– Ольга, это тебя… из издательства.
– Валера, ответь ты: аннотацию закончила, и утром в понедельник материал будет в редакции.
Он передал слова Ольги, положил телефон и пошел обратно к окну, встал рядом и продолжил смотреть на улицу, а точнее, на собаку, что, положив мохнатую ушастую голову на лапы, одиноко, без хозяина лежала у края скамейки на остановке.
После минуты молчания он произнес:
– А интересно, как давно мы его видим, этого старца с собакой, на лавочке у остановки?..
– Думаю, прошло недели две-три или, может, месяц, как мы приметили этого старца с тростью на лавочке и собаку у его ног. Но и до этого, возможно, он давно там так просиживал, а мы его не замечали. Там ведь троллейбусная остановка, многолюдно. Хотя он всегда сидел на краю скамейки, положив обе руки на ручку трости, что держал меж коленей, и эта большая лохматая собака у ног.
И, подумав минуту, продолжая смотреть на улицу, продолжила:
– А когда приметили?.. Было тогда к вечеру, я стояла у окна и, как всегда, смотрела вниз, на остановку. И помнишь, я сказала тогда: «А странно, и собака, что лежит у ног старца, такая же старая, лохматая, обрюзгшая, как хозяин, что в обветшалых лохмотьях». Ты подошел тогда, посмотрел вниз… и сказал: «Видать, старик с собакой ждут своего троллейбуса». И я сказала: «А нет, я наблюдала. Старик с собакой пропускают троллейбусы. Но только после полудня, ближе к вечеру, он встает, за ним лениво подымается и собака, и оба идут прямо к остановке. И когда подъезжает троллейбус, я заметила – седьмой номер, он подходит к передней двери, и собака за ним, пропускают пассажиров и потом поднимаются и уезжают. А вот ближе к полудню следующего дня он опять на лавочке, и собака у ног. И все время, что сидит так часами, до вечера, неподвижно, облокотившись на ручку трости, смотрит почему-то все время в одну сторону: и я заметила… странно, в сторону нашего дома». Помню, тогда ты подошел, посмотрел вниз и сказал: «Он, видать, бомж!.. Их теперь встретишь немало в городе. И не только в нашем городе, но и по всей стране их стало бог знает сколько!..»
Они продолжали стоять у окна и смотреть вниз, на улицу, в сторону троллейбусной остановки. Через минуту молчания она произнесла:
– И что странно, Валера, я заметила, в эти два-три дня, что наблюдаю, собака, учуяв наступление сумерек, как всегда, в то же самое время, как и до этого с хозяином, встает, и, понурив голову, лениво идет к остановке троллейбуса, садится у проезжей части и ждет и, когда подъезжает седьмой номер, – не другие, только седьмой, – пропускает пассажиров… и потом последняя влезает в передние двери троллейбуса…
Они оба, Ольга и Валера, продолжили стоять у окна и смотреть вниз, на остановку. Потом она тихим голосом произнесла:
– А странно, почему она без хозяина?
Он, продолжая смотреть на лежащую у остановки собаку, задумчивым голосом произнес:
– А может, он приболел, а собака, она на такое способна, у собак есть такой рефлекс на хозяина и на ориентир: может ждать, просидев на одном и том же месте долго. Это в тех случаях, если хозяином какая-нибудь вещь оставлена, долго может сторожить… Или, привыкнув провожать хозяина на транспорт, на условном месте, как теперь на остановке, может долго ждать его появления. О таком собачьем поведении не раз писали, когда-то читал. Но теперь, когда хозяин отсутствует?.. Ты говоришь, три дня?!
– Да, сегодня третий день она там одна, – с минуту помолчав и продолжая смотреть вниз, на остановку троллейбуса, произнесла Ольга. Потом тихим голосом продолжила: – Валера, помнишь, когда приметили старца с собакой, тогда смотрели долго на него и уходили, рассуждая о его судьбе. Мы задавались вопросом: а интересно, какова его повседневность, этого седовласого, в обветшалых лохмотьях старика с собакой, что лежит у его ног, такая же старая и лохматая? Какова его судьба? Какой была его жизнь в прошлом? Кем он был в молодости, во взрослой жизни, пока не стал таким, каким он сейчас выглядит? И в рассуждениях высказывали мнения: «Похожа ли жизнь его на судьбу одного из персонажей ночлежки нищих горьковской “На дне”? Скажем, Луки, странствующего проповедника, много разглагольствовавшего с постояльцами ночлежки о духовности, или Барона, обнищалого образованного интеллигента, убежденно рассуждавшего о нравственности, или другого персонажа – Сатина, философствовавшего с такими же опустившимися на дно нищими о жизни и в беседе с обездоленными люмпенами патетически произносившего такие глубокие по смыслу слова: “Ложь – религия рабов и хозяев. Правда – бог свободного человека”, “Человек – это звучит гордо”». Да, Горький умел вкладывать в уста своих героев такие глубинные по смыслу слова.
И ты еще тогда сказал: «Или судьба этого старца схожа с жизнью одного из персонажей “Людей бездны” Джека Лондона. Известный прозаик, переодевшись в тряпье, спускался на дно лондонского Ист-Энда и так ярко, с пристрастием описал быт и нравы людей бездны – людей одиноких, беспросветной нищеты и старости. Подобной той, которую мы сейчас видим». «Да, – заключили мы потом в рассуждениях, – точно жизнь этого старца должна быть схожа с житьем одного из тех персонажей, о которых мы говорим».
И мы решили тогда вынести ему кое-что из одежды, ее у нас в гардеробе скопилось… немало, и отдать старцу. Он ведь жалко смотрелся в таких обветшалых лохмотьях! Кроме одежды и из продуктов что-то подобрать и отдать… При разговоре о нем мы еще подумали: когда спустимся, пообщаемся… и после расспросов, может, найдем нечто интересное, тогда – черкнуть… по социальной теме. А теперь старца нет, к кому?! Может, он болен и потому его нет, а он так нуждается?!
Они продолжали стоять у окна и смотреть вниз, на троллейбусную остановку. И через минуту молчания Валера произнес:
– Если старика нет и он болен, собака должна была оставаться около него. Ну, скажем, у дома хозяина, где они живут. Но что-то не так!..
– А может, он приболел, и… забрали в больницу, и собака осталась одна, без него, без хозяина. И в эти дни, когда она его не видела, подумала, что, может, он уехал куда и появится на привычном, условном месте – на остановке троллейбуса. Ты же говоришь о подобном рефлексе у собак. И теперь в ожидании его так просиживает одна у остановки… Точно, так оно и есть! Ну вот, Валера, глянь, она привстала и, понурив голову, медленно пошла к остановке… А время точно такое же – начало восьмого. А жаль ее… Интересно, что со старцем стало?! Валера, а может, если завтра собака окажется там, внизу, спустимся и проследим, куда уезжает точно в это время? Заодно прихватим кульки, куда я сложила одежду и продукты.
Она умолкла и через минуту молчания задумчивым, тихим голосом заговорила опять:
– Да, интересно!.. Давай, Валера, проследим, если, конечно, завтра, а завтра ведь суббота, мне не надо… в редакцию. Заодно прихватим кульки с одеждой и продуктами, что приготовили, и пойдем по следу собаки. А ведь интересно, где обитель их, если собака уже третий день приходит, просиживает так одна, без него, и потом уезжает?..
– Нет, – произнес Валера, – сначала кульки не возьмем с собой. Еще неизвестно, куда собака нас приведет и там ли будет старец, – сомневаюсь! Собака одна так долго не просиживала бы здесь без него. Видимо, хозяина нет в доме, и потому собака в поисках его приезжает сюда, на остановку.
Вечером следующего дня на скамейке остановки троллейбуса сидели Ольга и Валера. Прямо у их ног, положив голову на лапы, лежала большая лохматая дворняга. Она, редко-редко смыкая веки, устало смотрела меж ног прохожих. Иногда поднимала голову и задумчивым собачьим вопрошающим взглядом, навострив свисавшие уши, провожала некоторых из них. Прохожие, видя такой добродушный собачий взгляд, небоязливо проходили мимо, а некоторые присаживались на край скамейки, не обращая внимания и не тревожа лежащую близко у ног крупную дворнягу.
День начал клониться к вечеру. Собака зашевелилась, приподняла голову, потом медленно привстала, лениво оглянулась, развернулась и не спеша пошла к остановке троллейбуса, села у края тротуара.
