День рождения режиссера праздновали все, от уборщика нашего павильона до последней любовницы именинника. Время бежало, и незаметно мои друзья разбрелись по домам, забыв о моем существовании. Я искала кого-то, кто согласился бы проводить меня, и увидела знакомое лицо. Это и был Фокс.

– Ты чего еще здесь? Все почти разошлись.

– Жду, когда можно будет поговорить с продюсером насчет роли. Мне хочется…

– Э… Стой-стой, давай не о работе. Я поняла. Ты опять трудоголишь. Хоть сейчас можешь просто расслабиться?

Он хмуро улыбнулся. Я заметила, что он подливает себе в бокал не вино, а вишневый сок.

– На самом деле, мне просто не хочется домой, вот я и остался. Здесь веселее. Я поэтому люблю, когда нас задерживают, Лиза. Если бы моя семья была со мной, черта с два я сидел бы тут. Тоже весело проводили бы время.

Что-то вроде этого, и мне стало его жалко. Боже мой, мне стало его так жалко, что я предложила поехать вместе к нему домой. Надо же хоть кому-то его, бедняжку, поддержать. Словом, все случилось быстро. Алекс тогда трезвым взглядом оценил степень моего пьянства и дал руку. Мы уехали. Думаю, он забеспокоился о том, доберусь ли до своего дома, и, поняв, что доберусь только теоретически, не стал противиться моему предложению поехать к нему. Заодно, видимо, решил убить тоску по родным.

Вальяжно зайдя в его дом, я первым делом ринулась к красиво оформленному бару. Взяла бутылку вина, нашла в ящике стола штопор, открыла, налила и пила почти залпом, изредка кивая в ответ на какие-то вопросы Алекса. Он отобрал у меня бокал, сказав, что на сегодня мне точно хватит, а я обняла его и поцеловала в губы. Застыв от неожиданности, Фокс вытер их рукой и попросил больше так не делать. Что-то буркнул и про постель, ожидающую меня на втором этаже. Я попросила в таком случае проводить до спальни, и он повел. Дальше мне стыдно вспоминать, стыдно рассказывать кому-то или даже просто думать об этом. Сославшись на сильную усталость, я взмолилась, чтобы Алекс помог снять одежду. Тяжело вздохнув, он согласился.

Когда с меня снялись джинсы, носки и рубашка, он достал одеяло, дал мне, а я схватила его за руку и потянула к себе. Не сумев устоять, Алекс упал на меня, и мои ноги обвили его. Я ощутила жар, огонь желания, и нужно было этот огонь потушить. Горячее дыхание донесло фразу: «Отпусти меня, пожалуйста, Лиза, или я за себя не в ответе», но это мне и было нужно – животная страсть. Я действительно просила не останавливаться, быть резче, однако Алекс осторожничал, медлил. Меня это не устроило, я опрокинула его на спину, ощутив, наконец, долгожданное превосходство. Он закатил глаза, из раскрытых губ вырвался стон, а потом он забеспокоился. «Остановись!» – взмолил мой черноволосый Фокс, но я ударила его по щеке, прошипев: «Отвали!» Сразу после этого он притих, спрятав взгляд и слегка покраснев. Я продолжила получать удовольствие, но через пару секунд поняла, что мой партнер его уже получил. «Ну вот», – разочарованно протянула я, ложась рядом с провинившимся. Кажется, сразу после этого я заснула почти мертвым сном. А наутро хотела отгрызть себе руку.

И кто виноват, мисс Элизабет?

Алекс вернулся через два часа, без опоздания, и не один, а, как обещал, привез врача. Мне предстояла консультация на тему беременности, здорового образа жизни и перемен в моей судьбе. Врач осмотрел мой живот, пощупал грудь. Под конец беседы он вынес вердикт: «You bear a child»,– будто без него я не в курсе и никогда бы не догадалась. Записав что-то в свой блокнот, он удалился. Я слышала, как он кричал на Алекса и как тот покорно поддакивал в ответ. Крики стихли, и Алекс навестил меня. Он вернулся другой. Расстроенный, подавленный, грубый. Его песочного цвета глаза выражали скорбь.

– Ты беременна, – выпалил он, – и ты права, Лиза. Мы не сможем ужиться вместе. Не стоит и пытаться! Я не хочу каждый день чувствовать ненависть к себе, ненависть к моему ребенку, если он будет похож на меня, если он вообще родится. Я поспешил с выводом. Мне очень жаль, я действительно виноват перед тобой. Можно исправить ошибку. Сейчас еще не поздно, доктор предлагает нам помощь. Я прошу тебя согласиться.

– Ты что, уговариваешь меня сделать аборт?

– Доктор сказал, что это не опасно, он профессионал. Никакого побочного эффекта, и все сразу встанет на свои места. Я даже уйду из сериала, ты же так хочешь этого, вы все хотите. Мы действительно забудем этот инцидент и не подойдем друг к другу ближе, чем на километр.

– Мой ребенок – не инцидент, Алекс. Если ты отказываешься от него – будь по-твоему. Я не боюсь воспитывать одна.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь! Не будь дурой, Элизабет. Это плохая затея.

– Поверить тебе в то, что ты будешь оберегать – вот плохая затея. Прощай, Алекс Фокс!

На этот раз я действительно ушла, зная прекрасно, что сигналить за спиной никто не станет.

Я вычеркнула Фокса из своей жизни. Не было, не помню, не знаю. Мне уже двадцать лет, я вольна поступать так, как захочу, я молода и красива, свободна и я жду ребенка. А от кого – не ваше собачье дело. Он только мой.

Решив, что это правильные мысли, я зажила почти прежней жизнью, внеся в нее небольшие коррективы – больше никаких «антистрессовых» сигарет, алкогольных напитков и килограмма косметики. Побольше прогулок на свежем воздухе, более частые походы в туалет – нельзя терпеть. Живот еще не увеличился, но грудь явно надулась на один размер, сделав из моего второго полноценный третий.

Друзья по сериалу вспомнили о моем существовании спустя неделю. Первым позвонил и предложил встретиться Корольков. Я согласилась. Остальные же стучались в скайпе, но я прикрылась статусом «невидимка».

– Неважно выглядишь, систер, – заметил Ваня «с порога», сумев испортить мне настроение. Я знала без него, что если краситься каждый день в течение лет семи, а потом резко перестать – видок будет еще тот, но этот гад, ощущая себя моим полноценным братом, решил сказать горькую правду. – Может, я чем смогу помочь?

– Уже нет, Вань, – и я поделилась с ним новостью. С сияющим видом он принялся меня поздравлять.

– Ну же, не тяни. Говори, кто счастливчик!

– Не важно. Мы больше не вместе, – и я разрыдалась. Улыбка Королькова исчезла сразу. Он положил руку мне на плечо и стал поглаживать.

– Лизка, ты дура, если собралась рожать. А как же твоя карьера? И учеба коту под хвост. О таких, как мы, если не мелькать на экране, через пару лет и не вспомнит никто, а ты…

– Сейчас мне все равно. Я хочу уехать куда-нибудь, спрятаться на краю света, а там будь что будет. Наверное, так и сделаю. Мне очень тяжело, Вань.

– Почему бы тебе не заставить этого оплодотворителя жениться на тебе? Он что, не признает отцовство? Хочешь, я с ним поговорю?

– Не надо. Я сама от него ушла, – я опустила ресницы, давя желание зареветь. – Он предложил мне избавиться от ребенка.

Черствый импортный сухарь! Нет, реветь я не стану. Буду сильной, выносливой… Сама стану оберегать моего малыша, частичку меня и, наверное, частичку Алекса Фокса.

То ли от слишком соленого ужина, то ли еще от чего, мне стало не по себе. В висках застучало, а живот скрутил острый спазм. Я села, согнувшись пополам.

– Господи, что с тобой? Так всегда при беременности?

– Не знаю.

– Поехали-ка домой…

Я поднялась со стула и, облокотившись на Королькова, побрела к его машине. В начале съемок мы пробовали встречаться и жить вместе, но потом поняли – одинаковые личности могут только дружить, а притягиваются лишь противоположности, и это несмотря на то, что внешне Иван Корольков похож на Антонио Бандераса в молодости. Брат спокойно запихал меня на пассажирское сиденье, пристегнул ремень безопасности и, поцеловав в щеку, со скоростью сонной мухи довез до моей квартиры.

– Хочешь, посижу с тобой?

– Не стоит. Мне сейчас лучше полежать в одиночестве, – я закашлялась, делая как можно более уставший и болезненный вид.