Поэтому на третий день прибывший Айк и остальная часть R7 пришли со своими инструментами. Через несколько часов к ним присоединились остальные ребята. За две минуты они распределили между собой работу и кто-то завис на стене здания, подвешенный страховочными ремнями, кто-то торчал в проёме окон, выбивая рамы, а кто-то собирал мусор и разбросанные гильзы, которые уже повадились подбирать местные мальчишки.

И всё это со смехом, с такими пошлыми и грубыми шутками, что даже уже повидавшие жизнь и смерть в больничных стенах прожжённые медсестры отчаянно краснели, когда проходили мимо.

Для самих ребят такая работа стала отдушиной. Осознание того, что ты можешь быть полезен не только где-то там, на невидимом фронте, о котором не имеешь права рассказывать даже близким, а вот здесь, в реальной мирной жизни, разливалось по душе, как бальзам.

И причина была в Эве: она отдала своё сердце, чтобы раскрывались сердца других.

Прораб, видя такую истовую любовь к труду, представил свои утекающие денюжки, наорал на подчинённых, с которыми сам недавно курил, и отправил их работать.

Так план, рассчитанный на неполный месяц, был выполнен за неделю. Ребята из разных команд сдружились, медсёстры, подкармливающие вечно голодных мужиков, стали родными, и даже рабочие стали смотреть на них с уважением.

Мир был в самом расцвете. Звенел, зеленел, жарил, дышал полной грудью, дарил надежду на светлое будущее и стирал ужасы прошлого.

Именно в такой день Эву перевели в обычное отделение на третьем этаже.

Когда открылась дверь ОРИТ и каталка поехала на выход, Эва выкинула руку, притормаживая о косяк. И большими глазами на побледневшем лице смотрела на происходящее в коридоре.

Слов не было.

Ребята расстарались.

На обычную гражданскую одежду сверху они нацепили одноразовые халаты, маски и шапочки. Каждый перед этим прошёл проверку на носительство всякой заразы и те, кто получил сомнительный результат, был с шуточками и приколами выпнут за пределы отделения. Так что сейчас перед девушкой в две шеренги по стеночкам выстроились самые «чистые».

— Вы что делаете? — еле слышно прошептала Эва.

— Здравия желаем, Эва Гросс! — пробасил Яркий и его призыв тут же подхватило около двадцати здоровых глоток.

— Ура! Ура-а!! УРА-А-А!!! — стены вздрогнули, стекла задрожали, медсестры глупо захихикали и толкнули каталку дальше.

— Придурки, — Эва закрылась одеялом по самые глаза и отчаянно краснела.

Каждый что-нибудь желал.

— Давай, выздоравливай!

— Держись, Эвка!

— Не хандри там…

Эва понимала, что они были искренними в своём намерении поддержать, но злилась всё больше на каждую новую фразу. Она мало того, что ужасно себя чувствовала: саднило горло от трубки ИВЛ, болело место разреза и всё тело в целом, собственная слабость изматывала и была такой, что, вспоминая себя в прошлом, девушке хотелось рыдать. Так ещё у неё была грязная голова, а из самых разных мест торчала куча трубочек. Столько лет скрывать свою слабость, и вот так, в один момент, предстать перед всеми в своём самом худшем состоянии. Для Эвы это было слишком.

Завернув в палату девушка едва удержала слёзы. Здесь всё было заставлено цветами, огромными букетами, корзинами. Нежный и тонкий аромат роз вперемешку с приторно-сладким ароматом лилий чувствовался до тошноты интенсивно.

Вот только это были не слёзы счастья, радости или умиления. Если бы у Эвы была возможность — она бы сбежала. Но ощущение беспомощности сжимало её в одну точку.

Посередине комнаты стояло двое мужчин. Крепких, хорошо сложенных, сильных. Один повыше, другой чуть пониже. Один светлый и голубоглазый, другой темноволосый с кажущимися чёрными глазами. Один улыбчивый и открытый, другой суровый и закрытый. Два человека, за такое короткое время ставшие ей лучшим другом и …э…очень близким.

— Привет, сестрёнка, — Данила встал с кровати, заполнив и без того тесную комнату.

— Привет, — процедила Эва, опуская глаза.

«Уходите! Уходите! Уходите!» — кричала про себя, сжимая в кулачки покрывало.

— Это всё тебе, представляешь, — добродушно улыбнулся и развёл руками брат, охватывая рукой комнату.

Девушка бросила на него полный негодования взгляд: ей, может и сделали тяжёлую операцию, и сердце у неё теперь новое, но дурой-то она от этого не стала!

Данила немного опешил от такого и уныло опустил руки. Эву кольнуло острое чувство вины.

— Прости.

34.

Арий и Сокол внимательно следили за девушкой. Они замечали и ее ладони, комкающие покрывало, и взгляд, который она постоянно отводила, и нервно поджатые губы, и сведённые к переносице брови, и тон, с которым она бросила эти несколько фраз. А еще они разговаривали с доктором из ОРИТ, с некоторыми опытными медсёстрами. Из всего услышанного и увиденного складывался невесёлый вывод: Эва переживала послеоперационную депрессию.

— Мы вас оставим на время, — Сокол подтолкнул к выходу ничего не понимающего Данилу и закрыл за собой дверь.

В палате повисло напряжённое молчание.

"Было бы здорово, если бы ты тоже ушёл", — думала Эва. Тогда она смогла бы спокойно выдохнуть и немного расслабиться. Но Арий всё ещё стоял напротив и, наверняка, своим пристальным взглядом подмечал все её несовершенства.

— Эва, — девушка вздрогнула, когда её холодных ладоней коснулись тёплые мужские руки. Арий присел на корточки напротив, — о чём ты думаешь?

— Чтобы ты свалил отсюда, — зло выпалила девушка, честно признаваясь в своих мыслях и изо всех сил стараясь сдержать подступающие слёзы.

— Но ведь ты этого не хочешь, — ответил Арий после недолгого раздумья и взгляда глаза в глаза.

— Хочу!

Каким бы выдержанным Зем не казался внешне, внутри он был растерян. Этот разговор давался ему так же непросто.

— Болит? — взглядом показал на грудь.

— Нет! — прошипела девушка, у которой от возмущения высохли все слёзы.

Арий встал и подошёл к окну. Эту встречу он представлял себе несколько по-другому.

— Она столько лет справлялась со всем сама. Не думаю, что будет просто, — философствовал Сокол на кухне съёмной квартиры, — это знаешь, как дети: в момент, когда капризничают и отталкивают, им нужно больше всего любви.

— Эва, я не мастер говорить, поэтому прости, заранее, — Зем вдохнул и длинно выдохнул, успокаивая собственное бешено бьющееся сердце. Развернулся и снова присел перед ней. Хотел взять её ладошки в свои, но девушка спрятала их под грудью. Ничего не оставалось, как положить руки по обе стороны на кровать, — я однажды пролежал два месяца в больнице с тяжёлым ранением в живот. Был момент, когда моя жизнь целиком зависела от того, кто сверху, — поднял глаза к потолку, — врачи тогда сделали всё, что могли.

Эва хоть ещё и не смотрела на него, но слушала внимательно.

— И я понимал, что нужно что-то менять. Что вся эта работа — дорога в один конец. И один-единственный раз попросил у Бога дать мне знак. Показать дорогу. Ну, знаешь, как радуга показывает, где прячется горшочек с золотом.

Девушка нахмурилась, не очень понимая, к чему он клонит.

— И представь мою реакцию, когда я увидел тебя. С радужными волосами.

Эва несколько долгих секунд вспоминала свой цвет волос в их первую встречи и подняла на мужчину лицо с удивлёнными большими глазами. Точно! Тот образ готовился под очень важного клиента.

— Это было как насмешка. Только не обижайся, — проговорил быстро, видя, как она снова нахмурила брови. Нежно погладил её большим пальцем по щеке, — просто ты такая яркая, живая…хорошая, — посмотрел на неё с теплотой, — а я… А у меня руки по локоть в крови, — вздохнул и опустил голову.

Выдохся.

Исчерпался.

Ощутил мягкое прикосновение прохладных пальчиков к своей руке и крепко их сжал.

— Я до сих пор не понимаю, за что мне такой подарок, как ты, — прошептал, ища ответы в её блестящих глазах.

— И я люблю тебя, Эва Гросс, — свободной рукой Арий из кармана джинс достал маленькую бордовую коробочку, — выходи за меня.