Впервые в жизни он не знал, что делать. Она стала плохо чувствовать себя, он видел, что утром она еле вставала с постели, жаловалась, что кружится голова и нет сил. Денис испугался. Плохие предчувствия гадко заползли в душу, слишком много в жизни он терял, и с неотвратимостью подумалось, что это его рок.

Снова стали мучить сны о войне, о том бое, после которого он вернулся домой. Он боялся засыпать, и это было правдой.

А когда в начале марта пришёл с работы и увидел Галю со Светой, стоящих над Леной и напряжённо переглядывающихся, внутри что-то лопнуло от страха и напряжения.

Тогда он понял, чего боится — потерять её, ставшую такой родной.

Они с ней не говорили о чувствах после ночи пожара и после её признаний, да он и не думал об этом, просто жил дальше. А теперь сложные, всегда злившие сентиментальные мысли стали мучить.

Но вместо того, чтобы признаться себе, что сильно, безнадёжно влюблён в Лену, Денис вдруг ожесточился, борясь со страхом за неё и непреодолимой тягой к женщине.

Когда она пришла в себя, он не выдержал: — И сколько это будет продолжаться?

Она огляделась и мутным взглядом поймала его.

— Я не знаю, — произнесла она глухо.

— Завтра идёшь к врачу, — категорично завил он. — Или тебя надо насильно туда потянуть?

— Нет, — односложно ответила она. — Я пойду.

В этот вечер они почти не разговаривали. Лена ловила на себе его пристальный взгляд, и от этого не становилось легче. Откуда ей было знать, что на самом деле он боялся.

12

Сказать, что Света впала в депрессию и печаль, было нельзя. Поначалу после последнего телефонного разговора с Юрой она много думала о нём и сожалела, что оттолкнула, но время шло, и постепенно девушка убедила себя, что этот мужчина — не её судьба. В конце концов, она хотела иметь парня — не сумасшедшего папарацци, а обеспеченного серьёзного бизнесмена, как его брат. У неё даже мелькали мысли напомнить о себе и позвонить ему, но, скорее всего, в жизни он был не одинок, а Света не хотела бы строить своё счастье с такими сложностями, как отбивание у «дам сердца» мужей или женихов.

Временами к ней приходили отчётливые и тоскливые мысли, что ей нужен Юра, и никто другой. Это было в минуты, когда она переставала сама себе лгать и цинично, хладнокровно смотрела на мир.

Но он не звонил.

Она поняла, что он забыл о ней, и что для него Золушка — ничего не значила, просто сладкое и яркое впечатление на сиденье его машины в одну из летних ночей.

После зимы Света снова расцвела и была готова к охоте. Она сменила стрижку на более короткую, устроилась работать на местном телевидении, и чувствовала себя вполне успешной и пользующейся вниманием молодых и интересных мужчин; как однажды апрельским прохладным вечером всё это снова полетело к чёрту.

Она встречалась с Ромой Степановым, молодым и энергичным, прямо неутомимым молодым мужчиной, полным творческих идей. Он был сценарист и режиссёр, звал её в Москву, потому что сам работал и жил там, будучи из этих мест.

Их связь была недолгой, больше походила на курортный роман — эмоциональный, скомканный спешкой и слишком глянцевыми чувствами, наигранными, как у актёров второго плана.

Они бывали в дорогих ресторанах, на самых модных и шумных тусовках города. Света с удовольствием и жаждой знакомилась с новыми интересными и странными людьми, и ничему не удивлялась. Лишь один раз ей пришлось пережить неприятный момент, когда ей спокойно и как будто невзначай предложили кокаин, а она отказалась. Конечно, девушка тут же почувствовала, что её не поняли. Рома сам баловался им и со смехом говорил, что творчество тогда от него убежит.

В тот апрельский вечер Света ужинала вместе с Ромой и большой шумной компанией богемы в ресторане «Аметист» на Большой Садовой. Весь зал был снят только для актёров театра и кино, потому что вечер посвящён шумной премьере арт-хауса «За гроши», снятой другом Ромы — Русланом Стиковским.

Посреди вечеринки, переполненной шампанским, смехом, смелыми шутками и такими же смелыми объятиями мужчин во время танцев, Света почувствовала, что абсолютно пьяна.

Она весело оглядела широкий зал с высоким готическим потолком, стрельчатыми окнами с разноцветными стёклами, исключительно сиреневыми скатертями на столиках и приглушённым светом небольших ламп, делающих гостей какими-то хорошо освещёнными заговорщиками.

От этих мыслей девушка рассмеялась. Вокруг всё было неприлично дорого, красиво и с большим вкусом.

Её потянул танцевать уже в который раз Станислав Родный, друг Ромы, весь вечер пожиравший её голодным взглядом.

Света со смехом отбилась от него и пошла к курилке, как вдруг её поймала за запястье чья-то тёплая ладонь.

Она опустила голову вниз, удивлённо подняв брови и усмехнулась, ожидая увидеть Родного, но тут же онемела. Перед ней стоял Юра, с невесёлой улыбкой глядя прямо в глаза.

— А! — пьяно воскликнула она, похлопав рукой по его плечу в чёрной футболке. — Николай! Извините, это вы? Как ваш брат?

Он придвинул своё лицо близко к её уху и прокричал: — Давай выйдем, здесь шумно.

Она энергично кивнула, и поразительно ровным шагом прошла к выходу на высоченных каблуках.

За дверью ресторана толпились всё те же люди творческих профессий, все были навеселе, и многие из мужчин оценивали красивую девушку в коротком золотистом платье из шёлка, льнущего к её телу, как вторая кожа.

— Отлично выглядишь, — сказал мужчина, откровенно оглядывая Свету и не выпуская её ладони из руки.

— Спасибо, — напряжённо ответила девушка, в свою очередь пытаясь сконцентрировать взгляд на нём.

И тут ей подумалось, что одет Николай более чем демократично — в светло-голубые джинсы и чёрную футболку с мрачной птицей — вороном поперёк груди и надписью «Nevermore» внизу. Цитата из Алана По была как раз в тему, учитывая сегодняшний презентуемый фильм, но в последний раз она видела брата Юры в чёрном строгом костюме и ощущение сложилось такое, что он в нём и спит.

— Веселишься? — спросил он.

— Ага, — слишком сильно кивнула девушка и пошатнулась. — А вы?

— Я знал, что найду тебя здесь. Поехали со мной?

— Куда? — удивилась Света, а он уже тянул её, совершенно раздетую, вниз по тротуару.

Только сейчас она почувствовала, что на улице слишком холодно, и по спине поползи мурашки.

— Зачем? — отозвалась она, когда он быстро и насильно подсадил её в какой-то огромный пикап. — Николай, вы не понимаете, я не хочу ехать с вами.

— Я знаю, — кивнул он, садясь рядом на водительское место и добавил, — потому что я не Николай.

Света замерла, по-новому взглянув на мужчину.

Он улыбнулся, и в желтоватом свете ярких фонарей Садовой блеснули его зубы.

— Я долго ждал этого момента, — откровенно, с чувством произнёс он.

— Какого? — еле слышно спросила Света.

— Украсть Золушку с бала.

Сумерки постепенно густели, и казалось, что ты попадал в сиреневую дымку, где совсем не было видно на расстоянии вытянутой руки, только загоравшиеся фонари рассеивали эту иллюзию.

Галя возвращалась из Публичной библиотеки по Пушкинской, оживлённая улица сейчас казалась погружённой в сырое марево огней фонарей и машин.

Девушка смотрела себе под ноги, думая, как ни странно, совсем не о себе. Она была озабочена своей подругой — Леной.

Молодая женщина в марте узнала, что ждёт ребёнка, но вместо радости испытала шок, а теперь её поглощал страх, потому что Денис вряд ли захотел бы даже говорить об этом. Лена не знала, что ей делать и как жить дальше. Она лгала ему, оттягивая момент правды, и Гале было её искренне жаль, потому что тоже была уверена — Денис не захочет такой ответственности, как ребёнок.

Несмотря на то, что в последнее время он посерьёзнел, всё это как будто было зыбко и не по-настоящему. Галя считала, что Денису нужно сказать и попросить хотя бы материальной помощи, ведь Лена, потеряв Лёшу, никогда не пойдёт на то, чтобы избавиться от ребёнка.