— Зачем вы хотите заниматься этим? Какого результата ждёте? — психотерапевт была приятной взрослой женщиной с глубокой голубизной глаз, но он всё равно чувствовал себя некомфортно и закрывался.

— Мне поставили такое условие — либо я хожу, либо качусь…куда подальше.

Женщина понимающе кивнула.

— Какие именно слова убедили вас?

— Что не хотят однажды столкнуться с моей неконтролируемой агрессией. Что хотят видеть понимание во мне. Что не хотят переживать за то, что на старости лет я буду вздрагивать от каждого громкого звука.

Арий хорошо помнил этот разговор. Прокучивал его, раскладывал на составляющие, менял.

— Вы понимаете, что это значит? — улыбнулась женщина.

— Конечно, — нахмурился и ещё больше вжался в кресло мужчина.

— Что, как минимум, она желает вам счастья. А, как максимум, на старости лет видит вас рядом с собою.

Арию на миг показалось, что он оглох и ослеп: внешний мир вдруг исчез, оставляя только эту женщину и сказанные ею слова. «Видит на старости лет рядом с собою?» Сколько раз он слышал этот разговор в своей голове и вроде бы понимал все слова, но смысла, лежащего на поверхности, не видел.

Из Ария будто вынули все кости. Он расслабленно растёкся по креслу, выдыхая.

Чёрт. Эва определённо умела мотивировать.

Так шло время. То стремительно катилось под откос, когда они были на деле, то затягивало в своё тягучее неподвижное болото, когда они отдыхали. Пока не раздался телефонный звонок.

Данила.

С той встречи в баре они не виделись и переписывались крайне редко.

— Эва в больнице в тяжёлом состоянии, — раздался его глухой голос и мир Ария низвергся в тёмную пучину.

22.

7 лет назад.

— Господи, Господи, Господи… — закусив до крови нижнюю губу и вжимая в лицо подушку так сильно, чтобы не просочился ни один лишний звук, выл в истерике четырнадцатилетний подросток.

Ему было до трясучки, до рвоты страшно. Но самое ужасное было в том, что подросток никому не мог рассказать об этом.

Отец в командировке, брат на улице, сидя на качелях, заигрывал с очередной хихикающей мамзель, а той женщине, которой пришлось заплатить, чтобы притворилась матерью, было глубоко пофиг.

— У вашего ребёнка тяжёлое прогрессирующее заболевание сердца. При должном уходе и лечении можно прожить дольше, чем это было раньше, но… — врач покачал головой.

«Нет! Нет! Нет!» — подросток забил ногами об кровать, отказываясь верить в услышанное. Ну кто в четырнадцать лет взаправду думает о смерти? Тут гормоны, максимализм, любовь, авантюры, а не жизнь в больничных стенах.

«Мама, — подросток изо всех сил сжался, прижимая голову к коленям, — что делать, мама?»

Мамы давно не было. Вернее, её не было никогда. И подросток знал её только по фотографиям и чужим воспоминаниям. И обращаться к ней можно было только мысленно. Но мама всегда помогала.

Выдохнуть сквозь сжатые зубы. Силой воли расслабить мышцы и перевернуться на спину. Раскинуть руки и ноги в стороны.

«Пока я живу, я буду помогать всем тем, кто рядом со мной. Пока я живу, я буду делать людей счастливыми. Пока я живу, никто не увидит моей боли и страха».

Обещание. Зарок. Наставление самому себе ощутимым грузом легло на плечи. И в то же время стало легче.

Так выстроился план, который мог оборваться в любой момент, но он был на это рассчитан. Список дел на ближайшее время давал иллюзию жизни. И хоть страх ещё кольцом сжимал горло, заставляя сердце тревожно биться в груди, подросток смог погрузиться в беспокойный сон, так и оставшись наедине со своим смертельным приговором.

Наши дни.

Арий собрался быстро. Ультимативно потребовал себе отпуск, а когда команда узнала причину — ушла за ним.

До городка, в котором жила Эва, добрались за два дня. Молчаливые и напряжённые. Данила не мог толком ничего рассказать. Эва дома упала в обморок, а когда её привезли в больницу, оказалось, что там хорошо девушку знают. Медперсонал очень сильно удивлялся, что родные не в курсе её состояния.

— Большие проблемы с сердцем. Как? Как она это скрывала столько времени? Зачем? — голос Данилы просел.

Это ни у кого не укладывалось в голове. Все сразу потребовали объяснений от Сокола.

— Ребят, я ничего не могу сказать, пока не узнаю диагноза. Но в определённых случаях она могла хорошо держаться на таблетках.

Но ведь она не пила таблетки! Они не видели, по крайней мере.

И тут холодом обдало, наверно, каждого.

Комната.

Они никому не разрешала заходить в комнату.

Сразу из аэропорта R7 поехала в больницу.

— Привет, — встречать их вышел Даня, но от того пышущего здоровьем улыбчивого мужчины ничего не осталось. Он посерел и буквально потух.

— Привет, — Даня все же протянул руку и обменялся со всеми рукопожатием. Старался держаться, как мог, — нам на второй этаж. Эва всё еще в реанимации.

Арий всегда прохладно относился к больницам. Пребывание в них было необходимостью, если с травмой не справлялся Сокол. Такой вполне себе, один из множества, временный дом. Сейчас же светлые стены давили.

— Па-ап, — они остановились перед огромным Дмитрием, который едва помещался на больничном хлипком стульчике. Он сидел, облокотив локти на колени и сжав голову ладонями, — Арий с командой приехали.

Медленно-медленно, словно голова была непомерно тяжёлой, генерал поднял её и Арий едва сдержал себя, чтобы не вздрогнуть. Дмитрий пил, о чём свидетельствовал запах перегара, под красными глазами налились мешки и морщинки вокруг рта и на лбу стали глубже. Но мужчина всё же поднялся и пожал всем руки.

— Спасибо, что приехали, — прохрипел он. И сел обратно. Словно стоять не было сил.

— Я бы хотел поговорить с врачом, — Сокол огляделся по сторонам.

— Да, сейчас, — спохватился Данила и пошёл звонить в звонок.

На него многое свалилось за эти дни. Отец не вывозил болезни дочери, так до конца и не оправившись после смерти горячо любимой жены. И как бы тяжело не было самому Дане — сестрой он очень дорожил — все координационные и организационные работы пришлось взять на себя.

Через несколько минут к ним вышел средних лет подтянутый мужчина в белом халате поверх зелёного костюма. Немного уставший, но взгляд сохранял ясный и твёрдый.

— Док, — первым подошёл Сокол и поздоровался с врачом, — Денис Никольский, военный хирург.

Во взгляде мужчины сразу же проснулось любопытство и уважение.

— Андрей Константинович Фролов, заведующий ОРИТ. Я так понимаю, вы по поводу Эвы?

— Да. Арий Силин, — представился Арий, — как она?

— А вы…?

— Друзья.

— Муж.

Сказали одновременно Сокол и Земной. Сокол подавил желание удивиться и лишь добавил:

— Да. Будущий.

— Хм, я думал Эва с Мироном планирует… — все ещё сомневался врач, а Ария поразила его осведомлённость по таким личным вопросам. Насколько же они близки?

— Не сложилось, — пожал плечами Земной.

— Ясно, — Андрей Константинович внимательно осмотрел всю компанию, — Эва в тяжёлом состоянии.

Дальше последовал набор терминов, который понимал только Сокол. История складывалась невесёлая.

Болеет Эва давно, с четырнадцати лет, когда она первый раз попала в больницу после такого же обморока. Тогда она приехала с отцом, которому вскоре пришлось уехать по делам и вся информация о состоянии её здоровья была отослана ему на электронку. Как потом призналась девушка, Мирон помог ей взломать и удалить это сообщение. Она так никому и не рассказала.

До совершеннолетия держалась хорошо, приходила на плановые осмотры, принимала низкие дозировки лекарств. Но сердце изнашивалось, ей приходилось чаще ложиться в больницу. Док знал, что многие процедуры девушка делала себе дома сама. Сейчас наступила декомпенсация.

— Но она же танцевала, — Арий хоть и понимал, что всё, что он слышит — правда, но вот это никак не укладывалось в голове. В его представлении люди с больным сердцем должны лежать на кровати и не шевелиться.