Камердинер затворил окно, они с полковником повесили картину, и полковник сказал:

— Конечно, Вики, мы стреляли в твоем возрасте, но только в Студенческом союзе, организованно. Учились стрельбе в специально отведенных для этого местах. Но в комнате, да еще без глушителя… Хорошо еще, что здесь, перед виллой, не ходят патрули — что, если они бы услышали?

Камердинер, рассматривавший в этот момент пулю и гильзу, подумал: “Бедный мальчик, после вчерашнего ему требовалась разрядка — не удивляюсь, что он стал стрелять…”

Вики попытался объяснить:

— Сам не знаю, как получилось, у меня болела голова, усталость какая-то…

Все вышли из оружейной комнаты; Бетти вынесла молоток, клещи и миску с водой, кисть и краску — она тоже успокоилась. Камердинер унес пулю и гильзу. Он, как всегда, шел и не шел, передвигался, вроде бы даже не шевелясь. А полковник Зайбт, жизнерадостный, как всегда, пожелал все же утешить Вики.

— Старайся не думать, до летних каникул еще далеко, — сказал он, задержавшись у фальшивой античной колонны, — многое может измениться. Отец перегружен работой, полагаю, его беспокоит ход последнего дела, неудивительно, что он так придирчив и дома. — Полковник рассмеялся: — Потерпи, Вики, каша заварена круто, но расхлебать ее можно. Эта житейская мудрость относится и к твоему отцу, и ко многому прочему в жизни…

Усталость у Вики как рукой сняло, голова тоже не болела, тоска бесследно улетучилась. Словно какая-то тяжесть свалилась.

Вики вернулся к себе, сел на тахту и посмотрел на свои золотые часы.

“Скоро Пирэ вернутся, уже четыре часа, вечером они будут тут. Интересно, что скажет Барри, когда я ему завтра утром расскажу, что я тут натворил?..”

Вики опрокинулся на спину и с блуждающей на губах улыбкой стал смотреть в потолок.

Кафе “Бристоль” находилось недалеко от моста Эгидия Зайбта и отличалось некоторыми достоинствами. Кафе было небольшим, и посетители не чувствовали себя потерянными, как на вокзале, но и не чересчур маленьким — столы не теснились один к одному, так что не надо было разговаривать вполголоса. Обслуживали две пожилые официантки и один молодой человек, старший официант, по-видимому, хозяйский сын, он и получал деньги. Подавали быстро и четко. Уют, занавешенные окна, выходящие на главную улицу, деревянные панели, много зеркал.

Вики пришел в девять утра. В белом плаще, светлых вельветовых брюках, голубом свитере, на шее шарф — Гретин подарок. Вики повесил плащ и шапку на круглую деревянную вешалку и огляделся. Людей мало. Во-первых, ранний час, во-вторых, через два дня Рождество, все в хлопотах. Вики сел у окна и заказал чай. Чувствовал он себя хорошо. Ни усталости, ни головной боли, ни мрачных мыслей. Но какое-то напряжение все же оставалось. Никогда он не ждал Барри с таким нетерпением. Принесли чай, и сразу же пришел Барри — в черных вельветовых брюках с широким желтым ремнем и в белом свитере. На длинных волосах таяли снежинки, на губах — очень его красящая легкая улыбка. Барри уселся напротив и с подчеркнуто-шутовской озабоченностью впился взглядом в его ясные серые глаза, словно старался проникнуть в его мысли, даже самые мимолетные.

— Рад видеть тебя. Что еще случилось? Стоит исчезнуть на полдня, как у тебя новый сюрприз. Я кофе закажу.

— Он ворвался, как тюремщик, — начал Вики и залпом выложил все события знаменательной ночи. — А вчера я весь день провел дома, он с утра был на службе. Полдня читал в его кабинете все материалы об убийствах, а потом состоялся интересный разговор с камердинером… — Вики рассказал все, что услышал от камердинера. — А после обеда… — Вики рассмеялся, и Барри отметил про себя, что в таком замечательном настроении он еще не видел своего друга. — После обеда я взял пистолет, зарядил и разок пальнул из него… — Немного помолчав, он подробно описал, что было дальше. — Знаешь… — Он взял у Барри сигарету и прикурил. — Оказывается, стрелять не так уж трудно… И выстрел не очень громкий, хоть и без глушителя. Только, когда стреляешь, отдает в руку, так что надо держать ее покрепче и вытянуть вперед.

Официантка принесла кофе. В это время вошли две дамы.

Когда в полупустое кафе, да еще утром, входят женщины, все взоры устремляются на них. Посмотрели и Вики с Барри, дамы в ответ посмотрели на них. Красивые, элегантно одетые юноши бросались в глаза. Дамы были искусно подкрашены и походили на оперных певиц. Они тоже сели у окна. Одна распахнула каракулевую шубку, на шее тускло блеснул жемчуг, другая бросила свою шубу на спинку стула. Они заказали кофе и стали живо что-то обсуждать.

— А я стрелял только из духового ружья и из лука, — отозвался Барри, — мы и на охоту не ходим, отец не любит. О чем ты думал, когда стрелял? О ковбоях?

— Ну что ты! Совсем нет: я думал, что настиг убийцу. И стреляю ему в ногу, чтобы не убежал. А что скажешь о камердинере и Зайбте?..

— Мудрые люди, — с улыбкой бросил Барри. — Любую кашу можно расхлебать… Не так все страшно, и не всем запретам нужно подчиняться… Самое интересное, что отец ревнует тебя ко мне. И запретил поездку из-за меня.

— Это, конечно, теория камердинера, — заметил Вики, — но, может, он и прав.

— Скорей всего. Но ты не бери в голову. И что за ерунда — неужели я не могу просто так подарить, а ты просто так принять подарок? — Барри засмеялся.

За ним засмеялся и Вики. Он всегда в обществе Барри чувствовал себя удивительно хорошо, так чувствует себя человек рядом с любимым другом — верной защитой и опорой. Они одновременно и как-то согласно поглядели на соседок — те, склонившись друг к дружке, обсуждали какую-то знакомую.

— Значит, ты все-таки надеешься найти убийцу? — с какой-то неуверенностью и озабоченностью спросил Барри.

— Надеюсь, — ответил Вики и потушил сигарету. — Если бы удалось… да это был бы самый большой успех, на который можно рассчитывать в мои годы… Этим я отплачу ему за все, что пришлось вытерпеть в его доме Марту и мне. Я даже представить себе не могу, что бы с ним тогда творилось… Знаешь… — Вики наклонился к Барри и понизил голос: — Вчера мне пришло в голову… Он говорил, что уйдет в отставку, если случится третье убийство и преступник скроется. Но если преступника найду я, он все равно захочет уйти. Тут-то и наступит самый подходящий момент, чтобы объявить ему: “Мы с Барри уезжаем в Турцию, а когда вернемся, я перееду”. — Вики говорил с энтузиазмом, лицо его сияло.

Барри отпил кофе и спросил:

— Как тебе помочь? Я в этом заинтересован не меньше тебя. Что я могу сделать?

— Надо пройтись по пивным и винным погребкам, а еще навестить одного человека, у которого два дня снимал комнату некий Анатоль Брикциус. — И Вики выложил все, что узнал из протоколов о Себетани и Анатоле Брикциусе. — Это единственный след, и я решил заняться им уже сейчас, до начала Рождества. Да, не забыть бы — наш класс. В баре я не успел сказать тебе, что весь наш класс заинтересовался моими поисками преступника. Кроме Рихтера — тот больше расспрашивает, будешь ли ты на праздники дома или в горах, зато уж Гофман, который сидит за мной! Он и предложил походить по пивным. Но я лучше подожду, пока вы вернетесь, и мы пойдем с тобой в какое-нибудь такое место. А как ваша поездка?

— В горах много снега, стоит выехать за город — все в сугробах, снега больше, чем позавчера, когда мы ездили за елкой. Автострады чистят. У нас три комнаты на одной курортной вилле с 25 декабря по 2 января. Я вел машину в оба конца, отец отдыхал. А почему бы тебе не поехать с нами? — Оба засмеялись, а Барри сказал: — Да, смешно и подумать об этом после всего того, что он тебе вчера устроил из-за бара, но найдешь ты преступника или нет, после школы все равно уйдешь, как брат. Тебе некуда ехать, не на киностудию же — просто переедешь к нам. А пока… представляю, что за праздник ждет тебя дома!

— Ужас! Весь вечер торчать за столом с ним, слушать бесконечные разговоры о криминалистике, преступности, уголовном кодексе. Я наперед знаю, что кто скажет, говорить все горазды, это тебе не поймать преступника! Еще хорошо, что приглашены Ваня и Зайбт, генеральша тоже придет, а вот Растера не будет, и очень жаль. Как же он ненавидит Растера, страшно подумать…