Впоследствии уже в Аргентине он прививал детям своё отношение к природе, к прогулкам по горам, верховой езде, рыбалке. Можно предположить, что его близость к природе была защитной реакцией на сложности во взаимоотношениях с людьми, – в первую очередь с отцом, – которые сопровождали его всю жизнь. Он избегал близких отношений с людьми – они были для него объектами манипуляций. Люди для него представляли опасность, поскольку они могли спровоцировать его на проявление запертой внутри агрессии, которой он страшился. Трудно или, скорее, невозможно сказать, осознавал он это или нет. Однако, как впоследствии становится ясным, его биография – это биография одинокого человека, не имевшего близких друзей, живущего своей внутренней жизнью, которой он мог поделиться, как он писал в воспоминаниях, например, с одинокой елью:

Регулярного образования в полном объёме Эйхман не получил. До 4-го класса он учился в начальной школе в Линце, в которой незадолго до него отметился другой весьма известный персонаж немецкой истории и будущий объект его почитания и обожания – Адольф Гитлер. Учился Эйхман посредственно. В 15 лет после окончания училища поступил в государственное Высшее федеральное училище электротехники, машиностроения и строительства (Линц) и проучился в нём четыре семестра.

После того, как его отец открыл собственное дело – горнодобывающую компанию, – он прервал учёбу сына и пристроил его работать на себя. Однако бизнес отца не задался, его пришлось закрыть.

Затем вместо годичной военной службы Эйхман работал волонтёром в «Верхнеавстрийской электрической компании». Отработав два с половиной года, он устроился по протекции (близкий друг отца был генеральным директором филиала) разъездным уполномоченным компании «Vacuum-Oil» по Верхней Австрии. Ему было тогда 22 года. Эйхмана очень устраивала разъездная работа как по своему содержанию, так и по условиям, в основном связанная с пребыванием среди природы во время поездок. В этой работе он проявил себя как хороший организатор, обеспечивая строительство новых заправок и логистику нефтепродуктов.

Отсутствие успехов в учёбе и, как результат, отсутствие академического образования вызывают вопрос о противоречии формального образовательного уровня с карьерными успехами, организаторскими управленческими достижениями на зловещем поприще истребления людей. На протяжении всей службы его окружали как подчинённые, так и вышестоящие руководители с университетскими дипломами и докторскими степенями. Позволительно предположить, что Эйхман был весьма одарённым человеком. В дальнейшем он проявил способности к усвоению материала, изложению его на бумаге, публичным выступлениям. Об этом можно судить косвенно, поскольку в его карьере в СС он был высоко ценим своими руководителями и сотрудниками, многие из которых являлись образованными и высокоинтеллектуальными людьми.

В 1930 году он познакомился с бывшим офицером, который в то время служил чиновником в той же компании и ввёл его в клуб, где были врачи, актёры, бизнесмены из Линца. По-видимому, это был особенный клуб с существующими традициями. Практически сразу Эйхману дали понять, что в него закрыт вход для евреев – аналог будущих территорий, «свободных от евреев» – judenfrei.

Кроме того, он состоял в ассоциации монархистской партии, что послужило ему пропуском в «Немецко-австрийскую ассоциацию молодых солдат-фронтовиков». Почётное место в секции Верхней Австрии занимал отставной генерал-майор фон Иренвальд [von Ehrenwald], который впервые вложил в руки Эйхмана оружие. Члены ассоциации учились стрельбе в большом тире в окрестностях Линца, причём имели разрешение на стрельбу боевыми патронами. Разумеется, их политические взгляды, которые разделял и Эйхман, были националистическими.

В то время он обручился с дочерью старшего офицера полиции, дом которой находился напротив гостиницы «Märzen Cellar». В этой гостинице часто происходили собрания членов НСДАП [NSDAP]. В тогдашнем окружении Эйхмана их считали идиотами. Даже невеста Эйхмана, увидев марширующих с песнями коричневорубашечников, назвала их идиотами. В свою очередь на Эйхмана произвели впечатление порядок и дисциплина. И невеста вскоре оставила жениха из-за его восхищения этими марширующими. А интерес Эйхмана к этим «идиотам» возрастал. Вероятно, интуитивно он почувствовал близость к ним, основанную на его стремлении к организованности. Хаос вызывал у него страх, ощущение опасности. Возможно, поэтому он предпочитал Канта Шопенгауэру. Он должен был всегда наперёд знать, «что будет или кто будет». Ему было сложно войти в компанию, где находились незнакомые люди. Неизвестность пугала его. Его способности и тяга к упорядочиванию, к чёткой, регламентированной деятельности стали основой в его управленческой деятельности, которую он успешно осваивал на практике, даже не получив академическую подготовку.

По-видимому, нет ничего более важного, чем первый шаг в определении жизненного пути, в выборе своей Судьбы. Во многом именно он является определяющим в движение в некотором направлении. По сути, первый шаг, как бы он ни выражался конкретно, являет собой закладку краеугольного камня в основание жизни на долгие годы. Когда же Эйхман начал движение к своей цели, если она была у него? И действительно ли следует согласиться с Эйхманом в том, что он пришёл в национал-социализм случайно, согласившись с Эрнстом Кальтенбруннером, который привёл его в национал-социалистическую немецкую рабочую партию – НСДАП [Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei – NSDAP] и в СС [Schutzstaffel – SS – охранные отряды]. Конечно, свою роль в этом сыграл случай, но для Эйхмана это был счастливый, как впоследствии оказалось, случай, когда удачно совпали его природные побуждения к той деятельности, за которую он был проклят, и включение в структуры, которые дали ему возможность удовлетворить эти побуждения. Безусловно, для него была очень важна принадлежность к НСДАП и СС, которая работала на его амбиции, которая ввела его в круг посвящённых небожителей национал-социализма, присягнувших на верность Германии.[128] Кроме того, перспективная работа на ниве нацизма позволила Эйхману в дальнейшем облагородить, оформить идеологически многие стороны своей деятельности.

Как начинал Эйхман свой путь к виселице?[129] Возможно, с одного из собраний НСДАП в 1931 году, куда его пригласил гауляйтер Болек [Bolleck]. Дело происходило в Линце в Австрии. Эйхман запомнил, что ему сказал Эрнст Кальтенбруннер [Ernst Kaltenbrunner][130]: «Вы… Вы принадлежите нам!» По этому поводу Эйхман сказал следующее в кружке Сассена в Аргентине: «Затем он достал лист бумаги, заполнил его, и мне нужно было только подписать его. Я до сих помню, что я не задавал никаких дополнительных вопросов, а был счастлив и горд принадлежать, как и Кальтенбруннер, к СС».[131] Отец Кальтенбруннера и отец Эйхмана[132] были деловыми партнёрами в Линце, и поэтому, естественно, он и Эрнст Кальтенбруннер были хорошо знакомы. Странным кажется то, что через много лет на Нюрнбергском процессе Кальтенбруннер отрицал давние связи с Адольфом Эйхманом.