли зеленую территорию в форме амебы. В правом верхнем углу было написано «Альбатрос» крупными черными буквами. На карте были воткнуты флажки, обозначающие лунки, – девять флажков для девяти лунок, маленькие зубочистки с цветными треугольничками на концах, ощетинившиеся внутрь комнаты и придававшие карте трехмерность.

За окном на одном из зеленых холмов я увидел человека, удобно расположившегося на стуле и читающего газету при свете заходящего солнца. Это был пожилой мужчина, одетый на удивление элегантно, редеющие волосы тщательно уложены, очки с толстыми стеклами покоились на носу. Даже с такого расстояния и при тусклом закатном свете бросалась в глаза ослепительная белизна носков, проглядывавших из-под его брюк, когда он скрещивал ноги.

– Это профессор Шапиро? – спросил я.

Мерав бросила взгляд в окно, продолжая идти.

– Нет-нет, – ответила она. – Вообще ни разу. Если хочешь знать, это Мишель Мендель, председатель Объединения читателей мыслей. Совсем не Шапиро.

Она пересекла большую комнату и вошла в дверь в дальней стене. Я поспешил за ней, как оказалось, в кухню отнюдь не меньшего размера, в центре которой стоял серый гранитный островок. Она обогнула его, подошла к одному из шкафов и вытащила оттуда большую миску. Ее голова нырнула куда-то за островком и после непродолжительного шуршания снова вынырнула. На столешнице появилась большая коробка кукурузных хлопьев (нет ✓✓✓). Мерав, сосредоточенная, высыпала в миску остатки хлопьев и посмотрела на меня.

– Я бы сначала воды попил, – сказал я. – Не думаю, что способен что-то переваривать сейчас.

Она сузила глаза, посмотрела на миску перед собой, будто впервые ее увидела, и сказала:

– А, не, это мне. Хочешь воды – попей.

Она подошла к холодильнику, вытащила большую пачку молока и вылила его на горку хлопьев.

– Стаканы в шкафчике наверху, – добавила она, вытащила столовую ложку из бокового ящика и вернулась в большую гостиную.

Когда я вышел за ней со стаканом воды в руке, она сидела с миской на животе поперек одного из зеленых кресел, опершись спиной на один подлокотник и закинув ноги на другой, и энергично жевала хлопья.

– Где все? – спросил я.

Она пожала плечами:

– Сидят по своим комнатам, наверное. Читают, отдыхают. Может, кто-нибудь играет в комнате видеоигр на втором этаже. Я тебе потом покажу.

– Животные есть?

– Что удивительно, нет, – улыбнулась она. – У Сиван была собака, но она оставила ее в хосписе, у Аарона Иври есть золотая рыбка. Скоро приедет Михаль, у нее раньше была игуана; не знаю, как сейчас. Вот и все. Кажется, у всех моих знакомых читателей мыслей жила какая-нибудь зверушка. Но большинство приехали к нам без них.